Портал “Ревизор.ru” поздравляет тебя с тем, что Московский городской театр поэтов обрёл свой официальный адрес: театр стал структурным звеном Центра Драматургии и режиссуры. Решение Департамента культуры об официальном статусе Театра поэтов - это случайность или закономерность?
ВМ. Это итог очень большой системной работы. Для меня лично – это 30-летняя работа. Я начал свою деятельность в 87-88 годах уже прошлого века, работал монтировщиком сцены и естественным для себя образом писал стихи. Я сам себе был маленький зеленый театр поэтов. И вот, работая, знакомясь с людьми, уходя в армию, возвращаясь, поступая в институт им. Щепкина, нося домой Филатову Леониду Алексеевичу свои стихи, работая на телевидении, поступая в театр на Таганке, уходя из театра, ссорясь, возвращаясь туда, обретая многих важных людей – великолепных литераторов, создавая разные проекты, литературные объединения, короче говоря, делая все это, я знал, что работаю на создание своего дела.
Например, у нас был “Железный век”, его все знали в 90-е. Все те, кто писал стихи, знали, что мы – это “Железный век”. После Любимова можно хоть печи класть. Ты настолько приучен к тому, что если ты в театре, то ты должен уметь просто здесь жить: вытирать пол тряпкой, забивать гвозди, сам таскать декорации, следить за тем, чтобы туалет был чист. Короче говоря, мы были “Железным веком”, им и остаемся.
Влад Маленко - это домовой театра на Таганке. В одном из интервью ты сказал, что с Таганкой у тебя связанно 20 лет, и тебя знали все постовые и бомжи Таганской площади. Какие сейчас у тебя отношения с Таганкой: поставлена точка или запятая?
ВМ. Я не знаю, не хочу загадывать. Я могу что-то чувствовать, как художник, могу в магический кристалл смотреть не на внешнее здание Таганки, а на суть. Для меня Таганка – это люди, которые в подвале. Я очень люблю таганских цеховых людей, и больнее всего то, что они сейчас уходят в разные стороны. Это самое страшное. Очень много людей, которых никогда не видно, им никогда не рукоплещет зритель, но они работают наравне с самыми выдающимися актёрами. В Московском театре поэтов тоже есть кровь Таганки. Не вся, конечно, сильно поменялось время. Таганка уже очень старый театр. Сейчас по-другому распределяется информация, по-другому думают люди, им другие вещи интересны. Высоцкого уже бабушки слушают. Есть “Таганка”, как песок, из которого мы делаем цемент. Но для меня Таганка – это школа. Ты же всегда учишься, если не дурак.
И это те люди, которые рядом…
ВМ. Да. Многие уже старенькие, многих я опекаю. Звонят мне. Вчера мне звонил Виталий Шаповалов. Сейчас мне скажешь, девочка, что и фамилию эту никогда не слышала. А Виталий Шаповалов – это конная милиция! Это спектакль “А зори здесь тихие” поставленный на Таганке до известного всем фильма. Это потрясение Москвы и страны, это когда заканчивается спектакль, а люди не хлопают, а плачут 10 минут. Он еще жив. Как жив, но болен Иван Бортник. Это Таганка. Многие уже ушли, все это грустно. Но оплакивать и делать там мавзолей тоже нельзя. Там очень много молодых прекрасных людей. Хорошо, чтобы какой-то художественный замысел полноценно мощно сработал. Я попытался сделать и сделал то, что я должен был сделать к 50-летию театра. Это все видели.
“Таганский фронт”?
ВМ. Да, “Таганский фронт”. Его все знают. Во всяком случае, молодые люди, которые участвовали в спектакле. Я им один раз сказал, находясь на сцене: “Я вам показал, ребята, что было на Таганке”. Так что, было, было, но ушло. Я в этом случае обнуляю счётчик и иду дальше.
И не оборачиваешься?
ВМ. Нет, не оборачиваюсь, но с благодарностью, конечно, иду дальше. Закончив с “Таганским фронтом”, я сказал, что дальнейшие мои творческие планы не связаны с Московским театром на Таганке.
Сейчас у Театра поэтов есть свой дом?
ВМ. Не, дома еще нет. Мы, как люди, которым дали квартиру, но там еще ничего нет, без ремонта, она закрыта.
Сейчас решается вопрос с ремонтом?
ВМ. Да, на 2017 год поставлен вопрос. Я, конечно, очень хотел бы повлиять на суть этого ремонта, чтобы в этом помещении было так, как хотим мы.
Как у Вас решен общий финансовый вопрос? Я имею в виду структуру: штат, финансирование?
