"Главное, что писатель сотворяет новые миры…" Опрос "Ревизора.ru". Часть 2.

Напоминаем вопросы "Ревизора.ru".

 

Кандидат психологических наук, занимался преподавательской и научно-исследовательской деятельностью в России, Новой Зеландии и Австралии. Публиковался в "Новом журнале", "Волге", "Дружбе народов", "Юности" и др. Автор двух сборников рассказов: "Шла шаша по соше" (2015, лонг-лист премии "НОС") и "Срез" (2018). Финалист "Open Eurasia and Central Asia Book Forum and Literature Festival 2015". В 2017 и 2020 годах – первое место в Германском Международном литературном конкурсе "Лучшая книга года". С 2003 года живёт и работает в Сиднее.


Фото из личного архива писателя. 

1. Слова "писатель" и "писательство" кажутся мне не самыми удачными применительно к ныне здравствующим авторам. Кто писатель, а кто нет, решает время. По существу вопроса. Биография – нет. Талант – да. Стремление рассказать историю? Я бы сформулировал иначе. Не обязательно историю – что угодно, хоть инструкцию для утюга, главное – как. Мой ответ: желание и умение увлекательно рассказать о чем-то в форме художественного текста.

2.   С утверждением Дины Рубиной согласен. Прототипы есть почти у всех моих героев. Кто-то знает, кто-то нет. Отношение тех, кто знает, предсказуемо: умные понимающе улыбаются, глупые иногда обижаются.

3.  Если прочесть стихотворение Гумилева целиком, то смысл первых строк становится яснее. И нет, я не вижу себя человеком другой эпохи, которому неуютно в современной. Тем более, не склонен романтизировать нравы античного мира или, упаси господи, средних веков. Несоответствие я чувствую в другом. В том, что настоящее или даже недавнее прошлое трудно понять, трудно сказать о нем что-либо внятное. Потому что ты – белка внутри колеса и не видишь извне ни его, ни себя. События, изменения происходят слишком быстро. Взгляд c дистанции лет в десять помогает "остановить" это колесо, покрутить его, не спеша, назад-вперед, вникнуть в логику и смысл происходившего. Это не новая мысль, конечно.

 

Писатель, журналист, культуролог. Автор пяти романов. В 90-е -2000-е годы – соучредитель литературного альманаха "Родомысл", объединяющего русскоговорящих писателей стран СНГ. В начале 2000-х – заместитель главного редактора журнала "Москва". Рассказы печатались в периодике: "Москва", "Домашнее чтение", "Октябрь", "Алтай" и др.  В 2019 году вышел двухтомник: "Кино. История. Средние века" и "Кино. История. После средних веков". Читает авторский курс "История Европы в шедеврах мирового кинематографа" в РУДН и на открытых площадках (в рамках проекта "Просвещение" в Гостином Дворе, в Институте Сервантеса и Немецком доме).


Фото из личного архива писательницы.

1. Для меня главное, что писатель сотворяет новые миры. Эти вселенные  могут быть убогими или вторичными, как у графомана. Или огромными, разветвленными и затягивающими тебя в свои глубины, как у Гоголя или Набокова. Уверена, что все они имеют право на существование: живет ли в них (оживляя собой придуманное пространство) только один человек – сам автор, или миллионы читателей. Для творческого бытия нужен и скудный литературный бульон, и вожделенная мозговая косточка.

2.  Думаю, что писатель создает свои миры всегда из себя самого, поэтому так часто первые романы или рассказы бывают автобиографичны. Но если их герои окроплены живой водой вдохновения, то со временем они начинают не слушаться автора и требовать независимости, дерзят и вставляют ему палки в  клавиши компьютера. Если автор позволяет им зажить своей жизнью, то персонажи сами ведут его повествование, только успевай записывать. У меня, по крайней мере, так. Когда я писала свой первый роман, то типажи многих героев списала со своих друзей и знакомых, но сами истории выдумала. Пришло время давать персонажам имена, и это оказалось очень сложно - найти верное имя. Промучившись несколько недель, я нагло оставила большей части героев реальные имена их прародителей. Роман состоял из иронических рассказов в стиле Тэффи. Редактор сказал: "Тебя за это прибьют". Но, прочитав рассказы, про свои выдуманные приключения, многие из моих друзей стали ими хвастаться перед окружающими, как реальными. "Вас не смущает, что этого на самом деле не происходило", - в некоторой растерянности спрашивала я. "Нет, - нахально отвечали они, - ты же написала, что это с нами было, значит, это правда. Имена-то наши!"

