Николай Досталь: “Кино есть – булькает, но пока не закипело”

Об этих и других проектах, о проблемах современного отечественного кинематографа Николай Досталь рассказал порталу “Ревизор.ru”.

  

Я не согласен с Вами. Да, сейчас другой век - другая коммуникация и в мире, и в России. Но все периоды подготовки и производства фильма, которые были в СССР, есть и сегодня. Репетиции, работа на площадке. Все есть, разве что работа проходит в более сжатые сроки, интенсивнее, чем раньше. Но это и понятно – темп и ритм нашего времени диктуют свои условия.

 

Все по-прежнему зависит от режиссера. Если он захочет – он найдет дополнительное время для обсуждения, разговора, репетиций. Выкроит его в своем графике, и неважно где – дома или в гостинице, как это бывало у меня, когда съемочная группа находилась в экспедиции. Изменения есть, но в другом…

 

Прокат – это головная боль все-таки продюсеров, а не режиссеров. Когда я снимаю, я не думаю, сколько мой фильм принесет миллионов рублей, где его будут показывать, какой ТВ-канал его купит, и так далее. Я снимаю кино, которое хочу снять. Естественно, всегда есть желание, чтобы фильм посмотрело максимальное количество зрителей, но на меня как на режиссера при создании фильма законы проката не влияют. Я обособлен от этих вещей. Заниматься прокатом – это задача продюсера, и она самая сложная.

 

У нас тоже собираются и тоже думают. Только режиссер здесь не должен идти на поводу у продюсера ради зрителя и проката. Режиссер и сценарист должны отстаивать свое видение. Продюсер и его команда могут подсказывать какие-то вещи для привлечения зрителя, повышения коммерческого потенциала картины еще на этапе написания сценария. Но дальше дело за сценаристом и режиссером – принимать их советы или нет. Так что такой процесс не только возможен и у нас, в России, он уже существует.

Николай Досталь на съемках фильма "Петя по дороге в Царствие Небесное" Фото: Ruskino.ru
 

Я бы сказал, не ушло, а пришло кое-что. К сожалению. Сегодня актеры ради денег вынуждены идти сниматься в совсем не интересные проекты, на телевидение, участвовать в шоу-программах. Хорошие артисты порой разменивают себя ради заработка на какую-то чепуху. Это то, чего раньше не было по определению – не было такого телевидения, этой кормушки, не было этих многочисленных сериалов, всякой развлекухи. Было только кино – комедия, трагедия, не важно. Те артисты обитали совсем в другой среде, в другом веке, в другой стране. А нынешние обитают и приспосабливаются уже к тем условиям, которые существуют в России сегодня. Вот сейчас в моде это ужасное выражение – “медийное лицо”. Звонит мне давеча один артист и говорит: “Николай Николаевич, я стал медийным артистом”. А я ему: “Ну и хреново, что ты стал медийным артистом! Лучше оставайся хорошим, а не медийным!” Вот такие изменения произошли в актерской профессии.

 

 

Нет. Вообще, как мне потом сказала мама (“мамой” мы называли сестру отца, которая воспитывала нас со старшим братом после того, как наша мама умерла через несколько месяцев после моего рождения): “Если бы ваш отец не погиб, вы бы в кино не пришли”. У отца было желание, чтобы и Володя (мой брат), и я пошли по другим стезям. Но случилось то, что случилось (в 1959 году режиссер Н.В. Досталь трагически погиб на съемках фильма “Все начинается с дороги” - прим. редакции), и “Мосфильм” нас взял под опеку. Сестра отца к тому времени уже нас воспитала и была пожилой женщиной. Сначала Володя пришел на “Мосфильм”, следом - я. Так что в кинематографическом смысле отцовского влияния как такого не было. Тем более, что, когда он погиб, мне было 14 лет, Володе – 18. Никаких разговоров о кино у нас с ним не было. Да и о жизни тоже. Тем более, что он часто был в экспедициях, на съемках, я его видел урывками в Москве.

