"Душечка" - тонкая и изящная вещица Антона Павловича не только не потеряла своей прелести, сойдя со страниц книги на театральные подмостки "Тау-зала", а удивительным образом похорошела в сценическом амплуа мягко-интимного повествования. Бережное отношение к недраматургии первоисточника, который скупо предлагает материал для построения сцен, привело к возникновению оригинальной манеры изложения рассказа.
Авторская проза в спектакле существует не в прямом воспроизведении, а как бы отражается в зеркале неуловимых ощущений, зафиксированных специфической партитурой выразительных средств. По задумке режиссёра сюжет разыгрывается через литературно-пластические этюды в предлагаемых обстоятельствах. Аппаратом воплощения эмоциональных переживаний становится поведенческая выразительность тела артиста, которое рефлексирует на события своим природным естеством. Символы и метафоры любого свойства, приобретая особое значение, выступают своеобразными толмачами происходящего. Актёрские этюды на темы предмета, отдельного слова или мысли вплетены в спектакль.
Сам Чехов не сомневался в том, что написал юмористический рассказ. Артём Черкаев, режиссёр-постановщик, автор инсценировки и музыкального оформления, отсылая к трагическим потерям героини, мыслит в жанре трагикомедии. Молодой маэстро признался, что процесс рождения спектакля был долгим:
"Нужно было найти внутренний двигатель этой истории, и только когда я нашёл стихотворение Бродского "Портрет трагедии", у меня соединились все линии с тем, что эта трагедия движет героиней. Потеря мужчин, которых у неё забирает некая трагедия, вынуждает Оленьку бороться с ней, и каким-то образом героиня побеждает её на время. Самым сложным было найти такой двигатель сценического развития."
Стихотворение проходит красной линией в спектакле, несколько раз возникая в голове у Ольги Семёновны, которая бессвязно бубнит его в состоянии психической травмы. Появляясь вновь по мере повторения трагедий, оно крещендирует смысловыми акцентами. О его присутствии говорят и светящиеся таблички "ВЫХОД", которые взяты у Бродского:
... мы хрипим, блюя от потерь и выгод
либо - кидаясь к двери с табличкой "выход".
В сценографии доминирует фрагмент узкоколейки с вагоном, периодически двигающимся в сторону таблички. По этим рельсам от Душечки уезжают в никуда её мужья, приезжает и уезжает любимый мальчик Сашенька, перемещается гроб. Необычное пространство "Тау-зала" предоставляет интересные возможности для сценографических решений художнику-постановщику Елене Ярочкиной и художнику Кириллу Саленкову. Сбоку на возвышении сцены установлена вертикальная кабина-сарай - олицетворение дома героини. По прошествии одиннадцати бессмысленных лет она еле выбирается оттуда, опутанная клочьями ткани с высыпающимся тальком - изобретательная метафора заросшей паутиной, заплесневелой жизни одинокой женщины.
Режиссёр в своей версии ограничился актёрским дуэтом Алины Чернобровкиной и Кирилла Фёдорова, исполнителя четырёх мужских ролей. В артистах он нашёл умных собеседников и понятливых исполнителей, с которыми размышляет о судьбе милой, очаровательной, но никчемной женщины. Она живёт только смыслами жизни и занятий близких ей мужчин. В этом её и счастье, и горе. Она в совершенстве выполняет свою женскую функцию раболепной любви, истовую миссию поклонения мужчине, мальчику. Она отдаёт своё собственное "я" им, не в состоянии найти для себя никакой иной ценности в жизни. Наивная Душечка - хамелеон обстоятельств, идеальная спутница любого мужчины. Но так ли это пусть решают зрители. Ответ женской и мужской части зала, возможно, будет разниться.
Глуповатой героине не хватает слов и мыслей, она рассуждает движениями тела, пластической выразительностью. Все придумки режиссёрского замысла работают на препарирование женского типажа, изображённого Чеховым. Режиссёр поделился об идее эпизода с театральными критиками - картонными куклами из конструктора Лего с надутыми перчатками вместо голов:
"Душечка ходит защищать идеи мужа-антрепренёра о театре, которые принимает близко к сердцу. Через кукол мы транслировали её детскость. Она маленькая Душечка, Душоночка, играет в куклы, представляет как бы она говорила с ними, как бы она их победила."
Героиня весь спектакль одета в одно и тоже тонкое платье, откуда видны её острые беззащитные плечи. Во втором замужестве на эти плечики давит тяжёлый тулуп торговца лесом, который не признаёт театра. Душечка, не задумываясь, отказывается от принципов первого мужа. Она всегда примеряет принципы, как и одежду мужей, на себя. В этой части постановки находится островок режиссёрского юмора, который показывает искренние попытки Оленьки изо всех сил подстроится под нового мужчину. Песня "Ти-ри-ри" со словами "Тудым-сюдым" из цикла "Перезвоны" Валерия Гаврилина звучит забавным фоном пластического номера-этюда двух участников. Артистическая природа Алины Чернобровкиной очень попала в образ, придуманный режиссёром. Актриса трогательно выражает характер своей героини: я же никому не сделала ничего плохого, а судьба со мной так жестока.
Живописный мини-театр одного актёра сотворил Кирилл Фёдоров, обнаружив завидное мастерство мгновенного перевоплощения. Его образные находки целого и частностей в индивидуализации четырёх персонажей достигались точно схваченными манерами поведения. Тембр и интонации голоса, движение и скорость существования исполнителя в эпизодах разнообразно менялись, соответствуя действующему лицу. В изображении двух мужчин, старика и мальчика присутствовала убедительная разнохарактерность, которая подчёркивала неизменный облик и нрав Душечки. В работе актёра привлекала профессиональная компетентность, помноженная на сценическое обаяние. Подспорьем артисту были костюмы, не броско, но точно отсылающие к исторической эпохе, особенностям занятий героев, и, главное, великолепный грим. За небольшие паузы отсутствия артиста перед публикой, его вид подвергался кардинальным изменениям.
Не смотря на жизненные трагедии и страдания Душечки, которые находятся в поле зрения режисссёра, общая тональность спектакля звучит светло. И финальная сцена предвещает надежду на будущее, и нет ощущения сгущения красок. Акварельные полутона атмосферы душевной камерности создаются выбранным сценическим языком повествования и сохранением черт жанра авторской миниатюры на сцене. Воздушная чеховская проза не нагружена усилением трагедийности, а прозрачно разбавлена минималистичностью текстовой информации и уместным разыгрыванием театральных этюдов от воспитанника табаковской школы. Это достойная проба пера Артёма Черкаева, работавшего под руководством Глеба Черепанова в рамках чеховского проекта ШДИ.