Год назад, в феврале 2023-го, к 150-летию со дня рождения Михаила Михайловича в московском Государственном музее истории российской литературы имени В. И. Даля устроили
выставку "Михаил Пришвин: Главная книга". Название проекта было нарочито многоуровневым: подразумевало и дневник, который писатель считал своим главным творением, и его жизнь, и, конечно же, "книга природы", которую он непрестанно изучал.
О биографии Михаила Пришвина, уроженца Орловщины, сына разорившегося купца, о его судьбе, где были и отчисление из гимназии за дерзость, и юношеское увлечение марксизмом, и тюрьмы, и ссылки, и служба военкором на фронтах Первой Мировой, "Ревизор.ru"
рассказывал ранее. К годовщине ухода писателя из жизни хотелось бы акцентировать внимание на другом: на том, что мы утратили вместе с этим человеком, и на том, что осталось нетленным.
Михаил Пришвин. Фото: © eg.ruС тревожного 1937 года Михаил Пришвин жил в Москве. В ту страшную пору, позже получившую название "Большой террор", он очень много писал. Но вовсе не то, что считалось тогда магистральной темой: не о социалистическом строительстве, не о борьбе с внешними и внутренними врагами, не о торжестве идей коммунизма (хотя, как уже говорилось, в молодости разделял марксистские взгляды). Священной для его творчества была природа. Михаил Михайлович писал о ней с любовью и верностью, если так можно выразиться. Он вёл "Календарь природы" (сборник фенологических записок), создал цикл миниатюр "Лесная капель", повесть-сказку "Корабельная чаща" и реалистическую повесть "Кладовая солнца". Последней Пришвин предпослал жанровый подзаголовок "сказка-быль". Он исключительно точен. История из жизни двух осиротевших детей изобилует подробностями: брат и сестра живут в неназванном селе "возле Блудова болота, в районе города Переславль-Залесского" тогдашней Ивановской области, "Их мать умерла от болезни, отец погиб на Отечественной войне", рассказчик обитает всего через дом от них и помогает детям. И вместе с тем, когда Настя и Митраша идут за клюквой к заветной "палестинке" на севере болота, разворачивается самая настоящая сказка с нешуточными испытаниями и счастливым финалом. Эта повесть по праву вошла в золотой фонд советской детской литературы. Умение уйти из невеселой действительности в сказочную реальность, при кажущейся легкости, не так часто встречается у писателей. После Пришвина его демонстрировал с той же силой и мастерством разве что
Константин Паустовский – тоже пылкий певец русской природы, видевший восхитительное в невзрачном…
В
сообществе детской газеты "Антошка" ВКонтакте можно прослушать лучшие произведения Михаила Михайловича для юношеской аудитории.
Что касается "черных лет" советской истории, то о Пришвине рассказывают вот что. В пору репрессий он не подписал ни единого письма против собратьев по писательскому цеху, которых обвиняли в каких-либо антипартийных или антисоветских деяниях. Он ни разу не появился на так называемых "показательных судах". Ссылался на возраст, на плохое самочувствие, которое не дает ему возможности приехать в столицу из Загорска (Сергиева Посада), где жил в красивом деревянном доме на улице Вифанской (тогда Комсомольской) с 1926 по 1937 год. Такая политика не могла, к сожалению, переломить происходящее в стране – но, по крайней мере, писатель не запятнал себя и не очернил свою совесть. К слову, он был депутатом городского совета Загорска – и в то же время в этом доме с мезонином принимал тех, кого преследовали…
Есть предание о том, что раз лично Сталин поинтересовался у Пришвина, не хочет ли тот написать что-либо о социалистическом строительстве. В ответ на это предложение (по сути – требование) Михаил Михайлович с воодушевлением начал рассказывать вождю о птицах, о которых знал столько, что мог не умолкать часами. Сталин быстро соскучился слушать о пернатых. Однако разрешил: "Ладно! Пишите уж про своих птичек…". Что Пришвин и делал. Странным образом дерзость сошла с рук писателю. Он не претерпел от советской власти репрессий и умер своей смертью в начале 1954 года. Похоронен на старинном Введенском кладбище Москвы.
Сталин не вникал, почему писатель Пришвин интересуется общественными процессами и их пропагандой меньше, чем живой средой обитания. Меж тем Михаил Михайлович отразил это исчерпывающе в своем дневнике в том же 1937 году.
"Природа поступает со своими черновиками разумней, чем мы, писатели: мы их рвем и показываем личико. Природа все свои черновики хранит в живом виде, и благодаря этому я могу, занимаясь с усердием, рассмотреть, как соединилось лицо человека и все детали лица…"
К сожалению, "черновики", которые оставляют по себе общественные преобразования, в отличие от "природных", зачастую необратимы…
Дом Пришвина в Сергиевом Посаде. Фото: biblgorlov.ruИменно к "загорским" годам относится запись из дневника Пришвина, которую опубликовала в соцсети в день его памяти писатель и поэт Марина Кудимова.
"Стучат в калитку. Я из форточки:
— Кто там?
Тонкий женский или детский голосок:
— Здесь живет литер... атор?
Я переспросил:
— Писатель Пришвин?
Ответ:
— Сейчас посмотрю.
И, видимо, читает вслух по записке:
— Комсомольская, 85, дом Пришвина, Литер Атор.
Спускаюсь вниз, открываю калитку. Входит во двор здоровенная девица.
— Вы Литер Атор? — спросила она.
— Я сам.
И она пригласила меня читать на вечере Куркрола при МТП.
— Не знаю, — сказал я, — не понимаю даже, что значит Куркрол.
— Товарищ Атор, — изумилась она, — как же так вы не знаете: Куркрол — это курсы кролиководства".
И напоследок. Многие ли знают о том, что горячим увлечением Михаила Пришвина, наряду с писательством, была фотография? К этому искусству он приобщился, когда оно еще не было повально распространено, в начале ХХ века. Это произошло на севере, в ссылке. Пришвин первые снимки сделал на фотоаппарат, одолженный у случайного попутчика. В 1907 году Пришвин наснимал кучу иллюстраций к своей первой книге "В краю непуганых птиц". В дальнейшем он называл себя "художником света". Определение многозначно: свет – это не только лучи солнца и яркое освещение, но и сама живая природа – а зачастую и люди, посвященные ей. Такие, как он сам.
Собственный фотоаппарат Пришвин смог приобрести себе только в 1925 году. С того момента, как говорят, он практически не выпускал камеру из рук. Искусство фотографии сделалось неотъемлемой частью его судьбы. Оно было для Михаила Михайловича больше, чем способом создания иллюстраций к книгам. Слегка мистически он описывал, что фотография, в его парадигме, существует независимо, параллельно дневниковым записям, потому что всегда создает новые смыслы. Вот как писал Пришвин: "Проявляется изображение на пленке, и часто это происходит, будто глаза открываются все шире и шире... Диво! Вышло совсем не то и не так, как снимал. Откуда же это взялось? Раз уж сам не заметил, когда снимал, значит, оно само по себе и существует в "природе вещей"...".
Отвечая на заданный выше вопрос. Русская культура без Михаила Пришвина знает авторов, пишущих о природе, знает блестящих фотохудожников, располагающих необыкновенно технологичными аппаратами, знает сказочников и мастеров "эскапизма"… Но, несмотря на подъем экологических движений, утрачено то чувство любви и благодарности живому окружающему миру, которым отличался писатель, то умение расставлять приоритеты и видеть природу первостепенной, а общество – служащим ей. Дай Бог, чтобы мы ошибались, и новый Пришвин явился.
