Помните, у Макаревича? "Вагонные споры – последнее дело, когда больше нечего пить…". Зато здесь и сейчас, в "Литературной газете", очередная дискуссия о русской литературе (уж сколько их было!). С ограничением временных рамок предмета исследования 2010-20 годами. Для кого и для чего дискуссия, не совсем ясно – и что в этой дискуссии
собственно нового. И: почему дискуссия не "о русской и русскоязычной литературе"? И: почему за скобками зарубежная ветвь словесности –
других писателей у нас для вас нет?
Фото: alapin.ru.
Переангажированные авторы отечественного розлива, чьи заштампованные в СМИ имена упоминать становится моветоном (настолько они примелькались), давно на слуху и у так называемого литсообщества, и у так называемого электората. Ему-то, электорату, читающему не только банальный поплит, но иной раз и кое-то полюбопытней, пресловутое сообщество и навязывает далеко не всегда первосортный книжный продукт. Не забудем о и ПИПах: персонифицированных издательских проектах, но это отдельная тема.
В
статье "Под знаком сочинительства" ("ЛГ" №5/2020), явившейся поводом для дискуссии в "Литгазете", Роман Сенчин упоминает в основном ангажированных литераторов последнего тридцатилетия, а не десятилетия, как, кажется, планировалось изначально. Это закономерно – последнего десятилетия (2010-20) для анализа ситуации мало, ведь именно с 1990-х
живые начинают дышать свободно (и дышат так по крайне мере лет десять, до 2000-го), а
совеццкие испытывают клинический дискомфорт и судорожно ностальгируют то по полёту в космос, то по пресловутой "колбасе-за-два-двадцать". И всё это, разумеется, ещё как отразилось на литературном поле.
Роман Сенчин. Фото из личного архива.
В этом тексте речь пойдет о живом: о читателе со своим мнением, которое обычно не совпадает с генеральной линией литпартии, транслируемой в том числе через литпартийных поп-критиков. И о живых: о читателях, которые читали и читают то, что не считается в том числе "придворной литературой" нового российского капитализма.
Разумеется, определённые знаковые фамилии будут проскальзывать – далеко не все лауреаты премий и создатели бестселлеров бездарны: случаются прорывы. И какие! Вспомним хотя бы "Русский Букер"-2017 – какие страсти бушевали, как разбивались от горя суровые мужские сердца, не сорвавшие вовремя райтерский куш! Кукиш, который показал "писателям-всея-руси" роман Александры Николаенко "Убить Бобрыкина!", уж точно войдет в историю литературы, ибо роман этот (если по Гамбургскому досрочно), – роман высочайшего уровня: при всех его шероховатостях по причине отсутствия корректора в первом издании, и только-то. Увы, в отечественной похоронной литпроцессии (термин мой: независимого литпроцесса у нас нет) балом правит в массе своей всё же посредственность: так и ранжируют авторов – по способности писать "не лучше, чем ***". Ведь если писать "лучше, чем ***", можно стать его конкурентом. А этого (конкурента-то) "писатели-всея-руси" не потерпят, ибо узки врата к кормушке да тернист путь.
И потому продолжим тему в частном порядке частной читательской жизни.
Ниже – сугубо личный срез того, что или захватило в своё время автора этих строк, или не оставило иных возможностей пройти мимо: имена, книги – из чистого любопытства, по работе и по любви... Срез, не претендующий на объективность, которой, если кто-то забыл, не существует в принципе. Своего рода пуантилистичный конспект, созданный по мотивам "больших и малых картин" современной русскоязычной прозы конца XX – начала XXI-го. Пёстрой, разноликой, запоминающейся – раздражающей тех, кто в ней либо мало что смыслит (и/или чужому дару, плебей, завидует); резонирующей с теми, кто чувствует музыку слова и/или работает над ним, словом, на уровне фонемы.
…
Поехали!
Фото: heroine.ru
1990-е. В прошлом веке – миллионные тиражи Валерии Нарбиковой: "Шёпот шума" и другие истории; истории, срывающие с человека приросшую к лицу социальную маску. Елена Сазанович с повестью о любви и свободе "Прекрасная мельничиха". Увы, и Нарбикова, и Сазанович полузабыты нынешними литпроцессионными смотрителями, хотя обе продолжают писать и должны б публиковаться если не вместо условных шнеллеров, то наряду с ними. Далее через запятую: "Отделение пропащих" т.н. принцессы стиля Марины Палей, едва ли не намеренно забытой всё теми же официозными "литкарателями" (возможно, по причине её эмиграции, хотя это более чем условность); "Русская красавица" столь многими не любимого Виктора Ерофеева; "Факультет патологии", "Наташа" и "Псих" эмигранта Александра Минчина; "Жизнь насекомых" (и всё прочее, собственно) Виктора Пелевина; "Тридцатая любовь Марины" (и всё прочее) Владимира Сорокина; "Медея и её дети" Людмилы Улицкой; "Цинковые мальчики" Светланы Алексиевич, – и стоп.
