Автор пьесы – Мария Варденга, художник-сценограф и художник по костюмам - заслуженный художник РФ, лауреат Государственной премии, член-корреспондент Российской академии художеств Александр Боровский, художник по свету – Дамир Исмагилов, композитор – Полина Лундстрем, саунд-дизайнер – Федор Журавлев. В спектакле заняты: Владимир Шульга/Евгений Данчевский, Татьяна Кречетова, Илона Гайшун, Евгений Самарин.
Три последних дня жизни
Марии Каллас предстают перед зрителем во всей остроте трагедии оперной дивы и несчастной женщины. Это уже не La divina, а подавленная Мария, утратившая мировую славу, божественный голос и свою любовь — миллиардера Аристотеля Онассиса.
Живущая в прошлом, жалкая и одинокая Каллас, окруженная двумя домработницами, водителем и психиатром, приходит к финалу жизни. С людьми, далекими от музыки, угасающая певица проводит воображаемый кастинг на новую постановку оперы "Макбет". Идея смарт-зеркал в качестве декорации-задника Александра Боровского визуально воспринимается, как раздвоение сознания героини, ее обращение по ту сторону к своему внутреннему "я", ее заглядывание в свою прошедшую жизнь, где возникают знакомые образы журналистки и подруги Эльзы Максвелл, брата и сестры Каллас, ее первого мужа Джованни Баттиста Менегини и последнего секретаря Аристотеля Онассиса — Кики Мутсатоса. Эти люди обнажают правду о живом человеке, а не мировой легенде Каллас.
Сати Спивакова сценически проживает последние дни своей героини, не теряя ощущения величия персонажа. Маленький быт комнаты с телевизором и столиком с таблетками актриса наполняет достоинством царицы оперного мира. Сдержанность и холодность начального образа Каллас-Спиваковой выплескивается яркой импульсивностью в сцене диалога певицы с воображаемым Арой Онассисом. Скупость и точная выразительность внешних эффектов в игре Спиваковой отражает стиль самой Каллас. Каждый жест, каждый штрих на вес золота на сцене, каждая нота – это взрыв скорби по тому, что утрачено. Сати создает глубокий образ певицы-человека. Ее Мария – живая женщина, ранимая и очень нежная.
Сати Спивакова отвечает на вопросы прессы. Фото: Софья Кирис/Ревизор.ru.Перед премьерой Сати Спивакова призналась журналистам, что в образе Марии Каллас всё было трудно передать, в этой профессии лёгкого ничего не бывает. Для актрисы было очень важным посмотреть всё, что было снято о певице, чтобы понять пластику, природу взгляда, как она смотрит. В разные периоды жизни она по-разному даже смотрит. Когда появился Онассис, она даёт интервью, подняв голову, полностью уверенная в своей неотразимости. Во фрагменте маленького интервью, который использован в спектакле, она говорит, что в ней живут две Марии, и не смотрит в глаза, она все время их отводит, потому что идёт погружение в себя. Сати сказала:
- Губительно, мне кажется, просто портретно повторять Каллас, потому что всё равно это обречено на какую-то жалкую копию. Мне было важно внутренне понять какие-то психофизические манеры, перестройки и ощущения.
Художник по костюмам Александр Боровский воссоздал сценические костюмы Марии Каллас для оперных постановок "Сомнамбула", "Тоска" и "Макбет", в которых появляется героиня и вновь вспоминает свои триумфы. "Искусство – это захват власти!" – восклицает она. В одном из сохранившихся писем Каллас говорит: "Я никакая ни Норма, ни Медея, ни Виолетта. Я самая простая женщина. Но мне так хотелось, чтобы я обладала качествами этих персонажей. И не делала тех глупостей, которые делали они".
- Но получилось наоборот, - сказал режисер Дмитрий Сердюк после спектакля.
Режиссер Дмитрий Сердюк. Фото: Софья Кирис/Ревизор.ru.Спасибо большое, Дмитрий, за спектакль. Вы обожаете оперу? Любовь к опере проходит красной нитью через всю инсценировку.