3.  Отношения писателя с этим миром всегда очень запутаны. Великий и таинственный Сэлинджер с горечью чувствовал, что он "жил в этом мире, но не принадлежал ему". Я часто слушаю "Радио Книга", особенно люблю передачи о  забытых русских писателях XIX века. Некоторые имена я слышу вообще впервые, а в свое время они гремели на всю Россию, и их тексты и бытие авторов полностью соответствовали реалиям того времени. Чехов, между тем, со своей мизантропией плелся лишь в первой сотне по популярности. А такого писателя, как Кафка, его современники не знали в принципе, потому как его отношения с действительностью были настолько мрачны, что он вовсе писал "в стол". Мне кажется, что даже если писатель не обнародует свои личные связи со времен и эпохой, все равно каждый читатель нутром чует отношение автора с жизнью. Оно невербально считывается из текста и бывает созвучно или не созвучно, открывшему книгу. Остальное – предмет исследования литературоведов. Не думаю, что кому-то особенно интересны мои взаимоотношения с миром, но определюсь. В юности я ощущала нашу жизнь как жуткое, темное, смрадное чистилище и считала, что эта планета – не моя родина. Поэтому от страха и отвращения я писала грустно-смешливые рассказы. А теперь мир для меня – захватывающее приключение, полное непознаваемых связей пространство, каждая крупица которого достойна вечности. Поэтому теперь я с упоением пишу биографические очерки о злодеях и гениях прошлых веков.

 

Соавтор литературного дуэта "Анна и Сергей Литвиновы", выпустившего более 80 детективных и приключенческих романов и сборников рассказов. Работал журналистом, печатался в "Смене", "Крокодиле", "Студенческом меридиане", "Литературной газете". Автор четырех книг рассказов и очерков. Ведет колонку в еженедельнике "Мир новостей".


Фото из личного архива писателя.

1. Писательство — это проклятие. Это тавро, клеймо, некий изъян в ДНК, которым человека награждает природа или Господь. Недаром же великий Чехов говорил, что всякого только что родившегося младенца следует сильно высечь со словами: "Не пиши! Не пиши! Не будь писателем!" Шутка — ложь, да в ней намек: человека пишущего все-таки гораздо чаще ожидают по жизни синяки и шишки, нежели пряники и пышки.

По моим наблюдениям, примерно один человек из ста рождается с умением связно сочинять истории на своем родном языке. Но кто-то даже не подозревает о свалившемся на него даре, и лишь друзья и знакомые восклицают: ах, как хорошо N.N. пишет письма (или научные отчеты)! Кто-то сознательно зарывает свой талант в землю, кто-то не находит свою тему, свой жанр или стиль. И им, конечно, тяжелее всего.

Несладко, однако, и тем немногим счастливчикам, кто прорывается к печатному станку. Их мучают все: издатели, редактора, критики и читатели. Никто и никогда не воздает им тех почестей и не приносит тех богатств, которых каждый пишущий (во глубине своей души) бывает достоин.

Правда, случаются — не очень часто, но случаются — счастливые моменты, когда нахлынет (по Ильфу-Петрову) "потный вал вдохновения", и временно исчезает всё вокруг, забываются несовершенства мира, заботы, болезни, и, кажется, что сам Бог диктует тебе слова, рисует перед тобой картины, и надо только успеть запечатлеть их на бумаге. Это состояние, когда оно временами приходит, искупает — не всё, но многое.

