И встреча с Крючковым была похожа на него самого: непредсказуемая, неформатная, неуловимая. Ситуация-блюз между провокацией и откровением. Такое невозможно пересказать…
- Меня предупредили, что "Актуальная критика" – это проект, в который приглашают в первую очередь серьезных авторов, таких писателей-писателей, критиков-критиков, а уж потом всех остальных. Но я не "писатель-писатель", и не "критик-критик", а… Знаете, раньше в деревнях вешали объявления на сельпо примерно такого содержания: "Иван Пупкин. Из серии "Встреча с интересным человеком". Вот примерно в таком плане я буду выступать… Понятия не имею, куда это нас заведет… Но начнем с начала…
В юности заниматься литературной деятельностью не только не планировал, но даже умудрился не сдавать экзамены по литературе в десятом классе, потому что заболел "какой-то ерундой, типа, гастрита". Соответственно, вместо гуманитарного ВУЗа пошел на производство…
- Знаете ли вы, что такое работа на производстве? Знаете? Хорошо!.. Оно затягивает…
Довольно скоро производственный опыт, а также интерес к журналистике, "затянули" юношу в газету "Комсомольская правда", точнее, в подвальное помещение издания, в котором размещалась типография. Там молодой специалист носил горячий металл с фенотипов на столы.
- А подвал газеты — это ад. Там есть своя жизнь, своя иерархия, свои начальники. На шестом этаже редакции ходили живые классики: Василий Песков, Инна Руденко, Ярослав Голованов.
Здесь же состоялся авторский дебют Крючкова: заметка о документальном фильме "Риск-2", посвященном атомной энергетике и атомной бомбе. В фильме, между прочим, в назывном порядке среди других имен упомянули и академика Сахарова. И это имя наряду с другими именами прозвучало в заметке журналиста. После этого поступка на Павла Крючкова пришли посмотреть высокое начальство. Но никаких оргвыводов сделано не было. Шел 1986 год, и впереди предстояло столько всего, что оно никак не могло уместиться в два часа, отведенные на встречу.
- Я все время уклоняюсь от основной темы. Мне же нужно рассказать про актуальную критику? Нет? Не нужно? Про "Новый мир" рассказать?
- Расскажите, почему вы стали работать не в отделе критики, а в отделе поэзии.
- Ну, все очень просто: Ирина Бенционовна Роднянская, заведующая отделом критики, работала на шестом этаже, а отдел поэзии, которым тогда заведовал замечательный поэт, мой близкий друг и мой крестный Юрий Кублановский — на втором. На второй мне было ближе бегать с первого этажа. Но на самом деле я был заместитель редактора двух отделов. И бегал, как заяц, туда-сюда и печатался в обоих отделах.
И вот теперь я единственный в мире заведующий отделом поэзии толстого литературного журнала, который сам не пишет стихов.
На самом деле, как и все люди пишущие, Павел Крючков имеет опыт написания стихотворных текстов, и даже вполне серьезные публикации, например, в альманахе "Поэты МГУ". Но однажды он спросил себя с последней прямотой: можешь ли ты не писать? Оказалось, что может. "И кран закрылся". Творец стихов исчез, но явился читатель стихов, человек, который любит и понимает поэзию как никто другой. И, может быть, в добровольном поэтическом молчании Крючкова заложен глубокий смысл: чтобы хорошо расслышать другого, нужно замолчать самому. Восприятие рождается во внутренней тишине.
Но в этот день в доме Ростовых молчание было нарушено.
- Однажды я сочинил огромную балладу, посвященную отношениям Бориса Пастернака и Анны Ахматовой. Причем я начал ее писать как балладу, подражая Жуковскому, а в конце мне стало скучно и завершил ее как колыбельную. Начиналась она примерно так:
Постаревший рыцарь приносил
Королеве суп в кружочках жира,
И она не то, чтобы ворожила,
То ли шила, то ли хлеб крошила,
Все тужила, что не хватит сил.
А завершилось оно так:
У стены, заросшей мхом,
вырос одуванчик.
Стих не вылечишь стихом,
засыпай, мой мальчик.
Я и сейчас умею писать стихи, ну, примерно такие:
Господь зачем-то взял меня
и поместил туда,
где все кричат: огня, огня,
когда кругом — вода.
Особый мир — Переделкино, особый автор — Корней Чуковский. С Переделкиным Крючков связан узами любви с 1973 года! А на вопрос: "Как вы начали заниматься изучением наследия Чуковского?" – он ответить не может.
- А я не помню! Думаю, мне было года полтора. Скорее всего, мама или бабушка начали наши занятия так: "Одеяло убежало, улетела простыня…" или так: "Ехали медведи на велосипеде!" Ведь
Корней Иванович попадает нам в голову не через чтение, а через слушание. Он был несчастнейшим человек на свете – единственным, кому в детстве не читали Чуковского. Его поэзия в первую очередь звучащая!
Конечно, творческая встреча с Павлом Крючковым завершилась на высокой — звучащей — ноте. Иначе и быть не могло.
- Ну что мне вам сказать в оставшееся время про звукоархивистику? Я 25 статей в журнале "Новый мир" на эту тему написал! Давайте послушаем записи!
И в этот вечер прозвучали голоса Петра Мамонова, Александра Галича, Иосифа Бродского, Александра Величанского, Сергея Труханова, Юрия Кублановского, Игоря Меламеда.
- А сейчас мы поставим второй номер и поймем, что такое литературная архивистика. Мой друг и наставник, замечательный прозаик, журналист, один из лучших литературных критиков страны, Дмитрий Геннадьевич Шеваров сегодня прислал мне звуковое письмо. Он читает стихотворение Валентина Курбатова, писателя, ученого, литературного критика. Ему сегодня могло бы исполниться 84 года. Мало кто знает, что Валентин Яковлевич всю жизнь писал стихи, хотя не публиковал их. Сейчас мы услышим в исполнении моего друга его стихотворение про осень. Оно кажется очень простым, но… давайте мы его послушаем…
Вновь в вершинах берез
Золотые листы,
Их еще сосчитаешь по пальцам.
И еще небеса так июльски чисты
Но уж сердце торопиться сжаться.
Значит осень? Опять? Неужели? Постой!
Только что тут метаться-то, милый?
Это жизнь улетает. Порядок простой
не тобой заведен. Береги свои силы.
Растяни эти дни, наглядись наперед,
надышись этим светлым покоем.
Все под солнцем в своей час и всему свой черед.
Лист горит. Ты горишь. Мир чудесно устроен.
Так что же такое звукоархивистика и что делает с этим записями — Павел Крючков? Это и концерт, и спектакль, и литературная импровизация, и литературная рефлексия, диалог с живыми и ушедшими поэтами.
Больше всего это похоже на объяснение в любви поэзии как таковой и ее слугам и апостолам — поэтам.
Именно в звучании стиха скрыта его тайна, его душа и душа поэта, который читает свой текст.
А главный герой этого действа — это сам Павел Крючков — человек, который не пишет стихи, но реализует свой поэтической талант иначе: он показывает нам образ идеального читателя стихов, который мог бы и что-то сказать, прокомментировать, написать критическую статью, но вместо этого он просто слушает. Просто слышит, просто живет этими текстами. Он и есть необходимое условие существования поэзии — чтобы кто-то слышал, воспринимал, глубоко сочувствовал каждому слову, чтобы человеческая душа, слышащая стихи, зазвучала в ответ.
