Если попытаться концентрированно сформулировать смысл спектакля, то он о существовании большой талантливой души, заключённой в тело калеки. Спектакль “Анри” – не биография французского художника. Это, как выразились его создатели, композитор Марина Собянина и автор либретто, постановщик и хореограф Лариса Александрова, “фантазийная реконструкция судьбы “Великого карлика”.
Марина Собянина – композитор, вокалистка и пианистка. С 2009 года у неё существует интереснейший проект Jazzator – она работает и в джазе, и в академических музыкальных жанрах, пишет музыку для кино и театра, играет концерты с такими известными музыкантами, как Сергей Летов и Бобби Макферрин.
Лариса Александрова – очень интересный и яркий режиссёр и хореограф, её спектакль на музыку В. Мартынова “Casting off” в 2010 году получил “Золотую маску” в номинации “Лучший спектакль современного танца”.
Спектакль “Анри”, жанр которого сами создатели определили как ballet chorus, – вокально-хореографический спектакль, был поставлен Cвердловским академическим театром музыкальной комедии в 2014 году в честь 150-летия со дня рождения одного из самых ярких французских художников – Анри де Тулуз-Лотрека, певца монмартрских кабаре и “Мулен Руж”, который оставил после себя сотни картин, акварелей, театральных плакатов, гравюр.
Сразу хочу сказать, что элемент балета в этой постановке заметно превалирует, несмотря на декларируемый синтез. Поначалу даже вздрагиваешь, когда начинает звучать хор, потому что успеваешь привыкнуть к тому, что перед тобой вполне традиционный балет, пусть даже и говорящий современным языком. Позже, когда действие происходит в кабаре, вскрики танцовщиц уже вполне органичны, они естественны для этого жанра.
Что же касается персонажей…
Дело в том, что у балета как жанра есть свои естественные ограничения. В опере достаточно реплики “Рекомендую вам: Онегин, мой сосед”, чтобы всё стало понятно. В балете вы никогда в жизни не догадаетесь, что прекрасных лебедей зовут Одетта и Одиллия, если у вас нет программки.
Здесь всё ещё хуже, потому что действующие лица спектакля Ла Гулю, Джейн Авриль и Валентин Бескостный – вполне исторические персонажи со своей яркой и драматичной судьбой, близкие знакомые Лотрека, который их много раз рисовал. Если это знать, то и спектакль смотрится иначе, у него появляется новый смысл, больший, чем просто набор хореографических дивертисментов. Это, конечно, проблема зрителя, а не спектакля как такового, но она есть.
Строго говоря, условно-биографические элементы спектакля относятся главным образом к периоду детства, позже всё приобретает более символические формы. В течение всего спектакля, на сцене помимо реальных действующих лиц есть ещё коллективный персонаж под названием “Судьба”, состоящий из артистов хора театра и балета. И на сцене “Судьба” с Анри обходится очень жестоко. Да и в жизни Анри де Тулуз-Лотрека она сыграла действительно существенную и трагическую роль.
Спектакль открывается картиной детства героя (его исполняют воспитанники детской студии театра), в котором его окружают три символа – отец, мать, которые пытаются отделаться от него, перебрасывая друг другу (что не совсем справедливо по отношению к матери Анри, графине Адель Тапье де Селейран, с которой он был близок всю жизнь) и маленькая педальная лошадка, которая и стала причиной его несчастья. Они время от времени появляются как фрейдистский символ, как память, как точка отсчёта. Как фантасмагорический призрак.
С позиций образности, пожалуй, самый хореографически интересный эпизод – это первое появление уже взрослого Анри (Алексей Литвиненко). Если знать, что исторический Анри в отрочестве сломал шейки бедра на обеих ногах, после чего его ноги перестали расти (как результат генетических проблем), то эта сцена борьбы с собой и судьбой производит очень яркое впечатление, потому что помимо образности, в этом номере есть динамика и внутренний драматизм. При том что в этом художественном контексте парадоксально, но очень органично используется язык брейк-данса. Функционально, если прибегнуть к оперной терминологии, это каватина, выход главного героя, и этот выход запоминается, пожалуй, более всего.
Сам сюжет и место действия провоцируют на иллюстративное использование стилизации танцев кабаре Монмартра и “Мулен Руж”. В какой-то момент начинаешь ожидать просто прямого использования музыки кабаре. Но Александрова и Собянина остаются в рамках своей стилистики и лишь условно обозначают жанровость танца.
Хотя в хореографии номера танцовщиц из “Мулен Руж” появляются элементы, напоминающие о постановках Боба Фосса, – это вполне естественно – если люди говорят об одном и том же, то и слова иногда используют те же самые.
Вся картина этого балета – а это все же балет – в комплексе с костюмами (Дмитрий Разумов) и светом (Иван Виноградов) держит внимание зрителя, несмотря на некоторую статичность драматургии. Хотя ближе к концу возникает ощущение некоторого количественного излишества финалов – форма несколько расползается, и когда артисты выходят на поклоны, это в первый миг воспринимается как очередное, уже совсем излишнее заключение в рамках сюжета.
Если говорить о музыке, то здесь всё неожиданно и тесно взаимосвязано – работа дирижёра, оркестра и собственно музыкальный материал.
Начну с самого простого. Работа оркестра выглядит безукоризненно. Дирижёр-постановщик Антон Ледовский точен, рационален и демонстративно ритмичен в жесте. А по-другому и быть не может, потому что на кончике его палочки – оркестр, балет и хор.
Оркестр играет “в режиме мюзикла” – почти бесстрастно, надёжно как запись и, тем не менее, достаточно эмоционально. Практически у всех инструментов есть достаточно яркие сольные фрагменты.
Весь звук идёт через микрофоны, и это иногда создаёт впечатление, что звучит синтезатор, потому что звук в динамиках несколько перегружен. Вполне возможно, что это сознательная задумка, потому что в музыкальной фактуре иногда выписаны автором и исполнены музыкантами вживую те эффекты, которые обычно реализуют с помощью электроники, такие, к примеру, как затухающая реверберация. В целом партитура написана изысканно и зачастую любопытно наблюдать за тем, “что и как хотел сказать автор”.
P.S. Странно, но о том, что Анри де Тулуз-Лотрек в первую очередь художник, вспомнили только в самом конце спектакля, когда на сцене появилась проекция из репродукций его картин.
