2017 год – юбилейный для Голышева. 80 лет. Есть люди, после разговора с которыми чувствуешь мощный заряд позитивной энергией. Виктор Петрович – один из таких людей.
Несмотря на значительный возраст, ощущается в нём какая-то лёгкость и свежесть, и даже, я бы сказал какая-то мальчишеская хулиганчатость.
Родился Виктор Петрович в Москве 27 апреля 1937 года. Его мать, Елена Михайловна, была известной советской переводчицей. И несмотря на слова Голышева о том, что переводческому ремеслу он нигде не учился, очевидно, что на нём сказалось влияние матери.
До того момента как Виктор Голышев с другом за два дня перевели рассказ Джерома Сэлинджера “Лучший день банановой рыбы”, он учился в Московском физико-техническом институте. Именно с этого рассказа и начался переводческий путь Голышева: рассказ был тепло встречен критикой и опубликован в 1961 году в газете “Неделя”. Уже через пять лет Виктор целиком сосредоточился на профессиональной карьере переводчика.
Помимо переводов зарубежных писателей, Голышев воссоздал на русском англоязычные эссе Иосифа Бродского: “Меньше единицы” и “Шум прибоя”. Это не удивительно, так как с нобелевским лауреатом Голышев был в дружеских отношениях, и поэт даже посвятил ему одно из лучших стихотворений о старении тридцатилетних “Птица уже не влетает в форточку”.
С 1992 года Виктор Петрович преподаёт художественный перевод в Литературном институте им. Горького. Этой зимой у нас состоялась с ним небольшая беседа.
О сложностях перевода
Самое сложное – это переломать чужой язык на свой. Но это очень общая мысль. С каждой отдельной книгой свои сложности. Я стараюсь не брать такие тексты, которые в тебе не отзываются, когда у автора совсем по-другому устроены мозги, нежели твои. С такими весьма мучительно работать.
Иногда встречается тяжёлый синтаксис, который сложно переложить на русский язык. Например, у Шервуда Андерсона – у него всё как бы очень сложно и придурочно, но с другой стороны, мысль-то выражена ясно! И приходится искать правильную интонацию.
Трудности случаются при необходимости грамотно перенести чужие реалии на наш язык. У Риты Райт была сложность с "Над пропастью во ржи". Вместо гамбургера написала – котлета. Сглаживала острые углы при переводе ненормативной лексики.
А бывает – просто отравная книга. Вроде "1984" Оруэлла. Когда ты переводишь и живёшь в этой гадости целый год. Поэтому, всё всегда по-разному.
Но самое, пожалуй, трудное - когда ты плохо понимаешь автора. Ум у него работает лучше или по-другому, чем у тебя. А это ведь почти у всех так.
Выбранная книга – каждый раз самая любимая
У меня нет любимого перевода. Но есть книжки, которые я переводил с удовольствием и которые меня больше “заводили”. Пока была Советская власть, я выбирал книги, какие хотел. А сейчас стало сложно что-то предложить издательству - у них свой план. Раньше проще было договориться. Поэтому раньше выбранная книга – каждый раз самая любимая. Ну, как любовница, наверное (смеётся). Ты вроде знаешь их относительную ценность - допустим, что Фолкнер выше Стивена Винсента Бене. Но пока ты с книгой живёшь, ты вполне доволен. Хотя табель о рангах, конечно, существует. Когда всерьёз переводишь хорошую книжку, - это же “заводит”. И одна сильнее, другая - меньше. Но равнодушия никогда не бывает.
Влияние окружающей жизни на перевод
В какой-то момент я понял, что атмосфера, царящая вокруг, всегда сказывается на переводе. Одно дело, когда у тебя дома всё нормально, другое – когда кто-то умирает или иные проблемы. И тут перевод становится другой реальностью, которая постепенно сливается с реальной жизнью.
Когда хочется перевести то, что уже сделано…
Таких книг несколько. Например, "Моби Дик" Мелвилла. Совершенно не хочу переводить по-новому, потому что уже есть замечательный перевод Инны Бернштейн. У неё ещё "Смерть Артура" – но здесь я ей не очень завидую. (Улыбается). А вот "Моби Дик" – это, по-моему, самая главная книжка в Америке.
Конечно, было бы здорово перевести “Шум и ярость”, но её перевёл Осия Сорока. Потом появился второй перевод – менее удачный, на мой взгляд.
Молодые, думаю, взялись бы за Марка Твена. Мне особенно нравились его рассказы. Но они уже были переведены.
Я жалею, что в своё время не выучил немецкого или французского языка, что не довелось перевести “Процесс” Франца Кафки или “Постороннего” Альбера Камю.
А вот за О.Генри мне никогда не хотелось браться. Вроде читаешь – всё легко и весело, а на деле – очень мудрёная проза, вся неправильная. Я как-то встретился с одной опытной переводчицей, так она сказала: “Наплевать на него, только голову сломаешь!” А я-то думал, что просто не могу перевести.
Об отношении к Чарльзу Буковски
Вообще, он мне нравится. Отъявленный тип такой. С ним вот какая трудность: не собираюсь его критиковать, но его грубость очень сложно перенести на русский язык.
Например, слово “фак”. Вроде ходовое такое, но не напишешь ты ё**ный – оно на два метра из книжки вылезет. А в американской литературе оно в порядке вещей. На самом деле, что касается Буковски, я думал, что это довольно бесполезное занятие. Потому что “Макулатура” – в большей степени пародия на триллер, хардкор. Такое нам не свойственно. Поэтому переводить очень сложно.
Там используется жаргон, известный американцам много лет и всем понятный. У нас есть “феня”, но тогда будет какая-то уголовщина. Поэтому я несколько раз брался и бросал, пока не сообразил, как сделать. Но вообще книга весёлая, за исключением финала. Он ведь, написав две трети книжки, действительно начал умирать…
Рассказы Буковски мне очень нравятся. Возможно, есть слегка бесформенные, но всё равно – замечательные. Например, “Самая красивая женщина в городе”. А вот его стихов я читал мало.
О молодых переводчиках, студентах
Преподавание не вызывает у меня сложностей. Ведь учишь ремеслу – выбрать правильный падеж, деепричастный оборот. По сути то, чем постоянно занимаешься сам. Студенты приходят неподготовленными, но всегда видно людей, у которых есть чутьё и которые смогут стать настоящими переводчиками.
