Мировая премьера оперы состоялась 9 марта 2017 года в Мюнхенском Государственном театре на Гертнер-плац, по заказу которого известный американский кинокомпозитор Томас Морс впервые обратился к жанру оперы, рассказав историю Эмилии Шиндлер.
Создавая оперу “Фрау Шиндлер” Томаса Морса, режиссёр был вдохновлён легендарным фильмом Стивена Спилберга “Cписок Шиндлера”. Эта история о том, как жена Оскара Шиндлера помогала мужу в спасении 1200 евреев во время Второй мировой войны.
Американский композитор Томас Морс 10 лет занимался исследованием темы и 3 года практически вел жизнь затворника, работая над партитурой. Он объездил все места, где происходили описываемые события, посетил фабрики Шиндлеров в Кракове и Бржненеце (тогда Брюннлиц), встречался с уцелевшими очевидцами, их потомками. Обо всём этом композитор рассказал на своей творческой встрече, организованной театром им. Станиславского и Немировича-Данченко в преддверии премьеры. Презентация Томаса Морса, насыщенная фотодокументами, фотографиями, авторскими видео, а также неоднозначными рассуждениями композитора об этой истории, противоречиях голливудского и его собственного взгляда на Оскара и Эмилию, несколько развернула привычный угол зрения аудитории на события и их героев. Тем не менее, Морс подтвердил, что "опера находится на орбите знаменитого фильма Спилберга."
Сцена из оперы "Фрау Шиндлер" в Мюнхенском Государственном театре на Гертнер-плац. Фото: operaworld.esРежиссерское видение истории Шиндлеров режиссёра-постановщика и автора русского текста Владимира Аленикова также имеет под собой серьезную почву. Известный российский режиссёр, сценарист, писатель, профессор, академик, обладатель многочисленных наград и кинопремий, Владимир Михайлович ввёл нас в круг проблем и вопросов своей версии:
"Начнём с того, что перевести либретто один к одному с английского на русский невозможно. В русском языке гораздо больше слов. Русская фраза всегда длиннее английской. Нужно подогнать количество произносимых звуков под количество нот. Ударные гласные должны совпадать с ритмикой музыкальной фразы. Обычно такая работа занимает много месяцев. У меня — меньше. Видимо, мне помогал мой опыт переводчика. Когда-то я довольно много переводил хорошей поэзии с английского, французского, испанского.
Кроме того, меня не устраивал тот образ Оскара Шиндлера, как он был изначально написан (Либретто — Томас Морс и Кеннет Кэзан) и каким я его увидел в мюнхенской постановке. Трусливый, подлый, отталкивающе-неприятный образ Оскара у меня вызвал активное негодование. Конечно, он был не ангел, а гуляка, любящий деньги, выпивку, изменяющий Эмилии. В конце концов он просто ее бросил в Аргентине. Но Оскар сделал то, что он сделал. Трижды его арестовывало гестапо. Чудом его вытаскивали оттуда, напрягая все силы, связи и его любовницы, и Эмилия. Он реально рисковал жизнью. Деньги, которые он привозил от зарубежных евреев и передавал евреям Германии, не оставлял себе, ни копейки. И все, что он заработал на этом бесплатном труде еврейских рабочих, а это немало, он на них же и потратил. Если вдуматься, нацист, член партии, работающий на разведку, вдруг начинает спасать евреев - невероятная история. Да, он авантюрист, но совершил то, за что заслуженно получил свою славу. В этом его парадокс. Поэтому я несколько поменял образ Оскара в нашей версии. Я его не оправдываю, но надеюсь, в нашем спектакле он такой, каким он был – разным, противоречивым и всё равно замечательным. Это не человек, которого можно обрисовать одной краской.
Владимир Алеников. Фото: penrussia.org
Что-то в либретто я изменил: усилил, что мне казалось важным, или наоборот опустил незначительное. Появилась сцена танго в Аргентине, которой не было в опере, и которую я предложил Томасу. Надо отдать ему должное, на все мои предложения он всегда откликается охотно и восторженно (смеется). Появление танго имело несколько объяснений. Во-первых, мне хотелось полностью изменить атмосферу спектакля, которая достаточно тяжелая, мрачная, трагическая. Шиндлеры попадают в Аргентину, где должна быть абсолютно другая обстановка, иной ритм и образ жизни. Мне хотелось это подчеркнуть в спектакле. В Буэнос-Айресе тогда и до сих пор все танцуют танго на улицах, так что я считаю эту сцену правильной и даже необходимой. Также, признаюсь, танго — это моя фишка, мой талисман. У меня в каждой моей картине и спектакле обязательно звучит танго. Все мои герои всегда поют и танцуют танго. Вспомните танго Васечкина из моего фильма "Каникулы Петрова и Васечкина", танго Бени Крика в картине "Биндюжник и Король" и многие другие. Даже в моём прошлогоднем однокадровом фильме "Мастерская", который сейчас ездит по кинофестивалям, герои тоже танцуют танго. И в моей последней театральной постановке "Девушка для прощаний" в знаменитом Волковском театре в Ярославле, премьера которой состоялась весной, я также специально написал для героини танго "9 поцелуев". Очень люблю этот жанр (смеется). И, кстати, там работала та же команда что и в "Фрау Шиндлер" – художник Семен Пастух и хореограф Егор Дружинин. В общем мы с Томасом долго перебирали, искали и в конце концов нашли старинное аргентинское танго, которое он обработал специально для этой оперы. Егор Дружинин поставил хореографию.
