Само звучание имени и фамилии порождает тревожно торжественное, но прохладное ощущение. Туманно-серебристое нездешнее свечение или разящий умелый стилет. Уютное отчество "Николаевна" едва ли обманет поверхностную метафору. Да, такой вот противоречиво ясной до грубости и неопределённой по существу представляется мастерица и женский демиург " Петербургского стиля".
Пожалуй, Зинаида Гиппиус чемпионка по количеству нелестных упоминаний о ней в бесчисленных опусах мемуаристов разного калибра и образа мыслей и письма. "Декадентская мадонна", "ведьма", "белая демонесса", "авторитарная стерва". Мы рискуем утонуть в перечислении знатных или бесславных пиитических имён, связанных с вмешательством в их судьбу Роковой Зинаиды. Лучше выдвинем подтверждённое историками литературы, предположение: Гиппиус была человек действия! Почти сто лет как, русская дворянская и разночинская интеллигенция цедила с прищуром: "...мы слишком много болтаем, господа! Дело надо делать!" Эта , справедливо осмеянная Достоевским и Чеховым , пошлость с заглавной буквы, в отечественной словесности дала своенравный плод — симбиоз литературы, религии и философии. И один из значительных протагонистов этого интеллектуального открытого эксперимента — Зинаида Гиппиус!
Фото: iknigi.net Поэтому неудивительно, как часто бывает с видными писательскими биографиями, само появление на свет и дальнейшее скольжение к своей звезде, определяется "родительскими" коллизиями. В нашем случае они особо примечательны. Отец, Николай Романович Гиппиус, из обрусевших служивых немцев, — обер-прокурор Сената (!). Мать, Анастасия Васильевна — дочь обер-полицмейстера вполне респектабельного Екатеринбурга.
Родилась девочка 20 ноября 1869 года в старинном русском Белёве, деревянном, очаровательном городке. В Тульской губернии, у "засечной" черты. Вот это "обер- обер" и древнерусский колорит для дальнейших мистических коллизий нашей немного инфернальной героини добровольное, но тяжёлое ярмо.
Будущая невероятная предприимчивость в социальном и "профессиональном" регистре. Столь же невероятная авторитарность и ажиотация снискали множество поклонников и хулителей. А, с другой стороны — религиозно- эстетская чопорность, почти сектантство, отступничество и столпничество "в одном флаконе".
Детство отмечено печатью неблагополучия. Умирает от туберкулёза отец. Маленькой Зинаиде нет ещё 4-х лет. Ещё того хуже, — у самой девочки находят проклятую чахоточную палочку. Семейных средств хватает на переезд в климат помягче — малороссийский Нежин. Опять мистическая нота — Гоголевская. Недолгое обучение в Киевском женском институте, в основном пребывание в лазарете, с болезненной тоской по домашней ласке и настоящей болезнью, от которой во всю жизнь не уйти. Отсюда, с молодых ногтей, ощущение непоправимости смерти и фатальной бессмысленности бытия. Отсюда стихи с семи лет со "взрослой" меланхолией. Умная самоирония придёт позже. Возвращение в Нежин. Классическое дворянское воспитание, с боннами, гувернантками, учителями Гоголевского лицея. Запойное чтение. Совершенно логичная для болезненной интеллигентной девочки, истовая религиозность.
Недаром впоследствии ею сказано: "Стихи — это как молитва". Ранний затаённый поэтический порыв, и от этого гипербола самоидентификации. Она продемонстрирует ,буквально задекларирует это состояние в первых же поэтических публикациях , в качестве своевольной декадентки с претензией, златовласой богоборческой дивы: "Люблю я себя как Бога", "Есть один грех — нелюбовь к себе", при этом дополнительный световой эффект — нести "крест чувственности". Свойство модели русского буддизма — любомудрие, аскетичность, стильный эротизм…
Не такова ли "божественная" Зинаида на прекрасном рисунке пера Бакста, с точёной фигурой в бриджах и сакраментальной постановкой головы с демонической гривой волос. Роскошь и изысканность — идеальная модель для художников "Мира искусств". Впрочем, это позже, гораздо позже, в звёздные и предзакатные часы — годы "Петербургской цивилизации"…
Лев Бакст. Портрет Зинаиды Гиппиус. Фото: liveinternet.ru
А пока недолгое житьё в Ялте, с пляжной ленивой истомой, увлечение конным спортом, теннисом. И вот, с 1885 года животворный для русской поэтической души, Тифлис. Через три великодушно благополучных года самое главное событие в её жизни — знакомство с молодым поэтом и философом, совершавшим буколический объезд Грузии, Дмитрием Мережковским. В январе 1889 свадьба. Переезд в блистательный, противоречивый, призрачный Петербург. Феерический счастливый союз с талантливым мужем и гениальным в своей плодовитости на имена, городом. Знаменитый экзотический дом Мурузи впустил и осыпал Зинаиду Николаевну совершенно новыми необыкновенными людьми. Сплошь знаменитые, недюжинные литераторы: Майков, Полонский, Григорович. Приторно модные стенания Надсона, восходящая слава Бальмонта, искренняя дружба с критиком Волынским.