Но разумеется, я горжусь тем, что отец работал вторым режиссером на “Сталинградской битве”. Там же все настоящее – самолеты, танки, и ими управляет второй режиссер! Никаких раций тогда еще не было, только микрофон с громкоговорителем, и все. А в кадре – сотни танков, десятки самолетов! И мой отец этим всем управлял. Я думаю, его организаторские способности унаследовал мой старший брат Володя (кинорежиссер и продюсер Владимир Досталь - прим. редакции). Он начинал ассистентом режиссера на “Войне и мире” Сергея Бондарчука. Работал вторым режиссером на картинах  “Ватерлоо”, “Они сражались за Родину”, “Степь”. Потом стал генеральным директором “Мосфильма”, благодаря своему организационному таланту, наверное. Так что здесь вот такая цепочка идет от отца к сыну. Что касается меня - хочется верить, что я не огорчил бы его своими работами. 

 

 

У нас разное кино. Фильмы есть, но киноиндустрии, промышленности нет. Когда меня спрашивают: “Кино-то наше возродилось?”, я обычно отвечаю так: “В целом, кино есть - булькает, но пока не закипело”. Такой мощной киноиндустрии как в США у нас никогда не было, нет и сегодня. Но хорошие фильмы - есть, как есть и замечательные режиссеры. Так всегда было – и у СССР случались достижения в области кинематографа, отмеченные международным кино сообществом, и у нынешней России они есть. Но лучше пусть культурологи и кинокритики рассуждают о современном российском кино, а режиссерам хорошо бы его снимать.

 

 

Не могу так сказать. Наша власть ориентирует сейчас кино на прибыль. И Мединский отчитывается перед Путиным о том, сколько фильмов государство профинансировало, и сколько миллионов зрителей эти фильмы увидели. Власть хочет от нас, чтобы картина самоокупалась. Так что отечественные кинематографисты сегодня тоже заточены на прибыль и хотят, чтобы как можно больше российских зрителей смотрели российское кино.

 

 

Насчет “присуще - не присуще” не могу сказать. Просто в СССР об этом не думали, там надо было снять картину, а власть уже сама распоряжалась ею в дальнейшем так, как хотела. Если хотела, чтобы фильм посмотрела вся страна - печатала тысячу копий. Не хотела - печатала сто копий для горстки московских интеллигентов, такое тоже бывало.

 

Я не такой оптимист как Вы. Но, тем не менее, говоря словами лауреата Нобелевской премии мира Альберта Швейцера (теолог, философ культуры, гуманист, музыкант и врач - прим. редакции): “Мой опыт пессимистичен, но моя вера оптимистична”.  

 

 

Навскидку не могу. Для меня всегда самые яркие ощущения при создании фильма связаны с периодом, когда я, наконец, снял все, что хотел и перехожу к монтажу. Или, как теперь говорят, к постпродакшн. Когда захожу в монтажную, куда вход кроме нас с монтажером всем запрещен, и начинаю работать с ним на пару в нашей “операционной”. Тут надо мной уже не довлеют графики актеров, сроки, продюсер, погода… Окончание съемок каждого фильма – для меня и есть самые яркие и позитивные моменты кинопроизводства.

 

Если бы я писал мемуары, то, конечно, вспомнил бы много ярких моментов - смешных и грустных, разных. А так, когда живешь здесь и сейчас, а не вчера, это как-то странно. Я пока не собираюсь ни писать мемуары, ни преподавать. Меня в свое время приглашали во ВГИК, но я отказался. Хуциев спрашивал: “Почему ты не хочешь взять курс?” Я ему сказал: “Марлен Мартынович, я хочу снимать кино, а не рассказывать о нем”. Тем более, что на словах я расскажу все за месяц, ну, а дальше-то что? Профессия режиссера больше прикладная – надо снимать, делать, тогда ты ее осваиваешь, а просто говорить… Может быть, когда-нибудь. Но сейчас мне самому снимать хочется.

