ога Сёхаку (1730-1781). Даосские бессмертные. Бумага, краски, кисть. Пара шестистворчатых ширм. Собрание Агентства по культуре Японии. Важное достояние культуры. Фото: https://pushkinmuseum.art/events/archive/2018/exhibitions/edo/index.php
Осень уже пришла!" —
Шепнул мне на ухо ветер,
Подкравшись к постели моей.
(Басё. Перевод В. Марковой)
И правда – осень. Пора неторопливой созерцательности.
Изысканные позы журавля и фазана, цветущие ветви вишни, сливы и сакуры – знакомые символы японской культуры щедро представлены в выставочном пространстве залов музея, немалое их количество крайне редко выставляется за пределами страны. Лирическая созерцательность хокку воплотилась в изобразительном мастерстве японских художников. Жанровая палитра творений чрезвычайно богата: пейзажи, портреты, исторические и бытовые сцены. Конечно, не обошлось и без морских гравюр Кацусики Хокусай и знаменитого японского шедевра – ширмы “Бог ветра и бог грома” Огаты Корина, уроженца старинного Киото. Всё семейство художника было тесно связано со сферой искусства. Его отец был незаурядным каллиграфом, а также патроном местного театра, младший брат занимался керамикой. Немало работ Огаты Корина принадлежат числу Национальных сокровищ Японии. Но в выставочном пространстве музея посетителям предлагается встреча с новыми именами и техникой исполнения японских мастеров.
Кацусика Хокусай (1760-1849) Победный ветер. Ясный день. Лист из серии "36 видов Фудзи". Б., цв. ксилография. 26.2x38.7cm (в раме: 44.3x58.8×4 см). Художественный музей г. Тиба. Фото: https://pushkinmuseum.art/events/archive/2018/exhibitions/edo/index.php
Одним из видов такой японской живописной техники стала гравюра на дереве (укиё-э). На ней следует остановиться особо. Изменчивый, скрупулёзно выписанный мир пейзажа, кварталов театра кабуки и прекрасных гейш японские гравёры отображали на тонкой бумаге многочисленных оттисков, приклеенных ранее на деревянные доски вишнёвого, самшитового или грушевого дерева. Такие гравюры были доступны в цене, их могли приобрести обычные городские жители, а не только представители аристократических кругов. Обыватели и филистеры желали лицезреть понятную им жизнь, обстановку. Бренный мир, ранее находящийся на периферии. Взоры японцев обратились к созерцанию и любованию природы: лунному свету, заснеженной вершине Фудзиямы, цветами вишни, сакуры, лепестками хризантем, то было истинное наслаждение мимолётным изменчивым мгновением:
Аиста гнездо на ветру.
А под ним - за пределами бури -
Вишен спокойный цвет.
Аромат хризантем...
В капищах древней Нары
Тёмные статуи будд.
(Басё. Перевод В. Марковой)
Чёрно-белую гравюру сменила многоцветная печать, лишь только в XIX веке вытесненная фотографией. Но традиции техники (укиё-э) не канули в Лету. Европейские художники конца XIX-начала XX века вдохновлялись исполнением японской графики. Достаточно вспомнить знаменитый “Портрет папаши Танги” кисти Ван Гога, картины Поля Сезанна или Франца Вергаса.
Невозможно пройти мимо тщательности в исполнении каждой детали и тонких изгиб линий свитка “Дзюродзин, олень и журавль” художника-эксцентрика Сога Сёхаку. Седовласый старик Дзюродзин – бог долголетия – тихо и мирно сидит под вечнозелёной сосной, окружённый спутниками – оленем и журавлём. Сдержанность и эмоциональность соседствуют в работе Кано Цунэнобу "Цветы и птицы четырёх времён года", а если зритель пожелает взглянуть на яркие краски, то японская живопись может предложить немало интересных работ.
Одной из них стала композиция "Пикник на лодке на реке Сумида" Тории Киёнага – художника, специализирующегося на театральных гравюрах. Трёх актёров театра кабуки развлекает танцующая обезьянка, облачённая в кимоно. Недалеко разместились две девушки, аккомпанирующие на сямисэне – трёхструнном музыкальном инструменте. Утончённые очертания одежды фигур людей контрастируют с оранжевыми, зелёными, жёлтыми цветами одежды и лодок.
Тоскует душа
Не по той, чей образ прелестный
Стал взору доступен,
А по давней поре, когда
Я ещё никого не любил.
(Перевод Т. Соколова-Делюсина)
Иллюстрация к повести “Сайгё-монгатари” Таварая Сотацу изобилует зёлёными и синими оттенками. Легенда о странствующем монахе и поэте не имеет конкретного авторства, это плод коллективного творчества, меняющегося в соответствии с религиозными, социальными и этическими воззрениями японцев.
Где молодые травы сбирают,
До чего он печален!
Словно прячется юность моя
Там, вдали, за его завесой.
(Перевод В. Марковой)
Стоит увидеть филигранные произведения искусства далёкой и до сих пор загадочной страны – Японии. Неспешность и умиротворённость природной красоты зачаровывает настолько сильно, что хочется рассмотреть до мельчайших чёрточек россыпь архитектурных построек старинного Киото на декоративной ширме неизвестного автора.
