Пытаться найти какие-либо слова обобщения, которые обозначили бы берега творческого русла Московского государственного академического музыкального детского театра им. Н. И. Сац — пустая затея. Как можно обозначить вектор работы театра, если Филип Гласс чередуется с Монтеверди, Пелевин — со Спайком Джонсом, акустические построения Джона Лютера Адамса с демонстративно классической "Жизелью", философские конструкции А. Азимова — с "Каштанкой", историей не менее философской, но всё же несколько иной по своему посылу?
И вот, новая история — балет "Муха-Цокотуха". Фраза, вынесенная в заголовок — цитата из смски зрительницы после семейного просмотра. Потому что спектакль сделан так, что каждый найдёт для себя смыслы и удовольствия, до которых дотянется. В меру возраста, образования, жизненного опыта и прочих особенностей восприятия мира.
Впрочем, обо всё по порядку, потому что у этой истории много авторов, причём авторов очень ярких, и каждый из них оставил в этом спектакле свой след, абсолютно узнаваемый отпечаток своего творчества.
Фото: Елена ЛапинаКто же не знает сказку о Мухе-Цокотухе? Я сначала хотел написать "кто же из детей…". Но взрослые ведь тоже были детьми. Более того, они успели хорошенько закрепить текст этих стихов в памяти, когда десятки раз читали "Муху" своим детям. А ведь каждый взрослый знает, что дети выдерживают неограниченное количество повторений полюбившихся им текстов. Это ещё большой вопрос кто выдержит этот процесс дольше — взрослый или дитя, которое изо всех сил вцепляется в катарсис маленькими ручонками.
И тут требуется некоторый дополнительный комментарий. "Муха-Цокотуха" в театре им. Н. И. Сац, конечно же, балет, никто с этим не спорит. Спектакль так и обозначен в афише — авторский балет Кирилла Симонова по сказке Корнея Чуковского на музыку Дмитрия Кабалевского. Но фокус в том, что это не просто балет. Артисты балета ещё и читают текст Корнея Ивановича. Во-первых, они это делают совершенно гениально (да, а вы думали, что балетные танцовщики существа от природы бессловесные?). Во-вторых, они ещё и драматические актёры. В-третьих, действие происходит в Камерном зале театра, и артисты балета находятся на расстоянии буквально пары метров от зрителя и здесь работает актёрская игра, а не мимика приклеенных ресниц на разукрашенном лице, как это обычно принято в классическом балете чтобы моральное и эмоциональное состояние героев прочитывалось с расстояния пары сотен метров.
Но самое главное, это совершенно уникальная для музыкального театра ситуация, когда зритель знает наизусть либретто спектакля. Каждый без исключения. Ближе всего к этому, на мой взгляд, находится публика, которая слушает "Евгений Онегин" Чайковского — пушкинские тексты на слуху, все эти "Куда, куда…", "О, жалкий жребий…", а "Любви все возрасты…" благодарный зритель может продекламировать практически целиком. Но это всё детский лепет (прошу прощения за парадокс) по сравнению с детьми, которые пришли на спектакль, зная наизусть весь текст от начала и до конца. Для них здесь ничего неожиданного нет, подумаешь, восемьсот шестьдесят первый раз послушать! А вот тут-то, чтобы жизнь мёдом не казалась, и появились мелкие провокации вроде "комариков на воздушном шарике" совсем из другой истории. И были мгновенно разоблачены зрителями!
Фото: Елена ЛапинаНет, честное слово, этот маленький тридцатипятиминутный спектакль — настоящий бриллиантик, у которого граней не счесть и он ими всеми сверкает.
Сами стихи Корнея Чуковского — это отдельное волшебство, чудом дошедшее до нас, потому что многочисленные специалисты литературе и идеологии вплоть до тов. Крупской пытались их запретить, а лучше уничтожить. Ритмика и мелодика стиха просто сама ложится на предназначенное для этого место в мозгу. Более того, в детском мозгу они это место и формируют. "Муха, Муха-цокотуха, позолоченное брюхо! Муха по полю пошла, Муха денежку нашла". Ну сравните же — "…С ним ткачиха с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой…". Одного поля поэтические ягодки.
Музыка, которая лежит в основе спектакля — это совершенно уникальное явление, песня Дмитрия Кабалевского на стихи Евгения Долматовского "Школьные годы". Эта композиция (думаю, здесь можно использовать этот термин в чисто академических целях) "сконструирована" из максимума комфортных для слуха и восприятия гармонических и мелодических оборотов, работающих буквально на физиологическом уровне (отдельный вопрос к психофизиологам по поводу того, как это работает), это та неквадратность, несимметричность структуры, которая и позволила Д. Кабалевскому написать на основе этой мелодии Рапсодию для фортепиано, а Кириллу Симонову сделать целый спектакль. Это прекрасные стихи Е. Долматовского, не столько поэтически прекрасные, сколь артикуляционно и опять же психологически — в общем, это то, чем славны настоящие либреттисты. И прекрасен сам творческий тандем — искренне верящий в светлое будущее, как, пожалуй, никто из представителей творческих союзов того времени Дмитрий Кабалевский, и поэт с повышенной социальной ответственностью, если можно так аккуратно выразиться, Евгений Долматовский, который всегда оказывался с нужным текстом там, где надо и, более того, всегда вовремя.
