Более того, это хорошо и прочно забытое произведение, о котором сто пятьдесят лет никто не знал – после его премьеры в июне 1825 года Россини забрал партитуру из театра, использовал часть музыки в других операх, а оригинал “Путешествия в Реймс” был обнаружен в библиотеке Консерватории Св. Цецилии в Риме лишь в 1977 году.
Опера, написанная, что называется “по случаю”, приуроченная к коронации вполне реального Карла Х, последнего короля из династии Бурбонов, того самого, про которого Людовик XVI говорил, что он “бо́льший роялист, чем сам король”, то есть по сути своей, одноразовая опера.
И это, казалось бы заведомо непроходное произведение, с самого начала и до конца держало “в своих руках” публику немалого по вместимости Концертного зала им. Рахманинова, что находится в относительно недавно построенном комплексе “Филармония 2”. Причём основными эмоциями зала на протяжении этих более чем трёх часов были восторг и смех. Потому что по части юмора, и без того свойственного Россини, в этой опере он превзошёл самого себя.
Сюжета, в сущности, нет, но есть некоторая общая конструкция. Итак, по дороге в Реймс на коронацию Карла Х (которая состоялась за три недели до премьеры оперы) в отеле из-за полнейшего отсутствия транспорта застревают вышеупомянутые высокородные особы, от полного безделья и безысходности джентльмены начинают влюбляться в дам и наоборот, а комические герои демонстрируют свою странноватость, затем все локальные сюжеты ко всеобщему удовлетворению разруливаются и действующие лица решают отпраздновать коронацию на месте, раз уж всё равно никто никуда не едет.
Вот, собственно, и всё.
“Путешествие в Реймс” – это опера-пародия, опера-мистификация, опера-карикатура на “патриотизм с серьёзным лицом” в конце концов. Ведь весь этот музыкально-литературный капустник точно укладывается в теорию смеховой культуры М. Бахтина под названием “карнавализация”: “Лучше и полнее до нас дошли представления шутов и дураков, суть которых была в пародийном дублировании различных моментов серьёзного церемониала”.
И, конечно, равноценным партнёром Россини в этой опере стал автор совершенно блистательных, пародийных и очень точных по смыслу и своему рисунку текстов либреттист Луиджи Балокки.
Как теперь принято в опере, она исполняется на языке оригинала, а перевод транслируется либо на табло, либо на задник сцены, как это было сделано в данном случае. Тексты Балокки принадлежат к тем редким случаям, когда их хочется цитировать. Точнее, они делятся на две части – типичные для итальянской оперы образцы, когда на протяжении всей семиминутной арии висит одно-единственное предложение сомнительного уровня осмысленности, что тоже является своего рода пародией, но здесь нечего цитировать. А вот вторая часть, та что относится к национально-патриотической стороне либретто, великолепна и, хуже того, современна.
Итак, последний инструктаж слуг хозяйкой отеля мадам Кортезе (Анастасия Калагина) – о чём говорить с гостями, чтобы им было приятно: с французом шевалье Бельфьоре (Алексей Неклюдов) о женщинах, с немецким майором бароном Тромбоноком о контрапункте (Андрий Гонюков), с русским генералом графом Либенскоф, разумеется, о величии империи (партию графа со этнически-странноватой фамилией исполнял Джон Осборн).
Или, к примеру, реплика графини де Фольвиль (Светлана Москаленко), модницы, у которой в мозгу вместо извилин аккуратные шовчики и стежки, после утери всего своего гардероба: “Не могу на коронацию. Мне запрещают честь и долг патриотки”. Правда, найденная чуть позже шляпка исправила ситуацию.
Что же касается самого Россини, то музыка оперы — это просто каскад находок, юмора и мастерства. От издевательской пародии на стиль Доницетти, вплоть до вывернутого наизнанку, но при этом вполне узнаваемого дуэта Неморино и Адины из “Любовного напитка” до вокального ансамбля для четырнадцати исполнителей (я так понимаю, что такой ансамбль называется квартдецимет) – вы можете представить себе партитуру, состоящую из четырнадцати строк для солистов, четырёх для хора и остальное для оркестра уж сколько придётся?
Как можно написать о каждом из восемнадцати действующих лиц, я даже не представляю. То, что Тарас Присяжнюк, тенор из Молодёжной оперной программы Большого театра, исполнял сразу три роли, облегчение в этом смысле небольшое.
Великолепны были все. Начиная со служанки Модестины, которую исполняла Василиса Бержанская, победительница многочисленных конкурсов, знакомая всем почитателям телевидения по проекту “Большая опера”. Модестина, охарактеризованная в либретто как “рассеянная молодая девушка, робкая и медлительная”, в исполнении Бержанской достигла звания “просто тормоз”. И это было абсолютно органично в этом звёздном ансамбле, потому что характерные особенности каждого персонажа были доведены исполнителями до полной карикатурности.
Одной из самых заметных вершин спектакля стала ария Дона Профондо, комического персонажа, “члена различных академий и фанатика-антиквара” в исполнении Джованни Фурланетто. Сама по себе виртуозная ария была расцвечена чисто актёрскими находками и вызывала смех в зале на всём её протяжении, завершившись восторженными овациями.
У каждого из персонажей была своя ария, что, собственно, в значительной степени и обусловило такую продолжительность спектакля, каждый из участников получил возможность продемонстрировать вокальное и актёрское мастерство – Ольга Селиверстова (Коринна), Светлана Москаленко (Графиня де Фольвиль), Анастасия Калагина, создавшая обаятельнейший образ владелицы отеля мадам Кортезе и блистательно исполнившая эту виртуознейшую партию, Алексей Неклюдов (шевалье Бельфьоре), Давид Менендес (английский полковник лорд Сидней), Андрий Гонюков (барон Тромбонок), Игорь Головатенко (дон Альваро).
