Хорхе Луис Борхес родился 24 августа 1899 года в Буэнос-Айресе в знатной и интеллигентной, но небогатой семье. С самого начала он был погружен в литературу. И с самого детства он воспринимал жизнь как книгу, которая заполнена магическими связями, мировыми сокровищами, и которую нужно прочитать. Позднее Борхес рассуждал: "Если бы меня попросили назвать главное событие моей жизни, я вспомнил бы о посещении родительской библиотеки. Собственно говоря, иногда мне кажется, что я никогда ее не покидал".
Маленьким он населил Буэнос-Айрес мифологическими жителями, порой пугаясь собственного воображения. Оставаясь один на один с книгами, мальчик больше всего боялся своего другого Я, отраженного в полированной мебели или полутемных зеркалах. Его пугало то, что он посмотрит в зеркало и увидит в нем чужое лицо. Образ зеркала стал одним из главных в его творчестве. Вот только названия некоторых рассказов: "Жуткие зеркала", "Чернильное зеркало", "Отражение"... И с зеркала же начинается один из самых потрясающих рассказов о создании мира-симулякра, идеального двойника: "Мы обнаружили (поздней ночью подобные открытия неизбежны), что в зеркалах есть что-то жуткое. Тогда Биой Касарес вспомнил, что один из ересиархов Укбара заявил: зеркала и совокупление отвратительны, ибо умножают количество людей" ("Тлен, Укбар, Orbis tertius").
В шестилетнем возрасте Хорхе Луис читал Стивенсона в оригинале, в семь лет написал первый рассказ на испанском "La visera fatal", а в восемь перевел сказку О. Уайльда "Счастливый принц", которую издали в журнале "Сур". С годами он переводил В. Фолкнера, Дж. Джойса, усваивая из английской литературы сюжетные интриги, необычные решения, особенности стиля.
Отец Борхеса был юристом, а позднее станет профессором в области психологии. В семье почти каждый день обсуждали поэзию, философские и научные книги. Иногда отец расставлял на доске шахматные фигуры и на примере их расположения объяснял сыну математические парадоксы. Но в результате болезни Борхес-старший потерял зрение.
"С самого детства, когда отец ослеп, у нас в семье молча подразумевалось, что мне следует достичь в литературе того, чего обстоятельства не дали совершить отцу. Все ожидали, что я буду писателем". Таково было детство человека, посвятившего литературе всю свою жизнь длиной почти в век.
1914 году семья Борхес едет в Европу для консультации у женевского врача по поводу потери отцовского зрения. Вскоре начинается Первая мировая война, преградившая путь назад. Хорхе учится в Швейцарии, пришлось освоить французский язык, на котором ведется обучение. В этот период Борхес увлекается французской поэзией, также изучает испанскую, немецкую, английскую литературу, знакомится с еврейской традицией, с каббалой, с философией Шопенгауэра и буддизма, учившей, что жизнь – это иллюзия, с испанским барокко, увлекается восточной культурой, особенно мифами. За свою жизнь он не один раз перечитывал 17 томов "Тысячи и одной ночи", будучи заворожен тем, что Шахеризада продлевала свою жизнь чтениями сказок, то есть чтение и жизнь для нее были чем-то единым.
Фото: amp.followthecolours.com.brСтремясь к знаниям, к изучению других культур, Борхес выучил, кроме английского, немецкого, французского, еще итальянский, португальский, латинский, немного шведский, древнеанглийский и древнеисландский языки. Позже Борхес отмечал, что несколько лет, проведенных в Европе, позволили ему по возвращению в Аргентину лучше узнать родину. Годы разлуки позволили посмотреть на свою культуру под иным ракурсом. Родной город вдохновил его на создание первого сборника стихов – "Жар Буэнос-Айреса". Присутствие аргентинской столицы чувствуется во всех его произведениях. На протяжении разных периодов видно, как изменяется его отношение к городу. В последней книге Борхес тянется к городу, который раньше был с ним единым целым, город, который Борхес вот-вот утратит.
Буэнос-Айрес был основан, подобно Риму, на легенде и хранил в себе множество историй. Писатель начинает блуждать по городу, словно исследователь, искать истории, наблюдать за жителями...
"Не хочу продолжать, это слишком мое, личное. Эти вещи слишком самостоятельны, чтобы строить из них город. Буэнос-Айрес - это другая улица, по которой никто не ходит, это та сердцевина яблока, тот самый последний дворик, который закрыли здания, это мой враг, если есть вообще таковой, я ему (впрочем, как и себе) посвящаю стихи, это старая книжная лавка, которую снова находишь, это то, что исчезло и то, что будет, это там, впереди - неизвестность. Это центр, окраина, пригород, незамеченный и желанный, никогда не мой и не твой".
