Фото: кадр из фильма "Дуэлянт"
По сюжету, в Петербурге середины XIX века объявляется некий Яковлев, капитан в отставке, сильно смахивающий на бретёра, ибо дерется на пистолетах он, на первый взгляд, абсолютно без повода и с завидным постоянством одерживает победы, цена которых, ни много ни мало, жизнь. Однако на самом деле перед нами разворачивается настоящая детективная история, какой она могла быть в императорской России. Яковлев получает лишь фамилии своих жертв, через посредника (блистательного немецкого актера Мартина Вуттке). Но выясняется, что его противники связаны, все они являются кредиторами некоего графа Беклемишева, его заклятого врага. В свое время Беклемишев лишил Яковлева (а в действительности Колычева) дворянского титула, стал причиной самоубийства его матери, а восстановление дворянской чести и доброго имени рода Колычевых теперь невозможно ни за какую взятку, так как все в Петербурге знают, что мрачному, жестокому, многоликому Беклемишеву нельзя говорить “нет”. И лишь замыкая круг дуэлей-убийств, “заказчик” и “исполнитель” узнают о вновь столкнувшей их насмешке судьбы.
Как однозначное попадание стоит отметить стилистику фильма, его масштабность, нарочитую картинность. Весь фильм проносится как ожившая историческая выставка (не всегда, однако, достоверная). Но фильм и не претендует на реалистичность событий, это скорее романное повествование, следующее формуле французских писателей братьев Гонкур: “История — это роман, который был, роман — это история, которая могла бы быть”. Этой же картинной красотой наполнена алеутская часть, входящая в пролог к основному действу и повествующая о шаманах, спасших Колычева в плену и наложивших заклятие, согласно которому он “больше не умрет”.
Особую атмосферу создает пронизывающий картину бронзовый свет, игра с закатными красками: в большинстве своем сумеречно-мрачными, но с отблесками солнечных переливов, которым, казалось бы, неоткуда взяться в этом городе. Но вот вдруг плывущее бревно вспыхивает золотом, выхваченное и освещенное уличным фонарем, или светится спина Великой Княгини (немки Франциски Петри), отражая бронзовую красноту волос. Все это, конечно, реверансы в сторону оператора картины Максима Осадчего.
И, упомянув уже вскользь двух немецких актеров, нельзя не сказать о редко встречающемся столь мощном актерском составе. Подонок Беклемишев, успешно, однако, соблазняющий юную княжну Марфу, – Владимир Машков; мрачный дуэлянт с рассеченной шпицрутенами спиной – Пётр Фёдоров; пройдоха, готовый изображать калеку и обречь на смерть невиновного и незнакомого человека – Сергей Гармаш; шельма-немец, посредник, передающий дуэлянту деньги и фамилии – Мартин Вуттке. Все это создает сильный эмоциональный фон для в разной степени искушенного зрителя.
И когда, барахтаясь в своих впечатлениях, я шла к выходу из кинозала, уловила, почти нехотя, происходивший рядом диалог. Молодые люди смеялись над многократными высокопарными повторениями: “Я тебя люблю”, “Я тебя ненавижу”, “Вы отомщены”, “Ты раб”, “Ты не раб”, “В чародеев не верю” и прочее. Кроме самой стилистики таких фраз, претензии сводились к тому, что и с первого раза было понятно, незачем снова и снова повторять. С одной стороны, тематика драмы о чести во времена Российской империи может предполагать некую вычурность фраз для современного уха. И хотя в большинстве случаев такая подача настраивала на нужный лад восприятия, несколько моментов были доведены до нелепости и ходульности.
Также если не к неудачам, то к неоднозначным, странным (возможно, недоработанным) местам нужно отнести отдельные финальные эпизоды. Резкой немотивированной смене некоторых характеров ты ищешь и не находишь объяснения, вспоминая все предшествующие события. Юная княжна Марфа, хрупкая, прозрачная, весь фильм томимая злодеем Беклемишевым и только что потерявшая брата, так или иначе, не без участия Колычева, отдается последнему прямо в карете среди оживленной улицы. Затем хватает пистолет, прибегает, убегает, люблю-не люблю. Необычная девушка, в общем. То же в какой-то мере относится к Колычеву, хотя тут смена не столь резка и более объяснима: его метания, финальное освобождение и обретенный покой – чаемые плоды долгого пути. Ведь то, что ты заклят шаманом, зыбкое утешение на каждой новой дуэли.
О фильме не без оснований говорят как о прорыве в российском массовом кинематографе. Причем “прорыв” здесь очень подходящее слово. Наконец-то разрывая порочный круг глупых комедий или серьезных, и оттого не менее смехотворных, блокбастеров, картина находит путь в новую традицию коммерческой режиссуры, которая при богатстве спецэффектов, декораций и имен сохраняет смысловую нагруженность, развернутую, нематериально богатую мысль.
