Его организаторы — фонд СЭИП совместно с толстыми литературными журналами — называют своей главной целью поддержку молодой литературы, “сохранение традиций русской словесности”, помощь начинающим авторам в публикации произведений. Эта литературная тусовка носит самый непринуждённый характер, способствующий возникновению искренних симпатий между участниками и преподавателями.
Липки — это новый год посреди осени. Причем такой, каким он был в детстве. Ты выключаешься из повседневной суеты и неделю проводишь в другом мире. С другим течением времени — словно получил пять-шесть дней, провалившихся в дырку в кармане, за подкладку. В Липках можно усовершенствовать своё мастерство, с помощью опытных коллег увидеть то, чего ты сам увидеть не сможешь. Но главное - там завязываются хорошие дружбы. В других обстоятельствах взрослым людям не так просто сблизиться, — делится впечатлениями
Евгений Эдин.
Евгений Эдин. Фото из архива Е. Эдина
В писательское ремесло Женю вынесло из довольно бурной биографии. Он родился в городе Ачинске Красноярского края. Успел поработать сторожем, актёром, помощником министра, журналистом, диктором. Сейчас живёт в Красноярске. Печатался в журналах “Октябрь”, “Новый мир”, “Знамя”и литературных альманахах. Лауреат премии им. В.П. Астафьева (2008). В 2014 году в издательстве СЭИП вышла книга “Танк из веника”.
Герои Евгения совсем непохожи на своих сверстников из девяностых или уж тем более восьмидесятых-семидесятых годов. Нет в них ни комсомольского задора, ни страсти к вещам, ни особой агрессии, ни особо возвышенных целей. Иногда мелькает смутное ощущение, что из них выветрился здоровый сибирский дух, что они лишились какой-то изюминки, индивидуальности. Это новые люди, выросшие в постперестроечной стране, на руинах надежд своих родителей. Их действительность складывается после исторического перепада — после падения СССР, после кризиса 90-х годов. Её атмосфера — двусмысленная прояснённость, где общественно-политические противостояния уступили место некоей социальной дезориентации. В ней оказались утрачены простые очевидности материальной и физической жизни.
Женя, твои герои – наши современники. Однако их жизнь, на мой взгляд, наполнена слишком однообразным звучанием и цветом. Они не романтики, но и не законченные циники. А как ты сам их определяешь?
Какова глина, таков и кирпич. При всей мясорубке современности, если смотреть на нее с высоты птичьего полета и мировых новостей, жизнь большинства лишена больших трагедий и гомерического смеха. Кроме того, мои герои – ровно таковы, какими им нужно быть для конкретного сюжета. Если они будут иными, получится фальшь и дисгармония, будет команда, где каждый играет в свою игру. Хотя некоторым моим героям присущи и романтизм, и раздолбайство, и экспрессия.
Впрочем, они, действительно, ещё слишком молоды, чтобы окончательно определиться в своём жизненном пути. И всё-таки немножечко обидно, что выпал из их портретов удалой размах, некогда присущий сибирской литературе. Ушла широта взглядов и жестов. Что всё больше приближаются они к среднегородскому стандарту серого жителя рукотворных джунглей, жаждущего адреналина в качестве развлечения. И всё же… Всё же остаётся надежда, что они будут расти и крепнуть вместе с набирающим обороты новым строем, новой эпохой.
Сибирские писатели - отдельный пласт, которым проросла наша литература. Кто из них тебе ближе всего? С кем ты чувствуешь определённое родство души?
Василий Шукшин. Дальний родственник, с которым хотелось бы чаще встречаться. Валентин Распутин — любим, Александр Григоренко восхитил в начале года, Иван Пантелеев – один из писателей, “сделавших”мое детство. В лучших своих вещах недооцененный Эдуард Русаков. И Виктор Астафьев — избранное.
Степан Гаврилов. Фото из архива С. Гаврилова
Многое в своей жизни успел повидать и попробовать и Степан Гаврилов. Он родился и вырос в городе Миассе Челябинской области, расположенном у подножия Ильменских гор. После учёбы работал строителем, разнорабочим, рекламным агентом, радиоведущим, библиотекарем, журналистом, редактором. В настоящее время живет в Санкт-Петербурге. Рассказы публиковались в литературном журнале "Новая реальность". Стипендиат Минкультуры РФ по итогам Форума.