Фото: borgestodoelanio.blogspot.com. В этот период, в 1921 году, Борхес сближается с поэтическим объединением, называвшим себя Ультраистами. Объединяло их внимание к языковым тропам, к яркой образности, необычной, но точной. Такая поэтика импонировала Борхесу, и он издает книгу "Страсть к Буэнос-Айресу". Вот стихотворение "Пустая комната" из него:
Красное дерево
в смутном мерцанье шпалер
длит и длит вечеринку.
Дагерротипы
манят мнимой близостью лет,
задержавшихся в зеркале
а подходишь — мутятся,
как ненужные даты
из памяти стершихся празднецтв.
Сколько лет нас зовут
их тоскующие голоса,
едва различимы теперь
ранним утром далекого детства.
Свет наставшего дня
будит оконные стекла
круговертью и гамом столицы,
все тесня и глуша слабеющий звук
былого
(Перевод Б. Дубина)
Первая книга была очень важной в творчестве Борхеса. В "Автобиографических заметках", писатель говорил, что в ней уже содержались те темы и идеи, которые были развиты в его зрелой прозе. А всю жизнь он переписывал одну и ту же книгу. Тремя годами позже он издает другую книгу – опять стихи и опять ультраистические, сборник носил название "Луна напротив". Писатель не очень любил перечитывать эти стихи, иногда жалея о том, что выпустил их.
Следующей наиболее важной его книгой, пожалуй, следует назвать "Всеобщую историю бесчестия" 1935 года. Тогда для Борхеса каждая судьба становится чем-то важным, принимающим общечеловеческое значение. В книге содержится вольное изложение биографий известных преступников. Тогда и намечается стратегия пересказа в манере письма Борхеса. "Начинаю я всегда с реального персонажа, с реальной темы, но через две-три страницы прекращаю переписывать и берусь придумывать", – так писатель будет говорить про более поздние свои работы. Интересно, что даже в таком полудокументальном его цикле, как "История бесчестия", уже проявляется тема иллюзорности мира. Автору ничто не мешает вносить в подлинные истории один вымысел за другим. И переход между фактом, легендой и авторской фантазии незаметен, как незаметен переход от одного сновидения к другому. Рассказы наполнены духом разных культур: аргентинской, американской, испанской, китайской... Благодаря своей безграничной эрудиции писатель просто охватывал весь мир. Борхес считал, что через книги он может продолжать разговор, начатый тысячелетия назад, а также верил, что переживания одного человека может пережить любой другой.
Вскоре Борхес особенно увлекся философией языка, стал изучать Ф. Соссюра. Если язык – это искусственная система, которая пытается описать мир, но никогда сделать этого не сможет. И нет никакого отношения между предметом и его названием. Но для человека, мыслящего языковыми средствами, живущего в культуре определенного языка, язык становится покрывалом, скрывающим реальность. Так, например, в реальности нет ряда вещей, которые существуют в языке: прошлое и будущее, добро и зло и т.д. Человек начинает жить в своем систематизированном языковом мире. Все это увлекает Борхеса и откликается в его книгах. Так, часто магическое работает подобно языковой игре, парадоксу, который не существует в реальности, но является лишь языковой странностью. С другой стороны, общее восприятие реальности как сна, с его зыбкостью, неустойчивостью и самое главное – непостижимостью – тоже находит свое место в работах писателя.
В 1938 года умер отец, и на плечи Борхеса легли заботы о финансах семьи. Годом ранее Хорхе получил место в небольшой городской библиотеке. Он был несчастлив, работая с сотрудниками, нисколько не интересующимися литературой. В том же 1938 году, Борхес попал в аварию, которая едва не стоила ему жизни, и свои переживания описал в рассказе "Юг":
"Судьба, равнодушная к человеческим прегрешениям, не прощает оплошностей. В тот вечер Дальманну удалось достать растрепанный экземпляр "Тысячи и одной ночи" Вайля; спеша рассмотреть свое приобретение, он не стал дожидаться лифта и взбежал по лестнице; в темноте что-то задело его лоб - птица, летучая мышь? На лице женщины, открывшей дверь, он увидел ужас; рука, которой он провел по лбу, оказалась в крови. Он порезался об острый край только что окрашенной двери, которую оставили открытой. Дальманн сумел заснуть, но на рассвете проснулся, и с этой минуты все кругом сделалось непереносимым. Его мучил жар, а иллюстрации к "Тысяче и одной ночи" переплетались с кошмаром. Навещавшие его друзья и родные с принужденной улыбкой твердили, что он прекрасно выглядит. Дальманн растерянно слушал их, не понимая, как они не замечают, что он в аду. Восемь дней протянулись как восемь веков. Как-то вечером доктор, лечивший его, пришел вместе с другим, новым, они повезли его в лечебницу на улице Эквадор, поскольку необходимо было сделать рентгеновский снимок. В наемном экипаже Дальманн решил, что в другой, не своей комнате сумеет наконец уснуть. Он почувствовал себя счастливым и стал словоохотлив; как только они приехали, его раздели, обрили ему голову, прикрутили к кушетке, светили в глаза до слепоты и головокружения, его осмотрели, и человек в маске всадил ему в руку иглу. Он очнулся с приступами тошноты, перебинтованный, в палате, похожей на колодец, и за дни и ночи после операции понял, что до тех пор находился лишь в преддверии ада. Лед не оставлял во рту ни малейшего ощущения прохлады. В эти дни Дальманн проникся ненавистью к своей личности, он возненавидел свои телесные нужды, свое унижение, пробивавшуюся щетину, которая колола ему лицо. Дальманн стоически переносил процедуры, очень болезненные, но, узнав от хирурга, что чуть не умер от заражения крови, расплакался от жалости к себе. Физические страдания и постоянное ожидание страшных ночей не давали ему думать о таких отвлеченных вещах, как смерть".
