Основной темой
спектакля является вечный страх "коренных" столичных жителей, обитающих в "пределах Бульварного кольца". Они, как известно, больше всего страшатся, что в их закрытый мир комфорта и стабильности проникнет антигерой-провинциал, со всеми его пороками, как их представляют в столице.
Главную героиню пьесы Наташу "нашли на вокзале", где она ночевала и "съела беляш" и пригласили переночевать в квартире на Тверской. Наташа странно одета, несмотря на то, что три года прожила с мужем в Германии. Видимо, и там ей жилось несладко. Называет вино "бормотухой", из книг выбирает сказки Андерсена, резка, обидчива. Все ее недостатки от того, что она выросла в "глухом" Ростове, в приюте. Но от нее есть польза – она умеет ухаживать за больными, разбирается в документах на недвижимость, чисто убирает и вкусно готовит.
Пьеса словно из 90-х, хотя и написана в 2020 году. В начале 1960-х Фрося Бурлакова, приехав в Москву учиться пению, заказывала в ресторане чай с хлебом, наводила порядок в мастерской и в жизни утратившего вдохновение скульптора, напоминала ему о главном и стала любимой народной героиней в советском кино.
В 1970-х три подруги из "Москва слезам не верит" строили жизнь по способностям, учились, влюблялись, получали по труду и по удаче. Каждому свое.
Наташа же – сумма кошмаров сноба, который вынужден соприкасаться с суровой реальностью, когда необходима сиделка или домработница. Она буквально – человек ниоткуда, так как нет места на свете, где ее любят и ждут. И нет места, о котором она отзовется с любовью. Она приехала не в поисках образования или лучшей жизни, как лист, гонимый ветром, она принимает все сложности и пробует устроить судьбу, как может.
"Читайте больше, Наташа, и догоните, и перегоните!" – из уст старшей дамы в спектакле, хозяйки квартиры, звучит фальшиво. В 30 лет начиная со сказок, героине советуют "перегнать" столичных взрослых, получивших хорошее образование.
Между москвичами и Наташей встают непреодолимой стеной предрассудки и стереотипы. Раз бедная, добро пожаловать, но спать в бельевую. И постарев, хозяйка будет звать ее Клавой, как когда-то звали домработницу.
Наташа – не только имя из Льва Толстого и Бунина, Чехова и Тургенева. Наташами кличут русских девушек в других странах, тем самым обличая их доступность и желание "закрепиться". Обидно. Не зовут же немок "Кларами", а датчанок "Гердами".
В пьесах А.Н.Островского бедные – скорее положительные, есть даже пьеса с говорящим названием "Бедность – не порок". У Чехова – дворянство, тоскующее по прошлому, в душевных качествах выигрывает у людей дела, тех, кто ищет прежде всего богатства. Так что же случилось с классовым распределением через сто лет после Чехова? На этот вопрос на злобу дня и пробует ответить Светлана Землякова в "Наташе".
У режиссера, как и в прошлой работе на сцене театра Вахтангова "Генерал и его семья", нашлись легкие для восприятия, но необычные способы порадовать зрителя плавно сотканным полотном звука, света, простой, но эффективной сменой декораций и костюмов. Скулит и плачет щенок – кино-пятно на шали хозяйки, согласно развитию характеров меняются наряды героев, в спектакле звучит разная, местами неожиданная, но абсолютно в соответствии с моментом, музыка, актеры переходят от диалогов к танцам, от статичных и спокойных сцен к балаганным прыжкам, надрывному пению и страстным играм. Медленно-медленно, быстро-быстро, как в танго. Так же ярко и трогательно идет действие. Включает сопереживание с первых минут и никуда не отпускает, после поклонакажется, что зал ждёт продолжения, сцены на бис, как врезают в кино после титров комплимент от режиссера: небольшое объяснение или продолжение сюжета.
Жаль, что финальная сцена показала, что Наташа была страхом не напрасным, вполне обоснованным. И это его оправдывает, тот самый гадкий снобизм, от которого и так тошно. Но это – право автора. В пьесе есть все: дед главных героев – сотрудник НКВД, получивший квартиру на Тверской, и Наташина бабушка, сгинувшая в репрессиях где-то в ростовской области. Конфликт, разумеется, уходит корнями в не такую уж давнюю историю, когда "Весь мир насилия мы разрушим", и "разрушители" сами поселятся в дворянских апартаментах и создадут новый культ насилия, где у одних к столу будут икра и финики, а у других сухой приютский хлеб. Новые господа будут смеяться над плохими манерами и низким культурным уровнем новых слуг, а те упорно стремиться к благополучию и комфорту. А потом все снова перемешается, и "последние станут первыми" и станут мстить. А как зловещий итог – все утратят веру в спокойную, устроенную жизнь, с преемственностью поколений, без страха будущего и с твердыми гуманными ценностями. И не захотят или не смогут иметь детей. Не случайно хозяйка дома переживает, что род прервется, но не готова принять, что дочь станет матерью-одиночкой. Предрассудки побеждают инстинкты.
Маркеры времени в постановке перемешаны, точно не поймёшь, когда происходит действие. Наташа носит спортивный костюм и ботильоны на шпильках, а московская гранд-дама принимает гостей в шелковой пижаме; номенклатурная семья забывает вступить в наследство по недвижимости, такая беспечность, как и шелковое неглиже, к лицу Раневской из "Вишневого сада", но жены советской элиты такого себе не позволяли. Они не воспитывались в усадьбах, и, как бы высоко ни поднялись по социальной лестнице их мужья, им приходилось встречаться и с менее успешными родственниками, общаться с домработницами "Клавами", а еще прятать от гостей шубы и бриллианты. Да и проходя к мяснику мимо длинной очереди "простых смертных", эти дамы пусть и обретали своеобразное достоинство, но вряд ли забывали, что за лакомый кусок нужно бороться.
Однако спектакль "Наташа" – не документ эпохи, а, скорее, сборник постсоветских кошмаров, а на сцене даже Фредди Крюгер имеет полное право воевать с графом Дракулой. В данном случае потомственные москвичи против одинокого рыцаря провинциального ордена. Драма. Выбор кому сочувствовать, зависит от зрителя.
Уже в переулке, у театра, стоя на ветру под фонарем, слышу, как пожилая дама ласково спрашивает подругу:
- Наташенька, нам на Пушкинскую или на Чеховскую?
Закрепились.