Тяжело было в одном – ждать четыре года, прежде чем фильм запустится в производство. Все это время я искал бюджет. Это была сложная для меня история – на протяжении всего срока, пока тянулась эта эпопея с финансированием, я отказывался от остальных интересных предложений (в основном с ТВ, т.к. там есть деньги).  Сначала у картины был один продюсер - я получил деньги из Фонда кино, но продюсер не добрал остальные, и сумму пришлось вернуть в Фонд. Потом я получил часть денег из Минкульта. Но только после встречи с известным продюсером Игорем Толстуновым, который согласился взять мой фильм и добавил в него почти половину бюджета из своей компании, дело сдвинулось с мертвой точки. А когда все уже закрутилось, работать было очень позитивно и здорово. Артисты были выбраны очень правильно, я считаю. Особенно Тимофей Трибунцев, исполнивший главную роль.

 

 

Придумал эту историю я сам. Стал думать, кто же такую чертовню напишет. Позвал Арабова. Он мне сначала говорит: “А у меня готовый сценарий есть”. “Какой?”, - спрашиваю я. “Орлеан”. Вы, может быть, видели фильм. (по мотивам романа Юрия Арабова “Орлеан” в 2015 году Андрей Прошкин снял одноименный фильм-притчу - прим. редакции). Я говорю: “Роман читал. Это не мое, давай мое делать”. “Ну, давай”. Потом уже Юра шутил: “Вот видишь, Прошкин уже снял картину, а ты еще даже не запустился”. Пока мы искали финансирование, я успел немного подредактировать сценарий. К счастью, Арабов дает в этом плане свободу действий. У Юры он был часа на три, а я сократил до 1 часа 52 минут.

 

Я немного подстраховался, если можно так сказать. С большой опаской и тревогой дал почитать сценарий некоторым представителям Русской православной церкви, и они все одобрили. Как ни странно, у всех обнаружилось чувство юмора, все поняли, что здесь есть комедийная составляющая, и вообще... А потом, когда фильм вышел, его посмотрели религиозные деятели разных взглядов- к примеру, Андрей Кураев,  Тихон Шевкунов. Оба высказались позитивно. “Монах и бес” участвовал в киевском Международном фестивале православного кино “Покров” и получил все призы, какие только можно: главный приз за лучший фильм, приз за сценарий, за музыку, актерские работы, костюмы, над которым работала моя супруга. Предстоятель Украинской православной церкви митрополит Онуфрий вручил мне Орден Святителя Николая Чудотворца. В Обнинске на Международном православном Сретенском кинофестивале “Встреча” я тоже получил главный приз. Было неожиданно приятно, что РПЦ приняла картину безоговорочно. Единственная их претензия к нам заключалась в том, что не может бес стать человеком. По канонам. Но он и не стал еще человеком в нашем фильме, у него просто появился шанс прийти к покаянию. Мы не знаем, что с ним будет, финал картины открытый. Может быть, придя в монастырь, он там такое наворотит, что у настоятеля рога вырастут! Кто знает… Мы ничего не знаем. Но шанс ему Иван Семенович, уходя в мир иной, дал. Наставил на этот путь - попытаться, попробовать прийти к покаянию. Помните, он там говорит ему (это слова Антония Великого): “Если можешь стоять три года на одном месте и читать молитву – может быть, примет тебя к покаянию Господь, когда ты окажешься перед Ним ”.

Обычно я рассказываю маленькую притчу, которая оказывается ключиком к фильму – как монах после праведных трудов идет в свою келью и думает, как бы скорее на кушетку лечь и отдохнуть. Пришел, входит в келью, а на кушетке черт лежит с рогами! Монах думает: “Надо же, тоже устал, бедолага”. И лег под кушетку. И как только он лег под кушетку, черт пулей вылетел из кельи.

 

Картина о любви. О любви к человеку, к своей вере, к своему местечку – своей родине, и к Богу, конечно. О том, что любовью можно бороться со злом, а добро не всегда должно быть с кулаками. Вот об этом для нас, авторов, этот фильм. Для меня и Арабова. 

