Авторы идеи, организаторы и художественные руководители “Возвращения” – скрипач Роман Минц и гобоист Дмитрий Булгаков – не приветствуют пафос, фанаберию и надувание щек. Последний концерт, по словам организаторов, не имеет большей ценности, чем первый. И в проекте с двадцатилетним стажем предпочитаются отнюдь не круглые даты.
“Возвращение” – это сольная, камерная и ансамблевая музыка. Четыре концерта: три тематических (это фирменная примета) и четвертый – по заявкам, только не публики, а самих музыкантов. Темы трактуются предельно широко, от буквальных смыслов до многозначных ассоциаций. Но литературности совсем нет. Музыка определяет всё. Начиная от порядка номеров в концертах, когда хронология не важна, а важна лишь музыкальная драматургия, так что двадцатый век может предшествовать четырнадцатому. В этом году музыка рождается под невеселыми грифами “Оpportunism”, “Несвобода” и “Mort”. Названия не означают, что на концертах царят бесконечная скорбь и рыдания.
Первый вечер – “Оpportunism” – был посвящен теме музыкальных приношений власти и сильным мира сего. Такого рода поступки на протяжении веков позволяли себе – по разным причинам – многие композиторы, в том числе великие. Причиной могли быть искренние восторги или липкий страх (часто – вместе), карьеризм или желание заработка. Общепринятая в эпоху монархий практика отношений художника и аристократа не похожа, конечно, на спасение своей жизни при тоталитарном режиме. Соотношения заказа и порыва, искренности и фальши, ужаса и цинизма бывали разными. И все это сложными путями коррелировалось с качеством музыки, которое могло быть при этом и прекрасным.
“Оппортунизм” начался с “Поэмы о Сталине” Арама Хачатуряна. Причины ее создания – формально – 60-летие вождя, а фактически – горькие итоговые слова композитора: “Шостакович, когда его ругали, работал, а я хотел повеситься”. Написанная для смешанного хора и оркестра, верноподданнически-хвалебная “Поэма” после войны была переложена для фортепиано в четыре руки. Чтобы в каждом сельском клубе можно было восхвалять вождя. В исполнении Вадима Холоденко и Якова Кацнельсона все восклицательные знаки музыки, с ее бесконечными секвенциями и многословной восточной цветистостью, прозвучали и красочно, и иронично: такое вот неистовство лести с подспудной пустотой.
Фото: Ирина Шымчак
Затем последовал скачок в старину, коль стилевой и эмоциональный контраст – часть подразумеваемой концепции фестиваля. Музыка Филиппокта Казертского (Par les bons Gedeons et Sanson / “C именем блаженных Гедеона и Самсона”) и Сourtois Et Sages / “Куртуазный и мудрый” Магистра Эгидиуса (оба- XIV век) прозвучала в исполнении нового участника “Возвращения” – ансамбля Labyrinthus. Анастасия Бондарева (вокал), и также Александр Горбунов (виела, гитерн), и Данил Рябчиков (цитоль, художественный руководитель) – специалисты по средневековой музыке, играющие на аутентичных инструментах. А тот факт, что сочинители посвятили свои опусы “антипапе” Клименту Седьмому во времена раскола власти в католической церкви, не отменяет прелести старинного трехголосия. Средневековые мастера умели льстить с чувством собственного достоинства. И роскошно работали с длительностями: ритм все время множится и повторяется, кокетничая с высотой звучания: догонишь? – нет, не догонишь.
Фото: Ирина Шымчак Сонату №2 для фортепиано и виолончели соль минор Бетховен посвятил королю Пруссии Фридриху- Вильгельму, который слыл неплохим музыкантом-любителем и сам играл на виолончели. Бетховен получил за партитуру ящик золотых монет. Пианист Александр Кобрин и виолончелист Клаудио Бохоркес сыграли эту вещь с удивительным ощущением целостности формы, при том, что композитор, как он говорил, умудрился “поместить в одну пьесу то, что было достаточно для двадцати”. Кобрин, чуткий партнер, сделал все, чтобы выразительность рояля не перекрыла струнный инструмент, а Бохорсес благодарно откликнулся, как прекрасный мастер, со склонностью к четкому, чуть жесткому, но полному динамических оттенков звучанию.
Фото: Ирина Шымчак
То, как ансамбль солистов сыграл Второй Бранденбургский концерт Баха, можно описать словами “без почтения к академическим сединам”. И это прекрасно как принцип. Ведь Бранденбургские концерты – развлекательная светская музыка, которуюБах послал маркграфу Бранденбургскому, в надежде на придворный пост руководителя оркестра. Ничего из этого не вышло, музыку проигнорировали, а рукопись пролежала в архиве сто лет. Тем самым маркграф многого себя лишил. Например, бурной первой части, где у Баха знаменитое соло трубы. На “Возвращении” особенно легла на душу вторая часть, Andante, когда флейта Марии Федотовой, гобой Дмитрия Булгакова и скрипка Романа Минца поочередно вступали в нежнейшую, доверительную беседу.
В Триптихе для скрипки и фортепиано Сен-Санса дуэт скрипачки Алены Баевой и пианиста Вадима Холоденко импрессионистская “ускользающая” прихотливость возникла из идеального взаимодействия солистов – по балансу звучности и тембровой выразительности, по ритмической ясности и передаче нюансов. Если эту вещь так же играли в 1912 году, когда композитор посвятил Триптих бельгийской королеве Елизавете, сиятельной меломанке крупно повезло.
Фото: Ирина ШымчакДмитрий Шостакович в середине прошлого века написал хоровой цикл без сопровождения “Десять поэм на стихи революционных поэтов”. С интонациями революционных песен, вплетенных в полифонию а-ля старинный распев. Такой прием, призванный выражать особую торжественность, соответствовал социальному заказу эпохи – сакрализировать идеи революции. С одновременной демонстрацией лояльности автора. Камерный хор Музыкального училища имени Гнесиных под управлением Петра Савинкова показал высокий класс, соответствующий качеству музыки. Ведь неустойчивое положение Шостаковича в сталинской России – между орденами и плахой – не мешало ему создавать шедевры.
Фото: Ирина Шымчак
И наконец, Карл Орф и Гунильд Кетман, с их “Уличной песенкой” для инструментального ансамбля ударных, из собрания “Музыка для детей”, предназначенного для воспитательной системы Орф-Шульверк. Согласно ей, дети могут и должны приобщаться к музыке через коллективную игру, развивая свои творческие способности, а аранжировки (вполне искусные) популярных песенок в этом помогут. И все бы хорошо, но композитор предлагал свои идеи Гитлерюгенду. К счастью для послевоенной судьбы Орфа, Гитлерюгенд идеи отверг. И то правда: зачем ему нужны развитые дети?
Фото: Ирина Шымчак Это сентиментальное и одновременно страшненькое путешествие еще раз показало продуктивность идеи фестиваля, когда музыка разных эпох в сопоставлении непохожих талантов рождает контексты. Эстетические, исторические, культурные и социальные. “Возвращение” предлагает интеллектуальное и душевное пиршество, и самое продуктивное занятие тут – не только чувствовать, но и думать. Сопоставляя эпохи и нравы, фестиваль не только приглашает публику в увлекательное звуковое путешествие. Фактически он проводит исследовательскую, музыковедческую работу. А слушатели сами решают, что с чем и каким образом соотносится и как вечная универсальность проявлена в современности. Потому что это – территория свободы. И, как сказал Стендаль, “ноты – лишь искусство записывать идеи. Главное – иметь их”.