И всё же двух солистов мне хотелось бы выделить особо – это Марианна Пиццолато, певшая маркизу Мелибею, польскую даму и Джон Осборн (граф Либенскоф, “крайне вспыльчивый, ревнивый, влюблённый в маркизу Мелибею”). Исполнение ими сольных номеров, да и вообще весь вокально-актёрский комплекс, вышло за рамки академического музицирования и по эмоциональному наполнению, посылу приблизилось к джазовому ощущению музыки.
По крайней мере, в дуэте маркизы Мелибеи и графа Либенсхофа чувствовался драйв и переполняющее исполнителя счастье от пения, знакомое по дуэтам Эллы Фитцджеральд и Луи Армстронга. Я понимаю некоторую рискованность этого сравнения, но это ощущается именно так.
А Джон Осборн, фактически развлекаясь весь спектакль (благо уровень мастерства это позволяет), показывая всю пародийность происходящего и собственного героя, демонстрировал все возможности своего великолепного голоса, на ходу меняя его тембр и технику вокала от псевдофальцета до открытых, невероятно мощных верхов, когда он изображал приступ ревности. И всё это он делал нарочито “не всерьёз”, время от времени показывая этническое происхождение своего героя с помощью крайне сдержанных движений ногами из русских народных танцев.
Совершенно необходимо отметить ещё нескольких солистов. Это Лариса Скворцова-Геворгизова (клавесин), на мастерстве которой держались все речитативы оперы и с импровизационного соло которой началось второе отделение концерта. Арии романтической поэтессы Коринны звучали в дуэте с арфой Елизаветы Симоненко. А на долю Галины Эрман (флейта) выпал целый сценический номер вместе с Давидом Менендесом (лорд Сидней), в котором она не только мастерски исполнила виртуозное соло, но и исполнила своего рода танго, элегантно взаимодействуя с британским лордом, который безуспешно пытался вручить ей цветок.
Оркестр Большого театра был традиционно великолепен. Маэстро Сохиев добился прозрачного звучания и заметной динамической градации даже в пределах piano-mezzoforte.
Исполнение столь сложного в ансамблевом отношении спектакля, тем более, когда солисты находятся за спиной дирижёра, представляло достаточно серьёзную задачу, которая была блистательно решена. Хотя, каким образом в некоторых эпизодах оркестр ухитряется точно и вместе исполнять аккорды, для меня осталось загадкой.
Итак, возвращаемся к опере Россини как таковой, причём, к её финалу. После всех хитросплетений сюжета, любовных интриг, разоблачений, обид и прощений, начинается то, ради чего опера и затевалась. Когда выясняется, что никто уже никуда не едет ввиду полного отсутствия транспорта, постояльцы отеля решают отметить коронацию нового короля Франции здесь же, в гостинице, тем более, что в наличии имеется вполне интернациональный состав участников.
И тут в очередной раз становится понятно, что идея Евросоюза не столь уж нова, она начинается ещё с времён Священной римской империи и перед нами просто очередная историческая иллюстрация – у представителей разный европейских государств общий праздник. Немец надел на всех ленты, довольно условно символизирующие цвета флагов, и каждый по очереди спел что-то гимническое.
Барон Тромбонок, вскочив на сундук, вполне натурально запел популярное произведение И. Гайдна в инструментовке Россини под названием “Песнь кайзера”, то самое, которое более известно нам со словами “Deutschland, Deutschland über alles”.
Далее по очереди все пели что-то торжественно-патриотическое разной степени невнятности, причём в каждом случае последний куплет исполнялся хором постояльцев, которые демонстрировали таким образом солидарность и приверженность общеевропейским ценностям. Польская дама Мелибея спела полонез, испанец дон Альваро (и вместе с ним Россини) изобразил нечто похожее на фламенко с традиционным прихлопыванием в ладоши и криками “O-le!”, француз спел, разумеется, не “Марсельезу”, а лорд Сидней исполнил “Боже, храни королеву”.
В общем, весь этот эпизод напоминал “Гимн наций” Дж. Верди, написанный, правда сорок лет спустя.
Здесь, конечно, оттянулся в своё удовольствие либреттист Л. Балокки, запихнув в гимны весь набор патриотических мемов – честь, слава, почёт, сила оружия, утешение слабым, доброта воссияет и т.д., список может быть бесконечным. И в конце этого праздника Коринне, поскольку она поэтесса-импровизатор, предлагают вытянуть из шкатулки одну из бумажек с именем исторического героя, чтобы она исполнила торжественную импровизацию (примерно так же, как у Пушкина в “Египетских ночах”).
Там большой список тем – Хлодвиг, Давид и Самуил и т.д., но ей по счастливой случайности достаёт тема Карл Х, и она в сопровождении арфы исполняет очередное торжественное произведение на тему “много в ней лесов, полей и рек”.
Вечеринка заканчивается патриотическим угаром, который в концертном исполнении достойно изобразить не удалось ввиду отсутствия в реквизите необходимого количества бутылок и кульминацией её стало хоровое исполнение песни, более знакомой нам по Сцене в спальне графини в “Пиковой даме” Чайковского “Vive le roi Henri” и написаннй ещё в 1590 году в честь короля Генриха IV, первого из династии Бурбонов (напомню, что Карл Х оказался последним Бурбоном на французском престоле, хотя, конечно, ни Россини, ни Балокки, ни персонажи оперы этого знать ещё не могли).