ВМ. Штат очень небольшой, мизерный. Но мы же в структуре Центра драматургии и режиссуры. Другое дело, я просто очень рад тому, что Центр возглавил мой собрат по творческому ощущению жизни, которого зовут Владимир Панков. Он сразу сказал: “Сейчас есть вот эти сцены, хочешь – играй на Беговой”. И мы будем. 14 октября у нас день рождения, будет поэтическое представление. У нас совсем небольшой штат, несколько человек я взял, чтобы они были на окладе, но вокруг нас огромное количество людей, которые только и ждут проекта.
Что такое театр? Театр - это же не раз от разу какие-то события, банкеты. Театр – это постоянная работа над спектаклем. Это спектакли, премьеры, капустники, гастроли. У нас пока этого нет. Мы в процессе созидания.
Как будут выстраиваться ваши взаимоотношения с Панковым? На чем будет строиться будущий Театр поэтов? Оставишь ли ты свои спектакли, которые были поставлены, приведешь ли их на новую площадку? Это же были разовые проекты, там у тебя работали люди из других театров.
ВМ. Это очень хороший вопрос. Во-первых, мы решили с Панковым, что мы открыты друг для друга полностью. Поэты из Театра поэтов и авторы будут участвовать во всех проектах центра, то есть писать либретто, инсценировки, зонги, участвовать в спектаклях. Это целый общий организм. Во-вторых, я хочу восстановить спектакль “Севастополь”. Для меня – это дело чести. Сейчас я ищу средства. Люди готовы, они увлечены, не беда, что актеры из разных театров, а музыканты вообще не из каких-то там учреждений. Я хочу адаптировать этот спектакль к сцене на Беговой. Мечтаю. Там маленькая сцена, но вполне возможно, что мы все сможем разместить со сценографом и с актерами.
Еще один проект, связанный с "Тавридой". Предложил мне мальчик, я ему подал идею, а он ее защитил. Антон Аносов. Проект “17”. Семнадцать – это 1917 год, 17 поэтов, 2017. Чисто поэтическое действие. Там будут отголоски “Балаганчика” Блока.
У нас очень много партнеров. Начиная с кинопоэзии Анатолия Белого, которая очень успешно развивается. Это очень высокого качества стихи, которые становятся маленькими фильмами.
А “Театр Петрушки”?
ВМ. “Театр Петрушки” перекочевал на телевидение. Вчера была премьера на НТВ, можно нас поздравить.
Московский театр поэтов – это больше театр или сообщество поэтов?
ВМ. Умный, правильный вопрос. Это не может быть театром в том понимании, что есть труппа, цеха, шьют костюмы. Нет, конечно. Это скорее – студийность. Театр-студия. Открытая для экспериментов. И я очень рад, что начальство города зазывает нас на улицу. Я люблю театр улиц. Для меня – это сладко. Я всем своим ученикам, партнерам и друзьям говорю, что улица – это проверка на жизнеспособность. Разложи коврик: если ты заработаешь на булку или рюмку, то отлично. А если нет, увы. Мы недавно провели мероприятие около городских памятников. Одновременно на 3 площадках работал Театр поэтов: у Пушкина с Натали на Арбате, у Есенина на бульваре и у Владимира Высоцкого. Ни один из этих памятников мне не нравится с точки зрения культурно-архитектурного решения, а все остальное нравится.
Работа на улице продолжится?
ВМ. Да, мы стараемся делать это максимально неформально. Хотим на площади Маяковского сделать свою площадку. У нас есть идея: поэтические субботники. Чтобы москвичи и гости столицы садились в автобус, достопримечательности смотреть, зарулили на площадь Маяковского, а там поэты. Что они дам делают? Они там всегда, потому что Московский театр поэтов в солнце, в снег, в дождь – все время что-то творит и угощает новыми и старыми стихами.
Может, так и надо было, чтобы прошло 30 лет и вызрели все планы?
ВМ. Я точно могу сказать, что не испытываю никаких обольщений, у меня нет розовых очков, вообще ничего этого нет. Мне достаточно страшно, достаточно тяжеловато. Ответственности больше, чем радости. У меня нет ощущения, что я достиг цели, и “поздравляйте-ка вы меня”. Мне надо доказать. Я сам себя через два года спрошу: “Что ты сделал? На ставку сел, деньги получаешь. Где? Чего? Что слышно о театре? Где он был?” Мы всей командой – мета-модернисты, неоконсерваторы и “хранители”. У нас очень сложная задача: в наш век постмодерна сделать интересную обертку на здоровой конфете.
А в заключении хочу сказать, что главное в Театре поэтов – сами поэты. Мы – невод. Мы закидываем его в море и вылавливаем золотых рыбок. Поэзия – это такой магический состав, с ним нельзя перебарщивать.
