Спектакль Охада Нахарина “Вирус”, привезенный молодежной труппой израильской компании “Батшева”, как всегда, ошеломил “гагой” (авторский стиль, созданный Нахарином из разных техник современного танца вместе с восточными телесными практиками). Балет поставлен по мотивам “анти-театральной” пьесы современного драматурга Питера Хандке "Публичные ругательства и другие части речи". Музыка из разных источников, от Самюэля Барбера до арабских народных мелодий. Декламируемые фрагменты пьесы и истории самих танцовщиков, плюс элементы перформанса. Даже ругательства, и впрямь публичные, со сцены – в бессюжетном, по сути, “Вирусе” все это повод для феноменальной телесной координации, получаемой в балетном классе без традиционных зеркал.
Фото: Стас Левшин "Средством общения становится не то, "как я выгляжу", а сосредоточенность на развитии движения, – говорит Нахарин. – Только так рождаются кульминационные выбросы энергии. Танцовщики не видят, как они выглядят, и это связывает их с пространством, с самоощущением, выстраивает их отношения между собой. Мы не смотримся в зеркала, мы не влюблены в себя, в свои образы, в свои отражения – мы испытываем это чувство к движению, ну а уже потом любим друг друга". В результате чувство пространства рождает “воронку” в космос, паузы тоже как будто танцуют, а впечатление от движения и вправду проникает в публику, подобно вирусу.
Фото: Стас Левшин Балет “Буря” (Национальный балет Польши) от хореографа Кшиштофа Пастора поставлен по пьесе Шекспира. В музыкальном миксте много старинного Перселла и традиционного иранского барабана “даф”. По дафу ударяет старик-музыкант, сидя на сцене (согласно мысли постановщика, это Просперо в старости, преисполненный рефлексии и раскаяния). Удары побуждают бывшего островного мага к переживаниям. Он видит себя, молодого, и сонм духов во главе с Ариеэлем… а дальше идет пересказ Шекспира. Основательный и подробный. Правда, танцевально однообразный, причем как будто составленный из готовых блоков.
Фото: Катерина Кравцова На сцене стоит (а потом лежит или висит в воздухе) одинокое сухое дерево. За сценой висит экран, где плещется море. Кордебалет в синих юбках – это волны. Или стихии моря. Кордебалет в алых юбках – надо полагать, духи огня.
Фото: Катерина КравцоваСбившись в колыхающийся комок, они вершат судьбы людей, а Ариэль (Патрик Вальзак с его великолепным прыжком действительно парит над миром) руководяще носится в пространстве. Калибана наглядно угнетают. Миранда (грациозная Юка Ибихара с запросто исполненными тройными турами) и ее жених кружатся в традиционном любовном дуэте с высокими поддержками. Классический танец, приправленный инородными пластическими добавками, вязко, с повторениями пройденного, обслуживает “психологию”. Повторение, впрочем, как-то работает на концепцию: у старика Просперо в этом спектакле явная навязчивая идея. Ему стыдно за феодальное прошлое.
Фото: Катерина Кравцова Но все это почти забылось, когда начались показы любимого Нидерландского театра танца. Компания из Гааги, одна из лучших в мире, привезла три одноактных балета. Два из них – “Немое пространство” и “Дотянуться до звезд” – сочинены Полом Лайтфутом и Соль Леон, возглавляющими голландскую труппу.
Балет “Тонкая кожа” поставлен Марко Гёке. Он вдохновлен песнями Патти Смит, где сложные слова важнее простой мелодии, в текстах кабацкое путается с бабьим, а пение больше похоже на мелодекламацию. Дамский панк-рок Смит преображен в парад “остросюжетных” пластических ракурсов с эротическим драйвом. Сквозь клубы дыма (как в прокуренных клубах, где выступала Патти) появляются танцовщики с татуировками на торсах. Рваный танец, при котором вспоминаешь то голодных пантер, то гепарда в беге, заканчивается жарким дуэтом: партнеры, глядя в лицо друг другу, остервенело гладят себя по животам, предоставляя публике решать, что это – простецкое приглашение к сексу или аллюзия на вопли Смит о любви (“любовь – это вампир, энергия смерти”, это бумеранг и “огонь, сжигающий изнутри”, и что-то там “на грани кожи и греха”).
Фото: Стас Левшин
Говорить о постановках Лайтфута и Леон (очень далеких от классики) трудно. Рецензенты оперируют словами типа “Чудесно пьянящий танец”. А как еще сказать о могуществе бессловесного искусства? Если эти многозначные эмоции выражать словами – получится прямолинейно. А без слов достигается тот чеховский эффект с “подводным течением” поверх внешней картинки, которого достиг, совершенно иными средствами, режиссер Тимофей Кулябин, поработавший с жестами глухонемых в “Трех сестрах”. Но и рассказывать о таких спектаклях почти невозможно: слова вполовину не передадут того, что видит глаз и чувствует душа.
Фото: Стас Левшин
Немое пространство – это, кажется, наша память. Она не движется линейно, но исходит пульсациями и вспышками. Точно так же построен танец, возникающий на фоне видео: вода, прибой, звездное небо, дом с окном, сад с дорожкой, по которой бежит маленькая девочка в красном пальто – сперва к нам, а потом, в финале, от нас. Девочка возникнет и вживую – единственная цветная фигура в черно-белом окружении, в сиянии света, в покрывающем всю сцену огромном шлейфе ткани. Память прихотлива во времени, и все танцуют то в рапиде, то быстрее музыки (звуки Филипа Гласса, с их вариативной повторяемостью, здесь к месту, это бормотание аккордов, прокручиваемых раз за разом, каждый раз чуть по-иному). В прогулках по памяти второстепенное становится главным, мелкие детали – чем-то существенным. Поворот головы, ракурс тела, беззвучный крик – все образует пеструю ткань жизни. Ее неповторимость и значительность.
Фото: Стас Левшин В балете “Достучаться до небес” – три комнаты на поворотном круге, одна за другой в анфиладе, три части приватного пространства и одновременно – вселенная. Здесь живут и пары, и одиночки. Не совсем ясно, бессюжетный ли это рассказ о превратностях любви, или парад неврозов. Что, впрочем, одно и то же. Танец полон бесконечного ожидания, отчаяния, дерзкой надежды. Люди “говорят” – и не слышат, смотрят – и не видят, хотят вырваться – и жаждут остаться. Пересекая открытые двери из комнаты в комнату, они ищут понимания и бьются головой об стенку, подглядывают за чужой жизнью и теряют, обретая. Видео на втором ярусе, взгляд сверху, монтирует фигуры танцовщиков, их монологи и диалоги в иных ракурсах и планах. Трепетание смыслов множится. И, поскольку танцуют артисты NDT как боги, их муки и радости становятся твоими.