После аварии Борхес боялся, что потерял способность мыслить, что больше не сможет писать. Чтобы избавиться от страха, он попробовал сочинить несколько статей, после того, как их напечатали, написал ряд рассказов. Самым известным из них является, пожалуй, "Пьер Менар, автор "Дон Кихота"". Это рассказ о человеке, который стремился написать "Дон Кихота", не просто скопировать, а прожить такую жизнь, чтобы создать такой же точно роман, как у Сервантеса. В итоге Борхес сравнивает отрывок барочного писателя и этот же фрагмент, написанный вымышленным Пьером Менаром. И второй оказывается сильнее. Этот литературный эксперимент учит, что любой читатель может быть причастным к созданию литературы, может читать любую старинную книгу так, словно ее написал современник. Борхес любил "Дон Кихота", во многом еще потому, что это роман об опровержении реальности и о замещении действительности книжным миром. В романе стирается категория времени, понятие первичности и вторичности, и роман Сервантеса кажется автору произведением Менара, а не наоборот. Рассказ "Пьер Менар" открыл дорогу главным произведениям Борхеса: новеллам "Вавилонская библиотека", "Лотерея в Вавилоне", "Смерть и буссоль", "В кругу развалин". Они войдут в книги "Сад расходящихся тропок" (1941), "Вымышленные истории" (1944), "Алеф" (1949). Именно эти вещи вспоминают в первую очередь в разговорах о Борхесе.
После прихода к власти Перона в 1946 году арестовали мать и сестру писателя, а сам Борхес был уволен с библиотечной должности за то, что отказался присягнуть на верность новой власти. Вместо этого его назначили инспектором, отвечающим за качество мяса птицы на рынке. Теперь он острее понимал, как реальность врезается в мир, построенный им из книг. В этот момент Борхеса увлекают пространственно-временные границы. Тогда он создает представление о месте, которое есть одновременно все вещи и все места мира за все время. Это место называется "Алеф". Но даже в нем человек не может быть счастлив.
В это время, в 1945 году, его зрение начинает слабеть, а врачи запрещают читать при тусклом свете. А еще чуть позже зрение пропало, и единственное, что видел Борхес – желтая дымка перед глазами, вечно окутавшая мир. Тогда ему помогали, читая вслух: мать, сотрудники библиотеки и его ученики: его всегда окружали добрые и благодарные люди. Мать читала 13 лет ослепшему мужу и еще 14 лет – сыну и писала под его диктовку.
В 1955 после военного переворота, который сверг правительство Перона, Борхес был назначен директором Национальной библиотеки Аргентины (хотя уже почти ослеп) и занимал этот пост до 1973 года.
Примечателен рассказ этого времени "Другой" (1972), в нем описана встреча двух Борхесов: один – современный, другой – тот, что был полувеком раньше. Писатель словно вспоминает детский страх зеркал и воплощает его в рассказе. Это столкновение двух времен, двух мышлений, двух почти чуждых друг другу явлений своего я, в атмосфере сна наяву.
В новелле "Тлен, Укбар, Орбис Терциус" речь идет о создании вымышленного мира, сверхъестественное здесь также встроено в привычную реальность. Общаясь с другом из-за необычной случайности, герой узнает о существовании Укбара. Тот существует в библиотечных лабиринтах, картах, статьях энциклопедий, географических журналах, и записях путешественников.
"Укбар" хорошо показывает, как люди создали больше истин, чем мир заключает в себе, но так ничего себе не объяснили.
В 1979 году Борхес получил премию Сервантеса — самую престижную в испаноязычных странах награду за заслуги в области литературы. В 1985 году выходит его последняя книга "Атлас", представляющая собрание стихов, фантазий и путевых записок. В 1986 писатель переезжает в Женеву, где и умирает 14 июня в возрасте 86 лет.
В своем творчестве Борхес доводит парадоксальность мира до логического конца. И тем самым показывает, насколько нам повезло, что на самом деле наш мир алогичен.