Герои Степана люди непростой судьбы. Он рисует их то взлетающими, то парящими, то срывающимися с обрыва вниз без подстраховки, прямо на острые камни беспощадной действительности. Так герой его рассказа “Танец”Разведчик с самого начала вызывает весьма двусмысленные эмоции. Его бесформенные татушки скорее напоминают оперение стремящегося к полёту птенца. Этакого кукушонка, который с помощью фломастеров пытается казаться заморским попугаем. Его фигура, на первый взгляд столь малопривлекательная, тем не менее постоянно окружена разного сорта людьми, негодующими его поведением и одновременно охотно кидающимися вслед за ним в горло воронки. Здесь, среди сверстников, ему приходится выживать, быть сильным. По местным понятиям значит — злым, беспощадным, крутым.
Однако ему не нужна власть. Ему не интересны тараканы. Он, скорее на уровне подсознания, ищет другой, настоящий мир. Мир, где можно открыть своё сердце, не боясь презрения и насмешек. Он едет в то место, на которое, кажется, указывает перст Судьбы, но Судьба, как известно, — большая шутница.
Степан, твои герои имеют реальных прототипов или это исключительно плод фантазии?
Прототипы у героев есть. Наверное, моя фантазия больше работает в интонации, с которой я про них рассказываю. Или, что хуже, не работает вообще, но тут судить не мне.
Такие персонажи — это агония маленьких городов, где жизнь настолько бесцветна, что молодой человек расписывает своё тело как клумбу ("Танец")?
Мои герои родом из маленького российского городка, это не город-областной центр и не курорт где-нибудь на юге. Характерны ли они лишь для таких мест? Не думаю. Они могут жить и в питерском Купчино и в московском Алтуфьево, и в новосибирских "Снегирях" и в свердловском "Химмаше". Не согласен, что их жизнь так уж бесцветна. Уж пособытийней некоторых — это точно. Аналогия с клумбой — интересна. В этом есть нечто вольтеровское: "Возделывай свой сад". В таком случае, герой "Танца" решился на радикальные методы.
Какие цели ты преследуешь, когда пишешь: читатель должен оказаться под холодным душем? удивиться? вознегодовать? наконец, расстроится?
Большие писатели говорят: нельзя писать под определенную реакцию. Иногда я все же размышляю о том, как мое письмо повлияет на людей, предугадываю какие-то моменты, стараюсь направить читательскую энергию в более подходящее русло. Сам я люблю испытывать от литературы ощущение духовного катарсиса: не грубого, драматического, а духовного, когда даже ужасные вещи отчего-то воодушевляют, поднимают, срывают покровы с того, что зовется реальным. Это парадоксальное чувство. Я бы хотел, чтобы люди испытывали то же самое. Ну а если нет, хочу, чтобы просто нескучно провели время. Или, например, возненавидели меня - а что, неплохая альтернатива.
Екатерина Гашева. Фото из архива Е. Гашевой
Катерину Гашеву можно назвать настоящим ветераном Форума. Она приезжает на него уже в течение семи лет. Родилась Катя в Перми. Литературным творчеством занимается всю сознательную жизнь. Печатается с четырнадцати лет. Лауреат “Илья-премии”с подборкой стихотворений. В 2007 в журнале “День и Ночь”выходит повесть “Они держались за руки и шли”. В 2008 - лауреат поэтической номинации фестиваля им. Валерия Грушина (2008). В 2011 году вошла в шорт-лист премии “Дебют”в номинации “фантастика”с романом “Штабная”. Публикуется в российской периодике. Пишет, в основном, крупную форму. Окончила Факультет психологии ПГПУ в Перми, осенью 2015 года перенесла тяжелейшую операцию по удалению опухоли головного мозга.
Форум помогает мне обретать новых и встречаться со старыми друзьями. Здесь всегда интересно и весело. Что называется — для души, и сердца, и ума. Остаётся только удивляться, как здорово пишут ребята. Многие вышли из самых разных профессий и несмотря на молодость успели приобрести немалый опыт.
