Премьера “Сицилийской вечерни” состоялась в 1855 году в Парижской опере. Верди, хотя его это и раздражало, написал большую балетную сцену: принципы модной во Франции “большой оперы” такого непременно требовали. Как и квази-исторического сюжета, броских коллизий, впечатляющих массовых сцен и костюмной картинности. Все это есть в либретто драматурга Скриба, основанном на реальном историческом факте – восстании сицилийцев против захватчиков-французов в тринадцатом веке.
На фоне народных волнений, вызванных убийством местного герцога, пламенный патриот Прочида с соратниками (молодой сицилиец Арриго и его любимая Елена) сталкиваются с главой оккупантов, французским губернатором острова де Монфором. Арриго оказывается сыном Монфора и разрывается между преданностью восстанию и отношениями с идейно ненавидимым отцом. Финал кровавый – по сигналу колокола на свадьбе Елены и Арриго восставшие сицилийцы режут всех подряд.
Фото: Наталья Разина Мариинский театр пригласил на “Вечерню” французского режиссера Арно Бернара. Ставить про 1282 год Бернару было неинтересно. По его мнению, все эти восстания случились слишком давно и нынешнюю публику не взволнуют. Режиссеру хотелось чего-то современного. Новое решение лежало на поверхности. Ведь “сицилийская” провоцирует на слово “мафия”. Как слово “швейцарский” вызывает в памяти “сыр” или “банк”. К тому же, говорит Бернар, историю Сицилии знают немногие, а фильмы “Крестный отец” и “Однажды в Америке” смотрели все. И режиссер перенес действие в мафиозную среду. Кстати, он тут не первый. Бернар, правда, увел действие с Сицилии и отправил героев за океан, в Америку двадцатых годов, когда введение “сухого закона” стало раем для бандитов. Так Прочида стал главарем мафиозного клана, Монфор – полицейским комиссаром, а средневековые сицилийцы – жителями итальянского квартала в Нью-Йорке.
В итоге из трех составляющих “Вечерни” – любовной истории, конфликте поколений и освободительной борьбы – остались первые две. А вместо любви к родине появилась любовь к наживе.
Фото: Наталья Разина Во время увертюры нас быстро вводят в контекст. Сперва черно-белая кинохроника: берег Америки, статуя Свободы, корабли с эмигрантами, очередь с чемоданами. Плюс краткий рассказ о “сухом законе” и безжалостном предводителе мафии Лаки Лучано, с которого списан нынешний Прочида. Тут же разыгранное в немой сцене “убийство герцога”, то есть, по новым правилам, допрос эмигранта полицией, с пристрастием. Монфор заседает не в замке, а в кабинете со звездно-полосатым флагом. Прочида поет о патриотизме не на берегу, а в кабаке, глядя на фотографию. Американские сицилийцы встречаются около кафе “Палермо”. Пища для ненависти к власти – внешне – возгласы “наших бьют”. Но на деле главное – бутылки запрещенного виски, выливаемые полицией в канализацию.
Фото: Наталья Разина Мужчины и женщины в тщательно воссозданных одеждах двадцатых годов наскакивают на стражей порядка, грозя кулаками и ножами (в финале поливая из ружей и револьверов). Елена, фактически муза мафии, приехавшая в действие на автомобиле, первую арию споет, сидя на ящиках со спиртным. Дуэт с Арриго проходит на складе контрабандной продукции, под рекламой вермута. На сцене будет “настоящая” американская тюрьма с массой подробностей: и тюремная виселица, с которой на наших глазах снимают повешенных. (Странно, что не электрический стул). А статую Мадонны густо облепливают долларами.
Фото: Наталья РазинаПеределка сюжета и места действия в принципе не отменила духа “большой французской оперы”, но забавно отразилась на восприятии слов (ведь старый текст никуда не делся). Офицера американской полиции называют “гордостью Франции” и “губернатором”. Видимо, клички. А упомянутый Педро Арагонский, от которого ждут помощи – не король, как было в опере прежде, а, надо полагать, крестный отец союзной группировки.
Бернар довольно ловко погружает действие в быт и подчеркивает сходство спектакля с фильмами “про мафию”. Мастеровито выделанная массовка то и дело замирает в стоп-кадрах. Камерные сцены происходят в пространстве небольших “выемок”, вырезанных в недрах большого “черного кабинета”. Ключевые дуэты поются на авансцене, это как крупный план в кино – и еще чисто оперное, за занавесом в этот момент меняют декорации.
Фото: Наталья РазинаБалет “Времена года”, отважно не купированный режиссером, в четырехчасовом спектакле не вышел за пределы чистого “украшательства”, тормозящего действие: кабаре для сицилийской диаспоры, полуголые девочки, фокстрот с канканом. Оркестр под управлением Гергиева играл броско и темпераментно, подчеркивая “итальянистость”, как и положено у Верди, тем более в опере про злодейства мафии.
Правда, пылкая душевность мелодий не раз ступала в конфликт с предложенными бандитскими обстоятельствами. Иной раз такой конфликт высекал новые смыслы, в другие моменты заставлял скептически улыбаться. Но тут уж не дирижер виноват.
Главное вокальное впечатление – от великолепного Ильдара Абдразакова (Прочида): не только фантастически красивый и сильный голос, но и безжалостность стервятника в актерской игре. Уверенно-крепко выступил Владислав Сулимский (Монфор). Маститая Мария Гулегина, которая часто говорит о своей нелюбви к “режиссерским операм”, тем не менее, вышла на сцену в партии юной Елены. Ее сценический любовник Арриго (Мигран Агаджанян), обладатель специфического тенорового тембра, во всяком случае, обладает темпераментом “под сицилийца”.
Фото: Наталья Разина В исконном раскладе “Сицилийской вечерни” были герои и антигерои. В нынешнем спектакле, что называется, все “хороши”. “Это как в жизни”, говорит Бернар, а жизнь – стечение далеко не всегда красивых реалий, и люди не делятся четко на хороших и плохих. Впрочем, Прочида, борец за родину с его высокопарными фразами, и в либретто Скриба безжалостный фанатик, не жалеющий людей ради абстрактной идеи. Втиснув “борца” в рамки мафии, Бернар, сам того, кажется, не ведая, поставил спектакль на злободневную тему. Он показал людей, которые трескучей риторикой прикрывают наглую жадность и кровавую подлость. Выспренно говорить и под этим прикрытием быть бандитом. Удобная позиция. Только и всего.
