Богатырь фортепиано, продолжатель легендарных традиций русской фортепианной школы, обладатель феноменальнейшего технического аппарата, которому подвластно даже неподвластное.
Virtus с латинского – доблесть. Виртуозность – это способ мышления, черта характера, стиль жизни, если хотите. Такой пианизм не натренируешь – это природная аномалия. А талант – это всегда отклонение от нормы.
Масштаб индивидуальности исполнителя обуславливает и выбор программы. На свой сольный концерт пианист избрал композиторов-титанов фортепиано и колоссов симфонизма. Бетховен, Шуман, Лист, Чайковский, Прокофьев. Эти гении, сочиняя для фортепиано, мыслили абсолютно симфонично.
При всей пианистичности изложения данные опусы наделены подлинно симфоническим характером как по масштабу обобщений и сквозной идее, так и по оркестрово-симфоническому типу звучаний. И кто, как не Мацуев, человек-оркестр, пианист-вселенная способен реализовать самые смелые замыслы гигантов композиторской мысли.
И еще одна общая идея сквозила в программе вечера. Каждое произведение имеет абсолютно жизнеутверждающий финал.
Бетховен Соната № 31 ля-бемоль мажор, предпоследняя соната композитора, завершается победной фугой и торжеством оптимизма.
Шуман "Симфонические этюды" – двенадцать романтических вариаций, ведущих от похоронного марша к триумфальному шествию.
Фото: Московская государственная академическая филармония“Мефисто-вальс” № 1 ля мажор Ференц Лист, написав для фортепиано, сразу же оркестровал, подразумевая равноценность исполнения. Будучи сам непревзойденным виртуозом, он сочинил свой вальс в стиле феерически блестящей концертной пьесы. Этот стиль фантастически подходит Мацуеву!
Стремительно, энергично пианист идет к роялю и начинает играть, молниеносно сев на банкетку и откинув фалды фрака. Почтенная публика, дожевывая бутерброды после антракта, бегом рассаживается, спотыкается, ей не дают опомниться и... всех накрывает огромная волна! Романтическая дьяволиада пассажей, демоническая фантасмагория аккордов, октавный вихрь, бешеные скачки. Руки пианиста сливаются в одно неразличимое пятно. Громко, громче, еще громче, предельно громко, еще, еще, еще! Вдруг руки пианиста оторвались от клавиатуры. И зал взревел аплодисментами.
А потом был П. И. Чайковский “Размышление” после которого голос мужчины из первых рядов вместо аплодисментов неожиданно произнес: "Замечательно, Денис!" И зал засмеялся вместе с Денисом, потому что даже буря аплодисментов уже была не в состоянии выразить слушательскую признательность артисту. В небольшой пьесе пианист "размышлял" то как в симфониях и фортепианных концертах, то как в операх и балетах Петра Ильича.
Прокофьев Соната № 7 – музыка, кажется, близкая к природе самого Мацуева. Его музыка. Финал сонаты, исполненный по нарастающей, заставил в конце ощутить чувство, близкое к готовности оторваться от земли на мощнейшем потоке сопротивления гравитации. А делов-то! Просто пианист мастерски сделал крещендо.
И на "десерт". Все знают – бисы у Мацуева – целое отделение концерта с джазовой "вишенкой". Лядов "Музыкальная табакерка". Какое совершенство это тончайшее пианиссимо, этот "заикающийся" механизм шкатулки в конце! Скрябин "Революционный этюд" заставил зал аплодировать на первых же звуках. А Григ! "Песня Сольвейг" с "вкусной" примесью джазовой гармонии, тишайшее звучание. Ну, а "Пещера горного короля", друзья, нет слов!!!
Завершая выступление, пианист предложил публике задать ему темы для импровизации. И понеслось – рахманиновская красота в обрамлении нью-орлеанских септаккордов, "В лесу родилась..." под аккомпанемент баховской прелюдии и со всеми, так сказать, вытекающими.
И целого мира мало...
Б. Асафьев, музыкальный критик и ученый, высказал мысль о “...виртуозности как гедонистической сфере концертирующего стиля”. Публика в этот вечер испытала грандиозное гедонистическое наслаждение и удовольствие.