Катерину Гашеву почему-то хочется называть Катюшей, столько в ней неподдельной искренности, доброты и даже некоторой детской наивности, как и у её героев. И боль та же. На первый взгляд её мальчики и девочки — это самые обычные люди, живущие рядом с нами. Но пристальный взгляд художника различает за их простеньким антуражем некие, почти мистические, черты. Сдвигает время, играет временем, заставляет окунуться в огромную полноту чувств и эмоций, которую переживают Катины персонажи. В чертах рыбака Андрея из рассказа “Первая линия”проступают манеры Апостола. Или не совсем Апостола. Но фигуры явно неоднозначной, повторяющейся на каждом новом витке времени, с набором характеристик, присущим именно этому моменту. Или маленький мальчик, впервые столкнувшийся со смертью (глава из романа). В семь лет познавший всю боль предательства и несправедливости мира. Катиным героям хочется сочувствовать, сопереживать, короче, они из тех людей, с которыми проще, чем с кем бы то ни было, вести откровенные разговоры, не боясь быть неправильно понятым.
Катя, а почему ты выбрала тему чеченской войны?
Мне хотелось показать фрагменты разных сюжетных линий, а Чечня – случайность. Если же говорить о романе в целом, там так или иначе говорится о гражданской войне на заре СССР, второй мировой и многих конфликтах второй половины двадцатого века и нулевых годов. В том числе кампучийские события, Афган, разборки между Грузией и Осетией, Карабах, Абхазия и т.д. У нас в миллионном городе каждый третий, из призванных в армию за последние четверть века, принимал участие в боевых действиях. Так что Чечня – только один пласт. Вокруг меня есть люди, разумеется, которые воевали и там, но это не главное. Я сама помню и Беслан, и Норд-Ост. Диплом по психологии писала по военной тематике — травмам, которые оставляет война. Россия всё время на войне, только не многие замечают.
Ты также периодически возвращаешься к библейской теме. Современный мир кажется тебе апокалипсисом?
Если вы имеете в виду рассказ “Первая линия”, то здесь скорее добрая ирония над растущей популярностью апокалиптических настроений в сегодняшнем мире. Вообще, библейская тема — не что-то уникальное. Вечный вопрос способа познания себя и мира. Апокалипсис, по-моему, если и идёт, то медленно и незаметно.
Игорь Белодед родом из Томска-7. Хотя, с учётом биографии, уже вполне может называться москвичом. Окончил МГИМО (У) МИД РФ, факультет международной журналистики. Выпускник Литинститута им. Горького, семинар О.О. Павлова. В этом году он впервые посетил Форум.
Игорь Белодед. Фото из архива И. Белодеда
Это было невероятно, — говорит Игорь. — Восторг не ахти как передается словами, как и всякое более или менее чистое чувство. Но, кроме него, было, конечно, важно окунуться в уникальную среду “Липок”, получить неоценимые советы руководителей семинара и собратьев по цеху. Это чувство можно сравнить с утренним, трезвым вдохновением — в хорошем смысле слова.
Хочется заметить, что в своём творчестве Игорь действует как колдун, выстраивающий свой собственный мир и постепенно вовлекающий туда читателя. Обилие цветов, оттенков, запахов, острых и тупых углов создают почти реальное ощущения присутствия. Кажется, что ты следуешь по сырым, влажным улицам вместе с героем. В какой-то момент туманность и одновременно агрессивность этого мира вызывают даже желание разжечь костёр или хотя бы накинуть на плечи плед.
Игорь, описывая воздух, предметы, ты пытаешься придать им новую форму или погружаешь читателя в некое “болото”, которое засасывает, затягивает героя и провоцирует его даже на несвойственные ему поступки?
Пишущий человек изначально находится в плотном культурном поле, где каждое слово обладает собственным, подчас длинным, хотя едва уловимым шлейфом. В этом смысле важно знать сопредельные литературы, а не замыкаться в рамках одной-единственной. Русская культура в переломные годы не раз находилась в состоянии гравитационного коллапса, еще чуть-чуть — и вместо культуры, казалось, будет черная дыра. Первичной должна стать установка на выработку вдохновения в душе читателя. Он словно получает некую индульгенцию распорядиться вдохновением по своему усмотрению. Это важно. В современной жизни не так уж много территорий свободы, где не тянет задаться вопросом о подлинности этой самой свободы. Выработка вдохновения и свободы — вот грандиозная задача литературы.
Каким ты видишь будущее нашей литературы?
Если коротко, приведу грубую аналогию: как российское государство является по сию пору носителем византийских традиций без Византии, так и русская культура и литература, в частности, станут в будущем настоящими носителями культуры европейской, когда Европы в привычном смысле слова не станет. Россия буквально жить не может без мессианизма. Дело за малым — сидеть, мотать на ус и дожидаться. И ни в коем случае не стараться изжить в себе комплекс недоевропейства.