 

 

Русским вообще свойственно иронично относится к жизни, даже когда она не очень хорошая. Мы многое воспринимаем с улыбкой, иронией, какими-то подковырками. А отражен ли наш юмор в российском кинематографе… Там есть Чаплин, а у нас – кто, Гайдай?

 

Гайдай – это комедиограф такой явный и доступный. А есть, например, Данелия, у которого юмор другой. Или Рязанов, у него тоже другой юмор. Они разные совсем. Я считаю, что юмор, ирония должны присутствовать в каждой картине. Я стараюсь, у меня, как мне кажется, юмор есть везде. И в “Штрафбате” (российский телесериал 2004 года, снятый по одноименному роману Эдуарда Володарского - прим. редакции) есть, несмотря на то, что это драматическая история. И в такой серьезной работе как “Раскол” (20-серийный телевизионный фильм о реформах, проводимых патриархом Никоном и сопротивлении, которое возглавил протопоп Аввакум - прим. редакции) тоже есть юмор, ирония. Я себя никогда не считал и не считаю комедиографом, у меня  только одна картина такого явно комедийного жанра – это “Маленький гигант большого секса”, но это Искандер, мой любимый писатель. “Полицейский и воры” - это уже трагикомедия. Сейчас лежит у меня один сценарий комедийного плана, но все упирается в финансы, так что пока эта история под вопросом.

 

На телевидении проще. НТВ подписал договор с Юрием Арабовым - он пишет сценарий для 8-серийного фильма об Александре I, который я буду снимать. Рабочее название проекта - “Тайна”. В центре сюжета - небезызвестная легенда о том, похоронен ли Александр I в Петропавловской крепости, или там пустой гроб, а сам император инсценировал свою смерть, ушел в мир под именем Федора Кузьмича и умер 40 лет спустя. Вот такую историю будем делать.

 

На ТВ проще с бюджетом, если история им нравится. А вот в кино бюджет получить невозможно, Минкульт дает 50%, остальное - ищи сам.

 

 

Да, но они рождаются с большими издержками и с большим трудом. Кино – это отражение нашей экономики. Как в экономике – так и в кино. Это же не литература, не музыка, не живопись, где можно быть более независимым от государственных денег. Кино без государства у нас снять невозможно. А меценатство у нас пока в зачаточном состоянии, к сожалению. Кстати, я согласился стать президентом Международного кинофестиваля им. Саввы Морозова, он проходит центре РП СЦ на Рогожской заставе (Рогожское кладбище - прим. редакции), в прошлом году его провели во второй раз. Это фестиваль фильмов о меценатах и предпринимателях прошлого и современности. О тех благотворителях, которые давали деньги на искусство, больницы, школы. Жертвовали свои накопления на общество в целом.

 

Почти все они старообрядцы и похоронены там, на Рогожском кладбище. Солженицын говорил, что, если бы не было 17 века (раскола Русской церкви - прим. редакции), может, и не было бы 17-го года. Иными словами, та трещина дошла до наших дней. А само слово “раскол” - достаточно обиходное. Раскол между богатыми и бедными, раскол в Союзе кинематографистов…

 

 

Чтобы люди берегли друг друга. Себя, семью, близких. Жизнь так скоротечна. Желаю здоровья. Не изменять, не врать себе. По-честному работать, по-честному жить. Все вроде так просто прописано в Евангелие. А выполнить неимоверно трудно. Все пожелания - они все в заповедях Иисуса Христа есть. Недавно посмотрел “Нелюбовь” Андрея Звягинцева - очень сильная картина хотя отношение к ней не однозначное. Под впечатлением от нее говорю вам -  любите друг друга, берегите любовь, берегите своих детей, правильно их воспитывайте, ориентируйте, уважайте их. Дети – полноправные партнеры в вашей жизни, в семье. Относитесь к ним бережно.