Она не растерялась в этом великолепии. Сила характера, природная твёрдость и трезвость мысли подталкивают её к литературному труду. Причём не из праздной забавы, — нужны деньги! Мережковский занят выношенным фундаментальным "Юлианом Отступником". Ей надо заниматься гонорарами, репутацией, создавать свой "Салон".
Печатает в "Северном вестнике" стихи, в "Вестнике Европы" прозу. Рассказы "Мелкие волны", "В Москве", "Два сердца" получают дельную хорошую критику. Начинает кристаллизоваться двусмысленная, даже для Петербурга, пикантная известность. Ей всерьёз грозила фривольная популярность отечественной Жорж Санд, если бы… Если бы не более почётная и содержательная роль хозяйки элитарного литературного и философического кружка: "тройственного союза" Мережковских и ближайшего друга, и наперсника Д. Философова. Этот триумвират продержался устойчиво и цельно, буквально, до самой смерти, уже в эмиграции…
В 1904 году выходит полновесный поэтический сборник "Собрание стихов. 1889 —1903". Успех налицо у читателей и критиков. И Гиппиус о своих поэзах с пряным авторским кокетством замечает: "Мне жаль создавать нечто бесполезное и никому не нужное сейчас...". Тем самым подчёркивая значительность создания религиозно-философского общества, дружбы с "Миром искусств" и Дягилевым, непримиримая вражда с Горьким и его изданием "Знание", как апологетикой ненавистного критического реализма.
Квартира Мережковских становится штабом символизма, дорической колонной, подпирающей свод всего нового искусства.
"...Все здесь когда-то учились", заметит А. Белый. Адамович был определённей и комплиментарней относительно влияния "божественной" Зинаиды:
"...она была вдохновительницей, подстрекательницей, советчицей, исправительницей, сотрудницей… Её образ поражал, притягивал, отталкивал, вновь притягивал."
Фото: monoskop.org
Она становится влиятельным программным критиком. Проповедником эстетической программы символистов. Её статьи — декларации печатаются в журналах "Весы", "Образование", "Новое слово"… В газетах "Речь", "Слово", "Утро России"… В 1908 году выходит сборник её статей "Литературный дневник". Не слишком ли всё это помпезно? Она была неутомимо, болезненно деятельна. С чертовским снобизмом награждала своевольными оценками, предвзятыми характеристиками, делила на своих и чужих, раздавала пропуска в "большую литературу" …
И это при в общем-то заёмном и вторичном, немного наивном мировоззренческом кодексе. " ...Кризис религиозных основ.., крах общественных идеалов XIX века.., плачевное состояние русской культуры". И уж совсем несуразно-школьническое: " ...Новое представление о свободе, метафизика любви, неорелигиозные воззрения в создании Третьего завета.".
"Дух — новая церковь, душа — народ, плоть — общество..."
Серьёзные учёные и философы вроде Шестова и Бердяева, Франка и Федотова высмеивали их, впрочем, как и босоногое проповедничество графа Льва Толстого. Да-с, было, и сметено Октябрём в шкуре Антихриста , как выразилась наша героиня , покидая Советскую Россию в 1920-ом году .
Пережив смертельную смуту, и написав вслед за противником А. Блоком:
" ...душа в той стадии голода (да и тело тоже), когда уже нет острого мучения, наступает период сонливости".
Фото: biography.wikireading.ru
Она не сложила крылья и оружие в Париже, Италии, Югославии. Попыталась реставрировать потерянный рай Петербургской поры, золотого Серебряного века, того придуманного, и, отчасти по-своему воплощённого Вертограда многоцветного, что давал волю к жизни и неистовое желание прослыть в русской и мировой культуре не просто законодательницей литературной моды и "иконой стиля". Ей хотелось пребыть не "сатанессой", а "демиургессой".
Последний её поэтический сборник "Сияние" издан в 1938 году.
В 1941 умирает Мережковский. Она долго и трудно пишет книгу о нём. Книга осталась недописанной. Умерла в трудах и полной бесконечной памяти 9-го сентября 1945 года.
Покоится на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа парижского региона. Кто только не приходил поклониться её праху. Цветы там всегда свежи.
