Штатский незнакомец казался вполне здоровым.
— Простите, — решительно и смущенно выговорил он, — но я бы хотел ущипнуть этого мальчишку.
Мама возмутилась.
— Новости, — сказала она, — так вы и меня захотите ущипнуть.
— Вряд ли, — успокоил ее незнакомец. Затем добавил:
— Хотя еще минуту назад я бы задумался, прежде чем ответить...
— Идет война, — заметила мама уже не так резко, — священная война! Настоящие мужчины гибнут на передовой. А некоторые гуляют по бульвару и задают странные вопросы.
— Да, — печально согласился незнакомец, — война идет. Она идет в душе каждого из нас. Прощайте.
Затем добавил:
— Вы ранили мое сердце...
Прошло тридцать два года. И вот я читаю статью об Андрее Платонове. Оказывается, Платонов жил в Уфе. Правда, очень недолго. Весь октябрь сорок первого года. И еще — у него там случилась беда. Пропал чемодан со всеми рукописями. Человек, который хотел ущипнуть меня, был Андреем Платоновым.
Я поведал об этой встрече друзьям. Унылые люди сказали, что это мог быть и не Андрей Платонов. Мало ли загадочных типов шатается по бульварам?..
Какая чепуха! В описанной истории даже я — фигура несомненная!"
Так описывал Сергей Донатович Довлатов в повести "Ремесло" свое первое соприкосновение с миром большой литературы (повесть "в картинках" – как раз о служении ей и о том, можно ли считать оное ремеслом). Единственное, в чем тут Довлатов погрешил против "календарной" истины – в обозначении даты собственного рождения. Он писал, будто родился четвертого октября. Но все прогрессивное человечество (советский мем, не раз высмеянный Довлатовым) отмечает его день рождения 3 сентября.
Главная станица сайта "Сергей Довлатов". Отношение литературной общественности (да и читателей) к Довлатову "половинчатое". Некоторые считают самые известные произведения Довлатова ("Наши", "Зона", "Заповедник", "Чемодан", то же "Ремесло") едва ли не "мелкотемьем". Мол, обыкновенная исповедь советского маргинала, пьяницы, человека неопределенных занятий, непонятно зачем выплеснутая на бумагу!.. Ничего удивительного, что он не смог пробиться в вожделенную большую литературу!.. А от того, что не смог, обозлился, стал все вокруг чёрной краской мазать…
Обыкновенная – да не очень. Почти все люди, обуреваемые творческой жаждой, начинают вхождение в литературу с описания себя, своих близких, своего детства. Такой творческий посыл вполне понятен, а любовь к своей семье исключительно благородна. Но есть одно но: как правило, автобиографические книги невозможно читать. Скулы сводит от скуки. Если кому они и интересны, то разве что близким автора (и то – смотря что в них написано, а то мало ли какие скелеты из шкафов повывалились…).
Сергей Довлатов о страницах семейной истории (пришедшейся на самые тяжелые годы ХХ века, на две мировые войны, две революции, Гражданскую войну и большой террор) пишет так, что животики надорвешь. Ниже – мой любимый фрагмент из повести "Наши" о дедушке по отцу Исааке, жителе Владивостока.
"Американская фирма через Японию завезла на Дальний Восток раскладушки. Хотя называть их так стали значительно позднее. Тогда это была сенсационная новинка. Под названием "Мэджик бэд".
Выглядели раскладушки примерно так же, как сейчас. Кусок цветастого брезента, пружины, алюминиевая рама...
Мой прогрессивный дед отправился в торговый центр. Кровать была установлена па специальном возвышении.
— Американская фирма демонстрирует новинку! — выкрикивал продавец. — Мечта холостяка! Незаменима в путешествии! Комфорт и нега! Желаете ощутить?!
— Желаю, — сказал мой дед.
Он, не расшнуровывая, стащил ботинки и улегся.
Раздался треск, запели пружины. Дед оказался на полу.
Продавец, невозмутимо улыбаясь, развернул следующий экземпляр.
Повторились те же звуки. Дед глухо выругался, потирая спину.
Продавец установил третью раскладушку.
На этот раз пружины выдержали. Зато беззвучно подогнулись алюминиевые ножки. Дед мягко приземлился. Вскоре помещение было загромождено обломками чудо-кровати. Свисали клочья пестрого брезента. Изгибалась тускло поблескивавшая арматура.
Дед, поторговавшись, купил бутерброд и удалился".