Конечно, да, большой фанат! Но вот пришёл к ней довольно не сразу. И, конечно, личность Каллас способствовала моей любви именно к этому жанру. Жанр сложный, не простой. Его нужно понимать, знать. Ведь не каждый, приходящий в оперный зал, до конца осознаёт, понимает оперу.
Жанр сложный, а, с другой стороны, без музыки любой драматический спектакль очень сильно теряет. Как распределяли баланс между музыкой и действием? Понятно было, что должно звучать много мелодий.
Я очень боялся голоса Каллас в спектакле. Мы говорим о ней, и звучит ее голос. Как бы это не так уж неожиданно было, да? Прежде всего, я не хотел, чтобы в спектакле пели. Потому что есть Каллас, которая спела так, что уже никто не сможет повторить. Я работаю уже не первый спектакль с композиторами: Полиной Лундстрем и Фёдором Журавлёвым, которые создали музыкальную палитру спектакля из минималистической музыки. Она, как мне кажется, дополняет и во многом оттеняет и текст, но и говорит о внутреннем мире человека на сцене. Это был очень трудный и долгий процесс подбора музыки. У нас было очень много вариантов музыкального оформления спектакля. Пришли к такому странно-волшебному восприятию Каллас. Мне очень нравится, что минимализм, музыкальный минимализм при трагедии, которая происходит на сцене.
Фото: Елена Алексеева/Ревизор.ruНекая акустическая декорация
Да, верно, совмещающая великие оперные шедевры, которые звучат в записи голосом Каллас.
Как выбрали Сати Спивакову? Что было первично – пьеса или исполнительница?
Первичным был материал, конечно. А потом была исполнительница. Мне очень важно было, чтобы артист, который будет исполнять эту роль, был образован с точки зрения музыки. Сати в этом плане крайне образованный человек. У неё есть своя передача "Нескучная классика" на канале "Культура". Я со многими артистами встречался. Но понял, что для неё будет крайне интересно и сложно играть человека, который жил еще не так давно, наш современник. Поэтому это был вызов для неё и для меня. Но мы ещё в пути, мне кажется. Только премьера. Спектакли, бывает, рождаются через год, через десять…
В спектакле Каллас объясняет своим воображаемым студентам, как важна подача себя на сцене. В самой Сати изначально присутствует эта подача, также в актрисе ощущается импульсивность и греческий темперамент персонажа.
Да, это очень важно, потому что играть иностранца "по-русски" не так интересно. Каллас была импульсивная. Я смотрел много документальных материалов с ней. Были моменты, когда она была крайне спокойна, почти блаженна и не смотрела на людей. А потом в какой-то момент наступала секунда, когда в ней что-то такое просыпалось. Мы можем говорить, что это большой темперамент.
Фото: Елена АлексееваЭти документальные повторяющиеся кадры, которые мы видим весь спектакль по телевизору, в свободном доступе? Каллас их без конца пересматривает.
Архивные записи Французского телевидения, есть и в свободном доступе. Мы специально делаем рефреном эти кадры.
Какие стороны облика, образа, человеческого характера самой Каллас вы отбрасывали однозначно, не брали в спектакль?
Например, существует версия, что Каллас ушла не самостоятельно, а ей помогла её помощница Бруна. И таблетки, которые она принимала, были неоднозначны. По смерти не было вскрытия. Её очень быстро кремировали. И обо всем этом говорят во Франции, даже близкие люди, которые были вхожи в дом Каллас. Но я не могу говорить об этом как режиссёр, потому что я не могу обвинять человека. Не было суда, не было расследования. Да и вокруг её имени очень много неоднозначных моментов, о которых говорить, как мне кажется, некорректно по отношению к человеку. Всё равно должна оставаться загадка. Хоть мы и показываем человека в быту, человека уходящего. Но всё-таки Каллас уходит с загадкой. У нас в конце звучит её голос, потому что он остаётся. А голос – это загадка. Пьесу мы писали совместно с Марией Варденга, журналистом и драматургом. Мы добавили совсем небольшой мотив из пьесы Торенса МакНелли "Мастер-класс". Но всё-таки текст писался заново специально для спектакля.
