Время — это испытанье. Не завидуй никому.

На сцене (ну, точнее, на ровном пространстве перед рядами, плюс несколько уровней вверх, зал "Манеж" кто был в ШДИ – знает), творится самый настоящий развеселый балаган.  Совершенно определенно ориентированный хронологически – 20-е годы ХХ века. Поют, играют, пляшут. И поодиночке, и вместе. (Сцена вообще в спектакле заселена изрядно).  В репертуаре эти – все те же 20-е, от уличных песенок до фокстротов.  Перемещаются взад и вперед мобильные арт-объекты, иначе и не скажешь (например, огромнейшая мещанская кровать, целый дом на колесиках). На стенах – кадры из хроники того времени. Раздвигающийся задник, кажется, отсылает к знаменитому конструктивистскому произведению – гаражу Госплана Константина Мельникова…  Ну и одеты персонажи хоть и пестро, но тоже – в тогдашней манере.

В общем, можно поздравить художника-постановщика Марию Морозову (и особо – с удачным финалом спектакля, но о нем речь впереди), равно как и тех, кто отвечал за музыку, хореографию, свет, видео… Зритель получает, так сказать, комплексное впечатление. Работа на высоте.

Собственно, времена столетней давности сегодня и представляются нам пестрым смешением всего и вся, этаким ручейком, со дна которого постепенно поднимается стальной монолит сталинской империи (после чего, собственно, ручеек не то что пересыхает – но превращается в нечто совсем иное). Но это хорошо для юных, таких как комсомольцы, спортсмены, а также "новые люди" – в спектакле это Валя (Анна Кутняк) и Володя (Кирилл Тепляков). Для основной же массы – это решительное изменение жизни, смерть всего, что было собрано  за всю предыдущую жизнь, что в материальном, что в идейном смысле… Здесь есть и такие второстепенные персонажи, образующие совершенно зощенковскую и даже хармсовскую коммунальную массу. В общем, те 20-е – это те же наши 90-е, которые, кто был моложе, вспоминают с ностальгией, прочие пережившие – с ужасом.

В основе романа Юрий Олеши "Зависть" лежит нетипичный конфликт – и даже в этом небольшой роман крайне оригинален!  В его основе  борьба человека молодого, но приверженца "старых" – казавшихся тогда уходящей архаикой, потому нелепых –  "идеалов добра и красоты", Николая Кавалерова. И человека прежнего поколения, но бьющегося за новые идеалы (вернее, за их материальное воплощение), Андрея Бабичева. Их играют Федор Леонов и  Олег Малахов. Кавалеров, человек со смешной фамилией, жалок – но он поэт. Бабичев, умен, весел, силен – но он колбасник (ибо его идеал опредмечивается  именно таким образом, в виде доступной, качественной колбасы). То есть, человек, кажется,  самой приземленной, анти-поэтической профессии… Сплошные парадоксы!

Леонов и Малахов ведут этот парадоксальный поединок-дуэт сильно, ярко, со вкусом исполняя чудеснейший текст Олеши - и все было бы хорошо, если бы не сам Олеша… И не постановщик Игорь Яцко (прекрасно играющий сразу несколько небольших эксцентричных ролей второго плана, из которых отмечу роль помощника Бабичева, старого спеца Шапиро).

Дело в том, что спектакль Игорь  Яцко поставил, собрав несколько произведений Олеши. А это совсем разные вещи. В том и концептуальная проблема.

Роман "Зависть", одно из лучших произведений русской прозы, вышел в 1927 году.  И в нем Олеша определенно на стороне Кавалерова. То есть, он понимает (или пытается понять, сломав себя) историческую правоту колбасника, но поэт ему дороже. Знаменитая первая фраза книги, в общем, об этом: "Он поет по утрам в клозете". Это Бабичев. То есть, да, поет, тянется к искусству, выражает, понимаете ли, жизнелюбие и оптимизм – но в клозете, не где-нибудь… И Бабичев описан у Олеши со сдержанным чувством отвращения и восхищения – тучный, обильный… В общем, ни разу не таков, как красавец Олег Малахов у Яцко.

А вот  через два года Олеша написал пьесу "Заговор чувств". Вроде бы это инсценировка «Зависти», но все куда хитрее – Олеша здесь становится на сторону Бабичева. Именно в "Заговоре" появляется история о том, как опустившийся, капитулировавший Кавалеров идет на содержание пошлейшей мещанки – на ту самую кровать… (Из сравнительно недавних сценических воплощений "Заговора чувств" можно вспомнить спектакль Сергея Женовача в МХТ, где Бабичева играет Михаил Пореченков, по своим статям вполне отвечающий описанию Олеши).

То есть, объединить "Зависть" и "Заговор чувств" невозможно идеологически. Постановщик, он же автор инсценировки, предпочитает эту разницу игнорировать. Добавленные сюда же фрагменты дневниковых записей Олеши, его рассказ "Чудотворец" (1929), скорее, отвлекают от основного действия, работая на создание фона, духа эпохи. Который, повторим, получился "плотным", красочным… Но если убрать того же "Чудотворца", то спектакль был бы короче (сейчас он идет три часа),  а конфликт – отчетливее.

Думаю, что опытный и талантливый Яцко, смешав две авторские версии, реализовал заявленную в одном из интервью позицию: я ни за кого. В смысле, правы (а равно неправы)  и те, и эти…


Фото: сайт театра ШДИ

Но художник всегда выигрывает, когда говорит не языком деклараций, но языком метафоры. Относится это и к Олеше (чей "однозначный" "Заговор" просто слабее художественно, нежели великолепная, волнующая и сегодня "непонятная" "Зависть"). Относится и к Игорю Яцко, который сумел завершить спектакль эффектнейшей сценой. На пир, коллективный, народный, доступный, ради которого и старается Бабичев, подают… его приемную дочь Валю. То есть, балаган, веселый разгул, торжество, кончается жертвой… К этому ли стремились, за это боролись "новые люди"? Отличная метафора!

Кажется, режиссер и художник (эта сцена очень красива) перенесли в театр барочную эстетику Питера Гринуэя, повторив, почти полностью процитировав аналогичную сцену из легендарного фильма "Повар, вор, его жена и ее любовник". Что ж, в наших 20-х все так и было: за авангардом пришло сталинское барокко. И вот тут, действительно, погибли и кавалеровы, и бабичевы. И правые, и виноватые. Но это, как говорится, совсем другая история.