Через две станицы деда расстреляют как бельгийского шпиона – его сын Леопольд, один из дядьев Довлатова (или героя-рассказчика?), уехал в Бельгию и иногда слал оттуда родителям письма и посылки. Они сослужили семье плохую службу… Но запоминается не трагический исход жизни деда Исаака (реабилитированного за отсутствием состава преступления через 20 лет после казни), а то, как он испытывал раскладушки… Здоровяк Довлатов считал себя копией своего деда. Лирическому герою он часто делегировал собственные чувства. Хотя и пытался его от себя "отделить" – то дату рождения изменит, то фамилию Алиханов персонажу придумает…
Лично я считаю журналистской Библией повесть Довлатова "Компромисс" о работе в газете "Советская Эстония". Первые чтения этой повести были для меня сплошными рыданиями от смеха. Старшие коллеги, заставшие времена изданий с непременными приставками "Советский (-ая)", "Коммунистический(-ая)", "Красный(ая)" в заголовках, недоуменно пожимали плечами: "Что вы смеетесь? Так все и было!" Охотно верю. Но в умении рассказать о скучном, рутинном, лицемерном явлении смешно есть что-то сродни гениальности. Кстати, в экранизации повести "Компромисс" Станиславом Говорухиным, его последней режиссерской работе под названием "Конец прекрасной эпохи", вольно или невольно советская журналистика изображена вовсе не поводом для смеха, а какой-то "темницей духа": черно-белая гамма, скудные планы, зловещие события и "порезанные" неподражаемые довлатовские диалоги, лишившиеся лучших перлов. Писатель умел выворачивать унылое наизнанку и получать юмор, сатиру, а то и сарказм… Что не означает, будто бы он не видел подлинной сути вещей.
Кадр из фильма "Конец прекрасной эпохи". Фото: world-art.ruСергей Довлатов умер в Нью-Йорке 24 августа 1990 года от сердечной недостаточности. После этого кто-то запустил фразу о Довлатове: "Родился в эвакуации и умер в эмиграции". На мой взгляд, формулировка очень удачная, в довлатовском духе.
К годовщине смерти писателя заместитель главного редактора журнала "Нева" Александр Мелихов в своем facebook вспомнил такой эпизод из творческой биографии Довлатова. В 1989 году Довлатов получил письмо от своего земляка по Ленинграду Игоря Ефимова. Как пишет Мелихов, в СССР Игорь Ефимов считался успешным и "правильным" автором, но, несмотря на это, поддерживал "неофициального" Довлатова. Потом Ефимов тоже эмигрировал в Америку. И там взгляды двух писателей на эмигрантское бытие резко разошлись. Довлатов и вживание в новую среду описывал "увлекательно и забавно", по выражению Мелихова. Ефимов же изливал в адрес негостеприимной Америки яд. В итоге он прислал Довлатову письмо с целой кипой творческих упреков и предложениями по усовершенствованию слога и концепции: написать о себе не в шутливом, а в серьезном плане, как о человеке, вечно раздраженном. Эпистолярный обмен двух писателей мнениями был долгим и витиеватым, не буду его приводить целиком, но в нем есть две важные для понимания натуры и сути Довлатова его фразы: "Справедливо и то, что по натуре я очернитель, как бы я ни старался представить этот порок — творческим занятием, но это — правда". И: "Написано от тоски". Это последнее предложение ответа. Довлатов говорит словно бы только о письме к оппоненту. Но кажется, что он имел в виду весь массив созданного им за не очень, к сожалению, долгую творческую жизнь. Многое, если не все, было написано Довлатовым от тоски. Из которой он выплавлял горькую усмешку. А читатели принимают юмористику Сергея Донатовича за чистую монету…
Одно в повестях и рассказах Довлатова было жизненной правдой – его склонность к употреблению спиртного. Эта, деликатно скажем, привычка перешла и к Алиханову, и ко всем даже неназванным рассказчикам. Официальная же биография Довлатова гласит: писатель страдал алкоголизмом. В работе стрит-артера Zoom "Очередь", объединившей перед входом в винный магазин писателей, склонных к "этому делу", Сергей Довлатов занимает достойное место в соседстве с Есениным, Высоцким, Твардовским, Ерофеевым, Шолоховым, Ольгой Берггольц и другими лицами русской советской литературы. Более того – он среди них самый крупный. Благодаря своему баскетбольному росту. Усугубляло ли питие тоску?.. Или тоска усугубляла питие? Вопрос фактически гамлетовский…
"Литературная газета" посвятила посмертному юбилею писателя большую
статью "История несостоявшегося "выстрела". Сергей Довлатов и "Аврора" – фрагмент биографической книги, которую написал о Сергее Донатовиче литературный критик
Михаил Хлебников. Труд под названием "Союз и Довлатов (подробно и приблизительно)" вышел прямо к посмертному юбилею нашего героя. Думаю, эта книга скажет о незаурядной, в любом случае, биографии писателя то новое, чего недоставало массовому, привыкшему к стереотипам сознанию.
Сам Довлатов просил у людей лишь одного: "Взгляните на меня с любовью!"