2.  Когда мы с сестрой моей и постоянным соавтором Аней Литвиновой только вставали на путь совместного художественного творчества, был такой случай. Мы с ней параллельно тогда занимались бизнесом, и один контрагент не просто "кинул нас на бабки" (как тогда, в конце 90-х, изящно изъяснялись), но еще и очень грубо, оскорбительно с ней поговорил. Что ж! Мы вывели его в своем самом первом романе, и даже не в роли какого-нибудь изверга, или, напротив, не стали убивать этого героя или расчленять. Нет, он оказался всего-то бандитской "шестеркой", который от ужаса при боестолкновении с главным героем …описался. Прошло примерно полгода, роман вышел. А еще через месяц мы стороной узнали, что этот человек, довольно могучий пятидесятилетний мужик, скоропостижно скончался от инсульта!

Не думаю, что несчастье случилось потому, что он себя узнал и сильно расстроился. Мы вообще ему дали "роль", как бывают в компьютерной игре "неписи", неигровые персонажи. В кино даже фамилии исполнителя не было бы в титрах, просто массовка. Разве что звали этого героя так же, как нашего недруга, и мы его имели в виду, когда писали.  

Конечно, это чистой воды случайность, но все-таки "солнце останавливали словом, словом разрушали города" (Гумилёв). Поэтому надо с ним, со словом, обращаться крайне осторожно — и со своими прототипами тоже. Возникали, конечно, и дальше искушения "покарать" через художественное творчество своих недоброжелателей — но не дай Бог. Больше никогда и никого мы из жизни в свои герои не тащили. И если наша фантазия позволяет из головы придумать детективный, приключенческий или фантастический сюжет — неужели она не создаст героев, которых в реальности нет на земле, и они все целиком, — есть плод нашего воображения?

3.   Мне не нравится нынешнее время. А так как наш жанр — детектив, приключения, фантастика — чистой воды эскапизм, то мы с моим соавтором все чаще, заодно, и из нынешнего времени эмигрируем. Практически все действие последнего нашего романа "Завтра может не быть" происходит в 1959 году. Мои рассказы из единоличного сборника "Смерть отменяется" — почти все разворачиваются в разных вариантах альтернативной реальности. В жизни невозможно времена "те на эти поменять" (Кушнер), а в романе — запросто, и это одна из немногих потрясающих привилегий, которые дается писателю.

 

Член Союза писателей Санкт-Петербурга и Союза писателей Москвы. Автор трех романов: "Медведь" (М., Время, 2012),  "Карниз" (М., Эксмо, 2015), "Доктор Х и его дети" – лауреат Премии им. Н.В. Гоголя-2018 (М., Эксмо, 2020). Член редакционного совета литературно-художественного и общественно-политического журнала "Дружба народов". Печаталась в журналах "Дружба народов", "Знамя", "Урал", вела собственные проекты в "Литературной газете".


Фото из личного архива писательницы.

1.  Нерв. Искренность. Честность. Жизнь каждый день может подкидывать нам десятки сюжетов, но если они не затрагивают душу, не откликаются в нас, ни одна история не оживет, а если и будет написана, читатель в нее не поверит. Знаете, как большинство советских детей я много читала. Мечтала стать астрономом, археологом или писателем. Потом была взрослая жизнь, в которой я четко знала: нечего сказать, не надо и бумагу марать, тем более в стране, подарившей миру столько классиков литературы. Однажды у меня случилось большое личное горе, и в какой-то момент я поняла, что сказать мне есть что. По крайней мере, может быть то, что я напишу, поможет преодолеть какую-либо тяжелую жизненную ситуацию другим. Трудно судить, насколько у меня получилось, но книга вышла, и довольно давно – в 2012 году. Удивительно, мне до сих пор иногда пишут люди со словами благодарности. Время лечит, у меня уже нет той эмоции, иммунитет образовался, а только что прочитавший человек делится с тобой своими переживаниями, говорит, что понял, как важно ценить жизнь даже в самых обыденных, повседневных ее проявлениях – и даже особенно в них, ведь если тебе тяжело, только заключенное в мелочах счастье способно согреть душу. Я потому и пишу не на потоке, мало и долго, что не умею говорить о чем-то, не пропустив через себя.

