Режиссер-хореограф Сергей Землянский является одним их ярких представителей современной пластической драмы, и новый спектакль “Калигула” создан в этом же современном стиле – как сочетание жанров драмы, танца и пантомимы. Основой для постановки стала одноименная пьеса Альбера Камю, написанная в 1945 году, в которой драматург-экзистенциалист исследует судьбу Калигулы как историю своеобразного безумного бунта против богов и смерти. И вот это не просто литературное или историческое, но философское, мировоззренческое высказывание в контексте, где автору было важно каждое слово, каждая формулировка, – теперь на сцене театра в формате wordless, то есть “без слов”.
Фото: Евгений Чесноков Эта постановка интересна и тем, что в нем задействованы слабослышащие актеры, которые больше, чем кто-либо, ценят и понимают выразительность движения, язык жеста, заменяющего произнесенное слово, и природу ритма, оказывающегося подчас важнее традиционной мелодии. И эта “бессловесность” превращает жизнеописание одного из цезарей в явление вне времени и вне национальности. В разговор о вечных вопросах и вечных истинах, понятных без перевода.
Фото: Евгений Чесноков Сергей Землянский вместе с композитором Павлом Акимкиным и автором либретто Владимиром Моташневым при помощи музыки и пластики рассказывают о человеке, который в отчаянии заявляет о своей беспредельной свободе и устраивает чудовищный урок для все современников, пытками, зверствами, провокациями доказывая им, что не стоит искать в мире правды и закономерности.
Фото: Евгений Чесноков Калигула словно сознательно пытается сорвать покров внешних приличий, благопристойности, обнажая затаившийся гибельный хаос, который в любой момент может прервать жизнь любимого существа. Но кроме истории конкретного римского императора, что было в центре повествования пьесы Камю, для создателей спектакля было важно показать, как рождается тиран и как возникает тирания, попытаться понять истоки странной покорности, с которой высокородные патриции, воины и простые люди принимают жестокость правителя. И даже не столько понять, сколько почувствовать, вовлечь зрителя в атмосферу странного и страшного мира, как будто агонизирующего во всполохах кровавого света, музыкальной аритмии и судорогах танца.
Фото: Евгений ЧесноковВ начале спектакля Калигула в исполнении Ильи Малакова – прекрасный юноша в белых одеждах, оплакивающий гибель своей сестры и возлюбленной словно крушение всего мироздания. В нем еще много легкости и света, искренней любви, как у античного героя, который непременно сразит минотавра или горгону, найдет путь к Ариадне или спасет Андромеду. Но ничто не может оживить Друзиллу, которая сломанной куклой остается недвижимой в его объятиях.
Фото: Евгений ЧесноковИ вот тучи сгущаются, все тревожнее становится музыка, все слышнее цокот копыт коня, которого, по легенде, Калигула ввел в Сенат. Меняется и сам Калигула, облачившись сначала в черные маскарадно-военнизированные одеяния, а в финале – во все красное, словно герой искупался в чужой крови. Движения становятся резче, беспорядочнее, тяжелее. Он мечется по сцене, одержимо и неистово.
Фото: Евгений Чесноков Весь спектакль он существует в максимальном эмоциональном и пластическом напряжении. Как будто мстит себе и всем вокруг. Как будто сознательно вытравливает из себя все хорошее, что было когда-то в его душе. И его сумасшествие заразительно – оно поражает всех героев, электризует так, что каждый следующий жест, каждый новый мелодическое или световое изменение бьет в цель.
Фото: Евгений Чесноков В жестком мужском мире существуют и три женских персонажа. Актриса Катерина Шпица играет Юлию Друзиллу, ту самую добрую и светлую составляющую Калигулы. Нежная, хрупкая, трепетная, она – тень его прошлого, его мечта, его душа. Его Психея. Призрак, являющийся из недр памяти в самые сложные моменты жизни Калигулы.
Фото: Евгений Чесноков Жену Калигулы Цезонию блистательно играет прима-балерина Большого театра Мария Александрова, которая создает образ страстной любви. Любви слепой и яростной. И всепрощающей – она готова не замечать изощренной жестокости Калигулы, постепенно меняясь, как будто каменея. И вскоре уже взирает на творящиеся бесчинства как холодная и неумолимая статуя римской богини – возможно, Юноны. Это сходство подчеркивается всей пластикой Александровой – сдержанные лаконичные движения, короткие и точные. Но за этой царственной скупостью жеста скрываются сильнейшие эмоции. В Цезонии удивительным образом сочетаются равнодушие, властность и чувственное напряжение.
Фото: Евгений ЧесноковТретья героиня – жена патриция Муция в исполнении Зои Бербер. Очередная жертва жестокости Калигулы, чье истязание на показ публике могло бы привести к открытому протесту, но – аристократы молчат, то ли боясь своей участи, то ли становясь соучастниками злодеянием.
Фото: Евгений Чесноков Визуальное решение спектакля “Калигула” завораживает. Первая сцена, где император прощается со своей сестрой, проста и лаконична, выполнена в черно-белой гамме. Ложе – как постамент для серо-каменного трона с барельефом змеи. И в луче света только двое – Калигула и Друзилла. Но затем откуда-то из причудливых складок колышущегося занавеса, как будто из больного воображения главного героя появляются другие персонажи, обыкновенные и странные, находящиеся в постоянном движении. И катятся прямо в зрительный зал огромные головы-маски, и диск луны то обращается ликом грозного божества, то наливается кровью, искушая правителя-богоборца своей достижимостью, манит вверх, то обрушивается, завершая трагедию.