Фото: Елена АлексееваУ вас нет персонажа самого Онассиса, не хотели выпускать его на сцену?
Не хотели, потому что, мне кажется, что он настолько в ней и там такая боль, что показать их в быту, показать их какое-то соединение на сцене будет несколько пошлым. Это их таинство, любовь, страсть. Передать живую, настоящую страсть на сцене почти невозможно. Да и потом в тот период жизни, который мы играем, был уже разрыв. Они не были вместе. Но внутри неё, конечно, Онассис был, поэтому для меня дороже её внутренний Онассис, как она с ним общается, как она его играет. Есть сцены, когда она начинает играть его, изображать. Мне важен не он, а мне важен он внутри неё.
Камерность спектакля мне важна, потому что это диалог совсем уж близко к зрителю. Это такой "аппарт" даже в чем-то, но интересно. Может быть, и большая сцена бы выдержала. Но всё-таки жанр у нас – трагедия, так или иначе, с элементами "фарса". Мне кажется, что она очень остро звучит именно в малой форме.
Судя по вашим трем постановкам из цикла "Наше все…": "Бродский. Лица необщим выраженьем", "Ахматова. Свидетель", "Тургенев. Метафизика любви" вам очень важно и интересно размышлять о таинстве дара великой личности. Ваши спектакли о таких людях. Какие еще личности у вас на примете?
У режиссёров обычно есть такой портфельчик пьес, которые хотели бы поставить. У актёров есть портфельчик актёрских работ, которые хотели бы сыграть. У меня такого нет, хотя я начинающий режиссёр. Эти личности приходят, появляются. Первым я сделал моноспектакль "Бродский". Через Бродского появилась, конечно же, Ахматова. Каллас - третий человек. Хотя это совершенно разные люди, представители разных культур, поэты, певица. Поэт, певица, артист – всё равно остается загадка их дара. Они все из одной "коробки". И как дают этот дар – тайна. И как он проходит, как его забирают, чем расплачиваются за него, почему это происходит. Эта тема мне очень интересна.
Фото: Елена АлексееваЧто вы транслируете зрителю? Любовь к опере, внимание к таким личностям, обладающим невероятными талантами?
Я бы хотел, чтобы мы бережнее относились к таким людям. И не только тогда начинали их ценить, когда они уходят, потому что это хрупкая и ранимая история. Мне кажется, это важно. Так мало нежности в жизни, в нашем мире… И когда такие личности приходят в этот мир и оставляют этот отблеск кометы, лучше при жизни иметь возможность благодарить их, восхищаться ими и побольше напитаться. Все мы уйдём, но загадка в этих людях, безусловно, всем нам очень важна. Если этого не будет, останутся троллейбусы, метро, мы будем ходить и ездить на работу. Но не будет Бога. А в этих людях он очень проявлен! Он их очень любит. Не хочу сказать, что он не любит других, но почему-то так происходит, что в мире появляются такие личности. И всем нам необходимо осознавать это, понимать и быть чуткими. Есть такой образ: когда свечка гаснет, она даёт последний яркий огонь. Вот, мне кажется, час сорок этого спектакля – это тот самый яркий огонь перед тем, как мы увидим коробку с надписью "Мария Каллас", которая уйдёт навсегда, но останется божественный голос.
Эта небольшая картонная коробка, в которую бросают вещи умершей великой певицы, с одновременным звучанием Виолетты-Каллас вызывает комок в горле. В душе звенит её фраза, обращенная к любимому Аре: "У нас ничего не было, по большому счёту, в жизни, кроме нашей любви".
Фото: Елена Алексеева