2.  Это как "мнение редакции может не совпадать с мнением автора" и меж тем на чистом глазу публикуется заведомо провокативная статья с жонглированием фактов и складыванием их в тот паззл, который замыслил манипулятор? Знаем, проходили. Применительно к художественной прозе в этом клише не вижу ничего зазорного, хотя, возможно, в ряде случаев это действительно такое превентивное "Ку!" в адрес уж слишком реальных персонажей. В то же время, мне кажется, что формулировка о случайности совпадений лежит еще и в сфере стандартного подхода издательства. Вот, напомнили. Специально достала с полки свой первый роман, читаем прямо над выходными данными: "Совпадения образов, характеристик, портретов и имен – абсолютно случайны". Меня никто и не спрашивал, а книга полностью автобиографична, я этого не скрываю, и там совпадает примерно этак все.

В двух других романах у героев есть прообразы, мы с вами подробно говорили об этом в недавнем интервью "Ревизору", но тут уже надо понимать, что одно дело – реальный человек, и совсем другое – персонаж. Все мы прекрасно знаем, что, запущенный в пространство художественного текста, даже самый реальный прототип почти сразу перестает им быть, обретает свои черты, подчас своевольничает, а бывает и меняет планы автора, когда уже он ведет писателя. Это мы не о записках сумасшедшего, а о той аксиоме, согласно которой литература живет по своим законам.

3. Нам, прозаикам, не угнаться за поэтами. Не буду даже пытаться, повторю известные всем строки Александра Кушнера: "Времена не выбирают, в них живут и умирают". А уж насколько ты в них вежлив с жизнью – своей и чужой, какие преграды ставишь, а какие преодолеваешь, каждый решает сам.

 

Прозаик, художник, иллюстратор. Лауреат литературной премии "Русский Букер" за роман "Убить Бобрыкина. История одного убийства". Финалист литературной премии "Ясная Поляна" 2019 года с романом "Небесный почтальон Федя Булкин".


Фото из личного архива писательницы.

1.  Или. Писатель, не просто "человек, стремящийся рассказать историю";"Человек стремящийся рассказать историю", пусть даже талантливо – это рассказчик. Талантливый рассказчик и писатель далеко не одно и то же. Писатель – человек, надеющийся при помощи талантливо рассказанной истории, изменить мир к лучшему.

2. Нет "одиноко пишущего человека". Мы пишем картины, стихи, прозу, музыку на основе своего мироощущения, знания, опыта, боли, радости, на основе мира и своих вопросов к нему. Вся моя жизнь, жизнь вокруг меня, прообраз того, что мной написано.  И, разумеется, Оруэлл, и его "Скотный двор", Брэдбери, Толкиен и его бессмертные хоббиты, это реальные люди, реальные судьбы. Это те же "Война и мир", те же вопросы, та же самая попытка понять, та же самая попытка ответить хоть на один вопрос бесконечности.

3.  Гумилев, как никто другой, несмотря на эту цитату, представлял свой век, и представил настолько зримо, что остался во времени навсегда. Ему было тяжело в его времени, разумеется, но и нам сейчас, сегодня – не легче. Отражение времени, вот что еще такое настоящий поэт, прозаик, ученый, любой человек – зеркало своего времени.

 

Анна Берсенева. Россия.