…
2000-е: "Притон просветлённых" и "Travel Агнец" Анастасии Гостевой – настоящий прорыв того времени, невероятно мощная и живая проза с моментами психоделических отступлений и очень вменяемой эзотерики (Гостева в силу ряда причин книг больше не пишет, занимаясь куда более полезным для души своей делом). Далее через запятую: "Spring.doc" и "Некурящий Радищев" Ольги Татариновой, "В безбожных переулках" Олега Павлова, "Побег куманики" (и всё прочее) Лены Элтанг, "Клеменс" и "Ланч" Марины Палей, "Прощание в Стамбуле" Владимира Лорченкова, "Т" (и всё прочее) Виктора Пелевина, "mASIAfucker" и "Мачо не плачут" Ильи Стогова, "Рубашка" Евгения Гришковца, "Пение известняка" Александра Иличевского, "Блуждающее время" Юрия Мамлеева, избранные рассказы Игоря Яркевича, "Шествовать. Прихватить рог" Юлии Кокошко, "Чёрная икона русской литературы" Алины Витухновской, – и снова стоп. Отдельным пунктом имеет смысл выделить автобиографическую книгу Полины Осетинской "Прощай, грусть!": действительно потрясающая история.
…
2010/20-е: "Убить Бобрыкина!" Александры Николаенко – один из самых ярких романов рассматриваемого десятилетия: комментарии излишни.
Этот тот самый редкий случай, когда автор получает премию именно за талант, а не за окололитературный шум и не благодаря "правильному" умению "тусоваться с кем надо". Далее через запятую: "Кысь" Татьяны Толстой, "Елтышевы" Романа Сенчина, "Предназначение" Дмитрия Горчева, "Скажи красный" Каринэ Арутюновой, "Черновик человека" Марии Рыбаковой, "Хорошая жизнь" Маргариты Олари, "Собачий Царь" Ульи Новы, "Номер Один, или В садах других возможностей" Людмилы Петрушевской, "Знаки любви и ее окончания" Марты Кетро, "Растения цвета любви" Татьяны Дагович, "Вот мы и встретились" Андрея Бычкова, "Финтифля" Наталии Гиляровой, "Соседская девочка" Дениса Драгунского, "Сперматозоиды" Натальи Рубановой (автор этих строк считает уместным включить в данный список роман собственного производства, удостоенный тогда еще живой Премии журнала "Юность" – роман, который в свое время был номинирован в т.ч. на "Нацбест" благодаря Виктору Топорову).
Отдельно хотелось бы выделить иллюстрированный сборник любовных новелл "Я в Лиссабоне. Не одна" (2014), под корешком которого были собраны тексты русскоязычных авторов разных стран: когда-то мне довелось выступить в роли автора-составителя сего скандально известного издания. История создания и сожжения (опечатки нет) этой книги достойна отдельного тома под названием "Лиссабонское Дело", ибо весь тираж, за исключением нескольких десятков авторских экземпляров, – 3000 – уничтожен. Уничтожен в России в XXI веке: нонсенс. Издательская самоцензура середины 2010-х закрутила гайки так, что все ахнули – я уже писала об этом в "Новых Известиях", а также в журналах "Традиции и Авангард" и "Новый Свет". В 2020 году опальная книга вышла в канадском издательстве "Accent Graphics Communications" (Оттава), и это хорошее дело: буковки на самом-то деле не горят. Переизданную, в буквальном смысле возрожденную из пепла книгу "Я в Лиссабоне. Не одна" можно теперь заказать по интернету. Эта книг – уже не столько литературный факт, сколько акт цензурного мракобесия.
…
Что кроется за всеми этими именами писателей и названиями их книг – за всей этой разнокалиберной авторской энергетикой? Какие тенденции формируют современную словесность? Что, в конце концов, здесь и сейчас происходит?.. Ответить на вопрос сей однозначно невозможно уже хотя бы из-за "водораздела": литературный мир, волшебный мир словесности, давно поделен литфункционерами на "своих" и "чужих". Поляны, что называется, попилены-с.
Вот вам ангажированная литература (дрессированная, "правильная", конформная, предсказуемая, – иногда небездарная, но чаще мертвецки пристойная: не стыдно показать и почившей прабабушке, хоть в гроб клади) – ангажированная в лице поп-авторов и поп-критиков, а вот – литература непридворная: свободная, "неправильная", "неудобная", живая и, как ни крути у виска, вечная.
Каждый выбирает для себя.
