И действительно, с трепетной любовью продолжая относиться к детям и не оставляя их своей заботой, театр под руководством Г. Исаакяна, помимо этой своей чрезвычайно важной задачи, выполнял и другую – он охватил всю, правда, не такую уж большую, всего четыре столетия, историю оперы – от самой первой "Игра о душе и теле" Эмилио де Кавальери до "последней" - "анти-оперы" Владимира Мартынова "Упражнения и танцы Гвидо", рассказывающей о начале и конце авторской музыки.
Фото: театр имени Наталии СацПроизведение В. Мартынова – это своего рода позиция и декларация, и даже очень убедительная позиция, но опера как жанр тем не менее никуда не исчезла, хотя и заметно изменилась, впрочем, как и вся музыка.
И вот теперь с разрешения Dunvagen Music Publishers, Inc. на сцене театра Георгий Исаакян ставит оперу Филипа Гласса "Жестокие дети", написанную по мотивам романа Жана Кокто, таким образом перекрывая практически всю, по крайней мере на данный момент, историю европейской оперы.
"Сатьяграха" Гласса уже ставилась в России, но, помимо того, что "Жестокие дети" являются российской премьерой, само появление этой оперы именно в этом театре представляет своего рода историческую арку - она написана в 1996 году и вполне может называться современной - четверть века в наши консервативные времена это не срок.
Фото: театр имени Наталии Сац
Роман Жана Кокто рассказывает о странном и болезненном переплетении взаимоотношений детей, переходящих из одного возраста в другой, и переносящих при этом с собой весь груз детства во взрослую жизнь, в которой действуют иные правила игры.
Болезненный и зависимый Поль и его доминирующая сестра Элизабет, представляющие собой почти единое целое, их умирающая мать, друг Поля Жерар, подруга сестры Агата, в которую влюбляется Поль, она для него является воплощением одноклассника Даржело, перед которым он преклонялся – это всё персонажи вымороченного мира романа Кокто, в котором они обитают. И эта медленная экспозиция, которая занимает почти девяносто пять процентов романа и выращивающая в себе финальный взрыв, когда Элизабет, маниакально желающая удержать брата при себе, в коротком броске разрушает судьбы всех, кто находится рядом, так вот, это состояние, воплощённое в романе, невероятно органично соответствует такой же равномерно-неподвижной медитативной музыке Филипа Гласса.
Опера Гласса состоит из двадцати вполне музыкально-завершённых сцен, а три фортепиано, которые исполняют инструментальную часть оперы – это не замена оркестру, а авторское решение. Специально для этой постановки были куплены три электронных инструмента "Yamaha" и здесь следовало бы отметить сразу несколько деталей.
Во-первых, выразить своё восхищение исполнительницам партий фортепиано, потому что полтора часа интенсивной, эмоциональной и очень непростой ансамблевой музыки - это исполнительский подвиг, не говоря уже о мастерстве. Его совершили лауреат международного конкурса Анастасия Зимина, Ирина Красавина, Олеся Потапова, лауреат всероссийского и международных конкурсов Дарья Смирнова (я назвал пианисток, работающих в обоих составах – это справедливо). Кстати говоря, задача выстроить правильную акустическую картину при работе с электронными инструментами в сочетании с голосами солистов без подзвучки задача не из тривиальных. И результат был исключительно качественный. Трём "роялям" удалось уйти от потенциально возможного впечатления черновой спевки без оркестра – баланс и звук были безукоризненны, равно как и художественный результат.
Более того, тембрально слитное звучание трёх одинаковых инструментов стало прозрачным за счёт ощущения локализации звука – три инструмента были разнесены в пространстве и являлись частью общей сценографической композиции.
Фото: театр имени Наталии Сац
Ансамблевая конструкция спектакля представляла собой своеобразную двухконтурную систему. Инструментальные фрагменты - это камерный ансамбль в роли оркестра, своего рода Персимфанс, доведенный до минималистического состояния. Сцены с солистами вела музыкальный руководитель и дирижёр Алевтина Иоффе, которая находилась как бы в технической зоне, за пределами сферы зрительской визуализации и постановочно её место отличалось от того "центра системы", которое обычно в опере занимает дирижёр. Но по её работе было хорошо видно и понятно, каким количеством событий в единицу времени насыщена, казалось бы, безмятежная и "равномерно-бултыхающаяся" музыка. Ведь при всей этой обманчивой повторяемости музыкальных элементов, весь узыкальный текст пристёгнут к прозаическому неритмизованному тексту либретто Филипа Гласса и Сьюзан Маршалл, и в результате здесь всё очень и очень непросто. Опера идёт на языке оригинала, по-французски, а русский текст транслируется на мониторах.