Литературный псевдоним Татьяны Александровны Сотниковой. Кандидат филологических наук, доцент кафедры художественного перевода Литературного института им. А.М. Горького. Член Международного ПЕН-клуба. Многочисленные критические и литературоведческие статьи публиковались в литературной периодике (журналы "Континент", "Знамя", "Вопросы литературы", "Литературное обозрение" и др.), в энциклопедических изданиях ("Русские писатели ХХ века" и др.). Автор монографий о Маяковском и Чехове. Первый роман под псевдонимом АННА БЕРСЕНЕВА вышел в 1995 году. В настоящее время издано 40 книг в жанре психологического романа. Совокупный тираж книг автора превысил 5 миллионов экземпляров. Романы переведены на болгарский и словацкий языки. Анна Берсенева является автором сценариев к сериалам по 15 своим романам ("Капитанские дети", "Слабости сильной женщины", "Ермоловы", "Гадание при свечах", "Серьезные отношения" и пр.), показанным на Первом канале и канале "Россия". Соавтор сценариев (вместе с Владимиром Сотниковым) к многосерийным художественным фильмам "Вангелия", "Личные обстоятельства", Орлова и Александров", "Ангел-хранитель" (Первый канал).

Фото из личного архива писательницы.

1. Думаю, первична способность задавать себе самому вопросы, от ответа на которые твое личное существование зависит так же, как от еды и воды. Главные для тебя вопросы. Ну и отвечать на них неким не вполне обычным способом - не напрямую, а через жизни других людей. Как они появились в твоем воображении, это уже вторично, а читателю, кстати, и не слишком важно. Может, ты их полностью придумал. Может, создал по своему образу и подобию. Может, списал со своих знакомых. Важно, что у тебя действительно есть внутри что-то, без чего ты не можешь жить, и ты каким-то образом умеешь доносить до других людей свое страстное ощущение жизни с помощью слов.

2.  У моих героев нет прямых прототипов. Есть черты, внешние и внутренние, взятые мною для них у людей, которых я знаю в жизни. Но все это сильно преображено. Иногда эти "друзей моих прекрасные черты" приходится отдавать героям далеко не прекрасным. В таких случаях бывает, что знакомые "узнают себя", хотя это вовсе не они, и обижаются. Ну и себя саму, конечно, раздаю всем героям понемногу, без этого огонек жизни в них не вспыхнет. 

3.  Думаю, между художником и жизнью вообще есть преграда, дело не в том, современная это жизнь или нет. Необъяснимо ведь, почему именно вот этот человек создает изнутри себя какой-то не существовавший раньше мир. И не стоит удивляться, что он бережет свою способность это делать - разными способами, в том числе и выставляя преграду между собою и миром реальным.

 

Вице-президент Русского ПЕН-центра, член Союза российских писателей и Союза писателей Москвы. Автор 20 книг прозы и нескольких сборников стихов. Лауреат премий: Правительства РФ в области культуры,"Венец", Бунинской, Горьковской, им. Валентина Катаева, "Литературной газеты","Нового журнала" (США) и др. Произведения Евсеева неоднократно входили в шорт-листы "Ясной Поляны", "Большой книги", "Русского Букера". Печатается в ведущих литературных журналах: "Новый мир", "Октябрь", "Дружба народов", "Континент", "Москва", "Нева", "Смена", "Юность" и др. О прозе Евсеева написаны три книги: А.Ю. Большакова "Феноменология литературного письма. Проза Бориса Евсеева" (2003, переиздана в 2004); А. Ю. Киров "Русские каприччо Бориса Евсеева" (2011), Е. И. Кулаковская "Звук времени. Онтопоэтика прозы Бориса Евсеева" (2017). Проза и эссе переводились и публиковались на 15 языках.

Фото Сергея Каревского из личного архива писателя.
 

1.   Лучшая книга писателя – прожитая им жизнь. В России писатель без биографии – пустяк и побрякушка. Чтобы написать "Севастопольские рассказы", нужно было стоять под ядрами и командовать батареей, как Толстой. Чтобы написать рассказы "В ссылке" и "Убийство", Чехов должен был побывать в Сибири и на Сахалине. Рассказать мир другому – одна из коренных потребностей человека. Мутно живёшь – ничего не расскажешь. И ещё. Рассказывание – это судьба. Судьба – сюжет, данный свыше. Ну, а жизнь – развёртывание сюжета. Судьба состоит из случаев и метаморфоз, как в качественной новелле. Предчувствие случая – затем сам случай – затем воображение – затем их комбинирование и неожиданный конец – вот пятерица писательских приёмов, продиктованных жизнью.

