Михаил Мишин: "Если люди смеются – это прекрасно. Но главное – не смех, а взаимопонимание"

Когда-то, в начале пути, мне нравилось считаться сатириком. В голове выстраивался потрясающий ряд: от Свифта и Рабле до Щедрина, Зощенко и современников: Жванецкого, Горина, Арканова. Ну и ты, значит, в этом ряду. Сатирик – он же бросал вызов косности, порокам, он обличал, ниспровергал и при этом порождал смех. Мы были востребованы. В обстановке гробовой общественной тишины в стране твое слово казалось слышным повсюду. Сатирик – это звучало гордо. Потом, когда сатириком стал именоваться каждый, кто выскакивал с листочком к микрофону и обличал соседний пивной ларек, мне это слово разонравилось. Я перестал называть себя писателем - сатириком. И требовал убрать с афиши эту приставку и писать просто – писатель. Казалось, так солиднее. А потом мне стало все равно. Я понял: не я решаю, кто я такой, решает аудитория – читатель, зритель, слушатель. Кем она меня считает, тот я и есть. Сам-то я могу назначить себя кем угодно: писателем-баталистом, маринистом, лириком... Кто-то назвал меня писателем-грустистом. Бога ради. А вообще говорить о собственной персоне…Не хочешь да соврешь. Одно, пожалуй, скажу: смех для меня больше средство, чем цель.

Фото: О. Зотов

Потому что телепрограмма "Вокруг смеха" в советских реалиях выглядела этаким вольнолюбивым островком. Сатирикам, можно сказать, повезло. Не у всех творческих сообществ тогда в СССР существовала подобная официальная отдушина. Попасть в эту программу было важно. Зрители всей страны ждали каждый ее выпуск, тем более, что выходила она всего раз в месяц. Туда стекались лучшие силы. Поэтому, конечно, и помнят ее до сих пор. Что касается Горина и Жванецкого, это два замечательных таланта. С Гришей Гориным у нас были очень теплые отношения. Нас даже путали, видимо, из-за бород. У него спрашивали, где снимается его жена, имея в виду мою жену, актрису Татьяну Догилеву. Он подробно рассказывал. А меня поздравляли с его театральными премьерами. Я тоже не отпирался. И с Михаилом Жванецким, который слава богу жив, мы параллельно существуем уже лет сорок. Вот вчера как раз разговаривали. А когда-то в Ленинграде даже рядом жили.

С исполнителями мне повезло. "Меня исполняли" люди, считавшиеся главными на нашей эстраде: Хазанов, Новикова, Шифрин, многие отличные театральные актеры. У меня вышло два спектакля в райкинском театре. А Райкин был абсолютной величиной. У меня с "Сатириконом" и после ухода Аркадия Исааковича дружба не прервалась. Там шли в постановке Константина Райкина несколько спектаклей по моим переводам. И сейчас идет – "Ваня и Соня и Маша и Гвоздь." Посмотрите при случае. "Слишком женатый таксист" уже 15 лет идет в театре Сатиры, его регулярно играют в разных театрах по всей России.

Фото: О. Зотов

В этом контексте ваши предстоящие творческие вечера – это отчет о проделанной работе, показ написанного в последнее время или вам захотелось пообщаться с публикой, и вы собираетесь отвечать на записки из зала?

И то, и другое. Когда-то я выступал интенсивно. И, естественно, читал написанное, что же я еще могу делать? Но если из зала приходили вопросы, я отвечал, и возникал диалог. Надеюсь, так будет и сейчас. Мне нравится, когда контакт двусторонний. Ну и, конечно, почитаю новое. Знаете, иногда обнаруживаю, что какая-то вещь, написанная лет двадцать назад опять звучит актуально. Есть вещи, которые, как мне кажется, и сегодня могут прозвучать, как раньше. Или даже лучше. Но это требует проверки. Что касается общения с публикой, лет 25-30 лет назад, когда я много выступал и мелькал на экране телевизора, проблем с публикой не было. В любом городе зал на моих концертах без труда заполнялся. Прошли годы. Событий вокруг полно, меня в медийном пространстве – мало. Практически нет. А кого нет в "ящике", того как бы вообще нет. Но поколение постарше меня помнит. Молодое, боюсь, вообще не знает. Однако, если люди смеются – это прекрасно. Если слушают – прекрасно. Главное – не смех, а взаимопонимание. Главное – вдруг опять захотелось увидеть глаза людей, услышать живой отклик. Провел несколько вечеров и возникло чувство, что мы с аудиторией друг другу вполне желательны.