Томас Морс. Фото: cowarc.blogspot.com
Оркестр в нашем спектакле — это часть действия. Оркестрантов на глазах зрителей приводят эсэсовцы. Шиндлер даже немножко "дирижирует" этим оркестром. Он просит музыкантов сыграть эпизод из "Тристана и Изольды" Вагнера. А один из эсэсовцев останавливает эту игру, понимая, что c помощью Вагнера Шиндлер пытается что-то им "впарить". Это все обыграно в спектакле. Музыка оперы мне снится (смеется), я с ней живу почти два месяца. Она довольно разнообразна. Не надо забывать, что Томас Морс — кинокомпозитор, и это, безусловно, чувствуется в опере. Я думаю, что это не минус, а скорее плюс для нее. Кстати, на почве кино мы и познакомились с Томасом. Он очень хотел со мной работать, написать музыку для моей картины "Война Принцессы". В тот раз что-то не сложилось, зато теперь удалось посотрудничать вволю. "Фрау Шиндлер" — не обычная опера. В обычной опере не столь важно, что поют, важно как поют. Главное не слово, главное звук. А в "Фрау Шиндлер" текст имеет огромное значение. Если его не понимать, не слышать, то это беда. Тогда, боюсь, не получится правильного восприятия. Поэтому мы много бились над произношением слов, особенно, в высокой вокальной тесситуре. До последнего думали о том, не пустить ли русские титры, как это нередко делается в операх. Но и так у нас идут английские титры, не хотелось перегружать излишней информацией. Надеюсь, что мы в конце концов добились своего, и всё будет понятно.
Мне посчастливилось присутствовать на премьере великого фильма Стивена Спилберга "Список Шиндлера" в Голливуде, из которого Эмили, к сожалению, просто "выпала". Фильм и так идёт 3 часа 15 минут, наверное, Спилберг не хотел делать его ещё длиннее. Я хорошо помню реакцию сидящих рядом американцев. Моя соседка закрывала лицо и шептала: "Этого не может быть!". Фильм и опера — это по сути одна и та же история, но рассказанная по-разному, разными художественными средствами и в разном ракурсе. Для нас главный персонаж — Эмилия. Если бы она не помогала постоянно мужу, не толкала его периодически в спину, ничего бы скорей всего не произошло. Не удалось бы спасти эту тысячу двести евреев, если бы не ее активность, ее деньги, ее самоотверженность. В нашем спектакле все построено на реальных событиях, здесь нет ничего выдуманного. В связи с премьерой театру нужны были фотографии, и я передал в литчасть три толстенные книги разных авторов об Оскаре, об Эмили, об этой истории, которые читал пока готовился к этой постановке. Сейчас уже всё, что можно, выкопано и написано об этом.
Кадр из фильма Стивена Спилберга "Список Шиндлера". Фото: cspirehomeblog.com
Наша задача была заставить зрителя кожей почувствовать эту жуткую атмосферу, в которой жили наши герои. То, что мы делаем спектакль на Малой сцене — счастье. Когда худрук оперы театра Станиславского и Немировича-Данченко Александр Титель показал мне Малую сцену, я понял, что это идеальное пространство для такого спектакля. Эта сцена дает совершенно другие возможности. На большой сцене того, что я пытался добиться, мне бы никогда не удалось. Когда зритель отделен от сцены огромной оркестровой ямой, он уже не может быть частью происходящего в спектакле, не может испытать тот леденящий ужас, который охватывает его, когда всё происходит прямо перед его носом. Опера, конечно, условный жанр, но в этой условности мне хотелось найти какую-то реальность в плане создания правильной атмосферы происходящего."
Семён Пастух, художник-постановщик, считает: "Наш спектакль — это восстановление исторической справедливости по отношению к Эмилии. В сценографии я хотел создать такую стерильную среду из белого кафеля. У немцев, как известно, орднунг — порядок, стерильность. А потом она превращается в что-то ужасное. Всё засыпается чёрным пеплом, в котором детские ботиночки, куклы, как, собственно, в Освенциме. Мы все, конечно, эксплуатируем эти расхожие образы."
Пока мы беседовали, последние приготовления к премьере начались с того, что перед входом в зрительный зал повесили табличку c надписью по-немецки: "Евреям в театр вход запрещён!".