Спектакль поставлен настолько "комплексно-органично", что трудно сказать, где начинается и где заканчивается зона ответственности каждого из создателей этой постановки – режиссёра-постановщика Г. Исаакяна, художника-сценографа К. Перетрухиной, художника по костюмам А. Лобанова, художника по свету Е. Ганзбурга.
Мир "Жестоких детей" - это монохромный чёрно-белый мир, выстроенный в таком же простом геометрическом прямоугольном пространстве, в котором, как в клетке, обитают персонажи. Собственно, эта монохромность есть отражение монохромности музыки самого Гласса.
В каждом из прямоугольников находится тот или иной функционально-необходимый предмет – неважно, кровать это, ванна, стол или же один из трёх синтезаторов. И всё это сценическое пространство само по себе является таким же прямоугольником внутри каре, в форме которого выстроены зрительские ряды, это пространство внутри публики. И, кстати, этот факт в значительной степени определяет и особенности сценографии – ведь публика видит спектакль не "анфас", как в традиционном оперном театре, как картину, если можно так сказать, а в расчёте на множество различных точек зрения – как скульптуру.
В этом отчасти просматривается недавний опыт Ксении Перетрухиной – её постановка оперы А. Сюмака "Мороз – Красный нос", чрезвычайно драматического, трагического спектакля, в котором используется ещё более многоракурсное сценографическое решение.
Игру в снежки, с которой и начинается роман Кокто, которая является стартовой позицией для описания болезненного Поля, для завязок всех этих сложных и таких же болезненных взаимоотношений, Г. Исаакян заменил игрой в бадминтон, сделав экзистенциальным символом драмы воланчик и получив таким образом возможность выстроить символическую конструкцию Игры и Смерти, которая держит всю конструкцию спектакля вплоть до самых последних "кадров", когда Элизабет уничтожает всех и всё вокруг себя мощными, молниеносными и беспощадными ударами ракетки.
Роман Жана Кокто написан в 1929 году, но время действия в нём совершенно несущественно, хотя понятно, что он пишет о современном ему мире. Да, там есть такие привязки к времени и эпохе, как, скажем автомобиль. Точно так же и в спектакле нет никаких привязок к времени. Ну, может быть, кроме воланчиков или воды из душа (между прочим, вполне настоящей) – так, некоторый набор проявлений уровня комфорта в пределах сотни лет. Исключение - лишь эпизод дуэта Элизабет и Жерара с беспроводными наушниками, впрочем, несущий более символический месседж, чем драматургический.
И всё же самое поразительное в спектакле – это работа солистов. Музыка "Жестоких детей" не производит впечатления вокально сложной, но очень трудно представить себе, как вообще можно выучить этот объёмный материал, в котором нарочито отсутствуют какие-либо индивидуализированные элементы. Это полтора часа музыки, которую можно сравнить с разными, но такими похожими друг на друга морскими волнами или лампами в тоннеле метро.
Первый премьерный спектакль исполняли Мария Юрковская в роли Агаты/Даржело (потому что в сознании и подсознании Поля эти фигуры почти идентичны), Максим Дорофеев (Жерар), Андрей Юрковский, который провёл образ Поля в развитии – от болезненного ипохондрика через неврастеника и мизантропа к влюблённому юноше, в котором ненадолго проснулась жизнь.
Героиней спектакля стала Мария Деева (Элизабет), на которую была замкнута вся драматургия спектакля, она держала на себе весь сюжет, она манипулировала окружающими, она была и обаятельна и страшна в своём безумии. В конце концов, вокальная партия Элизабет – это практически вся опера от начала и до конца.
"Жестокие дети" в театре им. Н. И. Сац – это очередная и достаточно заметная ступень и для театра, и для публики, и для исполнителей.
И событие в мире культуры.
