В его творчестве каждый может найти себя, он стал поэтом века, трагическим воплощением сознания человека 20 столетия. Георгий Иванов не был обижен вниманием критиков-современников, как в дореволюционной России, так и позднее в эмиграции. Но в советское время поэта почти не знали и вернулся он на родину только в последнем десятилетии минувшего века.
Георгий Иванов рано почувствовал себя поэтом и в 15 лет впервые появился в печати. Иванов быстро оказался в гуще литературной жизни. Теоретик мистического анархизма Георгий Чулков привел его к Блоку. Среди близких знакомых молодого поэта был и Михаил Кузьмин.
Первая поэтическая книга Иванова появилась в 1912 году, когда ему было всего 18 лет. В этот момент он был увлечен эгофутуризмом, дружил с Игорем Северяниным. Увлечение ego было не долгим, и получив приглашение стать членом “Цеха поэтов”, Иванов сразу им воспользовался. Именно с гумилевским “Цехом”, с акмеизмом и Петербургом связана творческая жизнь поэта. Ранние книги Георгия Иванова “Отплытье на о. Цитеру”, “Горница”, “Вереск”, “Сады” были замечены коллегами по перу, однако, никто не верил в большое будущее поэта. Критики отмечали его подражательность, излишнюю визуальность, мастеровитость и отсутствие истинной поэзии.
Владислав Ходасевич отозвался очень резко и обидно о предэмиграционных стихах Иванова: выпуская “художественную промышленность”, он не может стать поэтом. Но возможно одно исключение: “Разве только случится с ним какая-нибудь большая житейская катастрофа, добрая встряска, вроде большого и настоящего горя. Собственно, только этого и надо ему пожелать”.
Пожелание Ходасевича сбылось. Эмиграция стала настоящей трагедией для Георгия Иванова и именно там он раскрылся и стал настоящим поэтом. Осенью 1922 года Г. Иванов уехал в командировку составлять репертуар для советских театров и больше не вернулся в Россию.
Фото: Анна Федорова
Эмиграция стала переломным моментом в творческой судьбе Георгия Иванова. Ощущение, что Россия исчезла в прошлое и никогда не вернется, что молодость уже становится историей, хотя прошло всего пару лет, что на глазах всего мира с одной великой страной произошла трагедия, изменило жизнь Иванова.
Первой новой книгой, которую поэт издал за рубежом, стали “Петербургские зимы”. Эта удивительная проза вызвала самые противоречивые оценки. “Зимы” выходят за рамки мемуарного жанра, это художественный портрет эпохи, правдивый по духу и стилю.
“Классическое описание Петербурга почти всегда начинается с тумана. (..) Там, в этом желтом тумане, с Акакия Акакиевича снимают шинель, Раскольников идет убивать старуху, Иннокентий Анненский, в бобрах и накрахмаленном пластроне, падает с тупой болью на грязные ступени Царскосельского вокзала”.
Иванов не оставляет читателя наедине с текстом, он дает ключ к прочтению “Петербургских зим”:
“Есть воспоминания как сны. Есть сны – как воспоминания. И когда думаешь о бывшем “так недавно и так бесконечно давно”, иногда не знаешь, где воспоминания, где сны”.
Но большая часть читателей восприняли ее как документ или мемуары, судили не по законам жанра. Участники событий Игорь Северянин, Анна Ахматова, Надежда Мандельштам считали эту книгу злобным враньем, где нет ни слова правды. И реакция была соответствующая: “…хитроумного Жоржика мы вспомнили лишь после того, как он стал промышлять мемуарами о своих знакомых, которые сидели с кляпом во рту и не могли даже отругнуться”, отмечала Надежда Мандельштам.
В 1931 году появился сборник “Розы”. Он сильно отличался от предыдущих поэтических книг Иванова. Обычные слова, простой синтаксис, безыскусность – вот, что отличало “Розы” от ранних сборников. Но появилось и другое. Книга Георгия Иванова поразила его современников. Все почувствовали нечто, что резко выделяло Иванова среди других и возносило его на вершину.
Фото: Анна Федорова
Гармония и естественность, внутреннее сияние – мощная энергия, вырывающаяся из стихотворных строк. Это был прорыв. Георгий Иванов прошел путь от манерной сложности к естественной простоте и обрел свое место на пьедестале. Начиная с “Роз” его поэтические строки больше никого не оставляют равнодушными.
В глубине, на самом дне сознания,
Как на дне колодца – самом дне –
Отблеск нестерпимого сиянья
Пролетает иногда во мне.
Боже! И глаза я закрываю
От невыносимого огня.
Падаю в него...
и понимаю,
Что глядят соседи по трамваю
Странными глазами на меня.
Иванов посещает воскресные собрания у Мережковских, ходит в кафе, председательствует на собраниях “Зеленой лампы”. После “Роз”, в 1937 издает “Отплытие на остров Цитеру”, сборник, знаменующий двадцатипятилетние творческой деятельности. В 1938 году выходит “Распад атома”, который символизирует невозможность искусства, его тщетность и бессмысленность. Поэт умолкает на десятилетие. Уже после войны выходит в Париже “Портрет без сходства”, новый лик Георгия Иванова, беспощадного к себе и удивительно лиричного. Нигилизм, скепсис поздних стихов словно очищены страданием и поэтическим даром.
Мне говорят – ты выиграл игру!
Но все равно. Я больше не играю.
Допустим, как поэт я не умру,
Зато как человек я умираю.
На сегодняшний день очевидно – Георгий Иванов выиграл, его поэзия жива, она звучит, ее читают. Он стал поэтом века, трагическим воплощением сознания человека XX столетия.