Не могу забыть случай, повлиявший на мою писательскую ухватку. В 1992 году, будучи командированным "Литературной газетой" в Армению, ехал я в поезде "Тбилиси – Ереван" (прямые рейсы из Москвы в те дни отменили). Поезд вместо 8 часов шёл 19. После безлюдной станции, меж подступивших к полотну сосен, поезд остановили вооружённые люди в балаклавах. Они ходили по вагонам, внимательно вглядываясь в пассажиров, выталкивали некоторых из них из вагонов, уводили в лес. Я спрыгнул с верхней полки, хотел узнать, в чём дело. "Куда? – загородил мне путь автоматом, судя по голосу, молодой парень. – Тебье жысь надоела?" Я остановился и вдруг понял: представления о жизни – одно, реальная жизнь – другое. Если я буду действовать, исходя из воображения, не соотносясь с жизнью – жизнь быстро кончится…

Мы постояли полминуты друг перед другом, потом автоматчик внезапно крякнул, въехал мне головой в переносицу (руки цепко держали АКМ), втолкнул в купе, с треском задвинул дверь. Тут нарисованная в моём мозгу картинка: я выхожу, уговариваю отпустить старика, которого держали под руки как раз под нашими окнами, говорю о чём-то высоком и важном, – вмиг улетела. Я потрогал свой нос. Из него сочилась струйка крови. Кровь была тёплой, живой. Я повертел головой из стороны в сторону: воображение улетело, вошла реальная жизнь: нужно было защищать себя, защищать других. Но делать это следовало, соображаясь с обстановкой: хитро, ритмично, вкрадчиво. Что-то похожее происходит и при написании рассказа.

2.    Все мои герои имеют реальные прообразы. Но чаще герои – это комбинации из трёх-пяти прообразов. Зачем писатель водит на верёвочке персонажей, почему не ограничивается реальными людьми? Потому, что хочет представить свой вариант земной жизни. Все мы созданы по образу и подобию Божию. Писатель – малый творец, иногда - провозвестник и прозорливец. Но и это не всё. К примеру, в моей прозе одновременно с "комбинированными" образами действуют реальные люди. В рассказе "Раб небесный" плотно присутствуют протопоп Аввакум и протоиерей Александр Мень. Они крепко "срослись" с сегодняшним днём, взаимодействуют с нашими современниками, без них жизнь рассказа была бы неполной. Литгерои часто реальней и долговечней людей живых. Дон-Кихот, князь Мышкин, Шариков, Швондер, Фома Пухов и старушка Федератовна не уходят из нашего сознания и подсознания. Они живее живых, потому что насыщены особой, не умирающей, биологически активной энергией писательской мысли. К сожалению, сейчас писатель – нередко всего лишь издательский проект. Это делает его персонажей "картонными дурилками", а произведения – пустой суетой букв и строк. Ну, а что до узнавания… Прообразы моих персонажей себя узнают. Но ещё никто не обиделся.

3.  Преграда существует не между писателем и жизнью, а между себялюбием и человеколюбием. Если ты любишь мир людей – ты будешь в него зорко всматриваться. Если наблюдения точны и глубоки – их в себе не удержать, они запросятся на экран, на бумагу… Между мной и современной жизнью преград нет. Вообще считать себя обитателем верхушки баобаба, отделённым от жизни "головокружительной" высотой, для прозаика смешно. Для поэта – почти естественно. Поэту не всегда нужна окружающая жизнь, ему нужны собственные эмоции. Ну, а прозаику как воздух необходимы стереоскопические впечатления и возникающие на их основе неожиданные озарения, которые стремительно-фабульные развороты этих впечатлений и создают. Однако соотношение между жизнью и пишущим человеком не так просты. Тот, кто умеет сочинять – не умеет жить в комфорте. Тот, кто "умеет жить", часто не умеет писать. Удел умеющих писать почти всегда непонимание и безденежье. Удел писателей, "умеющих жить" – средняя литература.