В спектакле использована музыка Кабалевского из циклов "24 прелюдии для фортепиано", "Шесть пьес для фортепиано", из финала фортепианного концерта и, разумеется, из Рапсодии на тему песни "Школьные годы". И хотя иной раз эта компиляция уходила в стилистику музыкального сопровождения немого кино, главная тема всё же определяла контекст происходящего. А что это за происходящее, становится понятно из полного названия спектакля — "Муха-Цокотуха, Школьные годы". Да, дело происходит в школе и все коллизии в мире насекомых Корнея Ивановича — модель взаимоотношений детей в школе. Здесь и Паук — хулиган, какой бывает в любом классе, здесь и Бабочка-красавица с аккуратной сумочкой, полной аксессуаров для всяческого самоукрашательства, здесь и Стрекоза, которая ещё не знает, что где-то в мире взрослых есть выражение "не есть после шести", здесь и пчела, и всяческие букашки, жуки — в общем и целом, нормальный, статистически репрезентативный класс.
Коллизия вполне естественная — говоря языком взрослых, любовный треугольник. В хорошем смысле. Как у Чуковского. Прекрасный Комарик спасает очаровательную Муху из многочисленных лап Паука. "И теперь, душа-девица…". Дальше сами знаете. Пубертат в школе никто не отменял, дело житейское.
Теперь главное, а именно тексты и подтексты.
Дети считывают тексты и понятия, которые им дозволено считывать природой, у них имеется встроенная блокировка и за них просили не беспокоиться. Они всё поняли и про абьюз, и про буллинг, и про дружбу и предательство. Это нормально и хорошо.
Но на спектакль пришли также и взрослые. Они-то жизнь посмотрели, они-то всё повидали. И то, что создатели спектакля сделали для них — то для них. Ну, конечно же, постановщики оттянулись и сами, это понятно. Но главное, они доставили удовольствие зрителю, который получил свою долю по части повышения самооценки, когда угадывал намёки, аллюзии и прочие загадки. Комарик в виде Принца на белом коне — это само по себе прекрасно, тем более, что конь далеко не настоящий, а вовсе даже голова на палочке. И пока Комарик, он же прекрасный Принц, разбирается с Пауком, на коне катается каждое насекомое, в свою очередь, повышая и свою самооценку. Ну, у взрослых это вроде как сфотографироваться на фоне чужого Ламборгини.
Удовольствий в спектакле огромное количество. Это и пролёт мухи по Москве (видео — Е. Мазухина и М. Андросова) в бешеном темпе, когда успеваешь лишь отфиксировать то, что муха изысканными путями долетела до Большого театра, при этом ты успеваешь понять, что за этим не стоит никаких злободневных ассоциаций, потом резко поворачивает и летит через Красную площадь (и ты лишь на секунду успеваешь вспомнить Веничку — "Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел"), летит дальше куда-то и оказывается в школе №388. Потому что весь этот цирк с конями, принцами и насекомыми происходит именно в школе №388.
Это и рыжая масть самой мухи — именно та самая, что у героини Милы Йовович в "Пятом элементе". Но вершина кайфа — это сама хореография.
Это классическая вариация Комарика, который в нашем случае уже Принц. И он танцует вариацию именно как любой принц в классическом балете — неважно, "Лебединое" это, "Щелкунчик" или та же "Жизель".
Это появление Паука, когда визуальный ряд порождает ассоциацию с образами из "Вестсайдской истории", несмотря на очевидное отличие музыкального языка Кабалевского от языка Бернстайна, и это противоречие приятно щекочет твой когнитивный диссонанс. А битва на шпагах Паука и Комарика — здесь просто приходится сдерживаться, чтобы выглядеть хотя бы относительно прилично. Потому что это битва Ромео с Тибальдом в постановке Лавровского. И при этом где-то здесь же чувствуется незримое присутствие Джеки Чана.
И, совершенно прекрасный в своём апофеозе финал, где фата или выпускное платье улетает под потолок зала на воздушных шариках, а на торте в честь торжества горят ханукальные свечи.
Нет, ни боже мой, никто ничего подобного не имел в виду. Но так случилось, что премьера совпала с Ханукой. Ну и как в таком контексте можно иначе интерпретировать появление свечей, я вас спрашиваю?
