Венки Ивана Бунина

Родословная Ивана Бунина такова, что стать признанным писателем ему было на роду написано. Пушкин и Бунин состояли в родстве: их прабабки по материнской линии были родными сёстрами. Бунин боготворил Пушкина, мечтал написать о нём книгу. Пушкин был для него “вовсе не чтением, а подлинной частью” его жизни. Бунин также находился в близком родстве с Василием Жуковским, который был бы Буниным, когда б не был незаконнорожденным.

Сам Бунин определял себя последним классическим русским писателем – таковым он и запомнился большинству из нас. Сухой, элегантный, совершенный, безупречный и строгий – это не только о его внешнем облике, но и о его текстах. Он не знал соблазнов пустозвучия, бесцельного украшательства и бутафорных прикрас. “Все должно было быть безупречно, все должно было блестеть последним совершенным блеском”. (Галина Кузнецова). Его не прельщали бурное словотворчество имажинистов и футуристов. Он скептически смотрел на акмеизм в целом и на Гумилёва, в частности. Он не любил ни Есенина, ни Маяковского, ругал Блока и Белого. Он не выносил искусственность языка Ремизова, Набоков был ему несносен. Всех новоискусников он осуждал за выспренний слог, пошлость, мистическую чушь.

Да, он был строгим священнослужителем слова. Он возмущался безалаберностью нового времени: “Никогда в русской литературе не было ничего подобного. Прежде за одну ошибку, за один неверный звук трепали по всем журналам”. Новую же русскую орфографию он называл “похабным безобразием”, сводившим его “с ума своей нелепостью, низостью, угодливостью черни”. (Письмо М. Алданову от 12 декабря 1951 г.).

Фото: Музей И.А. Бунина в Орле

Он был осколком старого дворянского мира, бесследно канувшим в Лету, с его дворянскими усадьбами, бескрайними угодьями, спокойной и размеренной жизнью дворянина – мира, которого давно нет. “... Как много у Бунина любви к этому прошлому, к России, ее былой мощи, ее единственным видениям, краскам, осеням и веснам, как глубоко он понимает ее, органически чувствуя, и вспоминает в полной отчетливости, в ясности своего знания ее возможностей и силы, недостатков и нелепостей”, – писал В. Ф. Ходасевич о романе “Жизнь Арсеньева”, выдуманной автобиографии писателя в невыдуманном, но отжившем мире.   

Его родной дом, покинутый в молодости, навсегда остался “в том плодородном подстепье, где образовался богатейший русский язык, и откуда вышли, чуть ли не все русские писатели во главе с Тургеневым и Толстым”, в хуторе Бутырки Елецкого уезда Орловской губернии. “Все, помню, действовало на меня, – писал он, – новое лицо, какое-нибудь событие, песня в поле, рассказ странника, таинственные лощины за хутором, легенда о каком-то беглом солдате, едва живом от страха и голода и скрывавшемся в наших хлебах, ворон, все прилетавший к нам на ограду и поразивший мое воображение особенно тем, что жил он, как сказала мне мать, еще, может, при Иване Грозном, предвечернее солнце в тех комнатах, что глядели за вишневый сад, на запад”.

Отец Бунина, Алексей Николаевич, учился в Орловской гимназии вместе с Лесковым, своеобразным и сильным человеком, по словам Бунина, да и сам его отец был человеком удивительным “талантливостью всей своей натуры, живого сердца и быстрого ума”. Орловская земля, известная как литературная столица России, была той самой питательной почвой самых значительных бунинских произведений, за совокупность которых Бунин в 63 года стал нобелевским лауреатом, но так и не обрёл собственного дома.

Памятник Ивану Бунину в Орле. denwer_85 - LiveJournal

Бунин всю жизнь прожил, постоянно нуждаясь в деньгах и переезжая с места на место: “…Я теперь вполне бродяга”, “...И по-прежнему дома не сиделось…”, “...я ведь не прожил ни на одном месте больше двух месяцев... удивительно отрывочно все в моей жизни!”. Быть неподвижным он не мог и в старости: “... Хоть в другую комнату, такую же поганую, перейти, все же не так тоскливо. Будто легче дышать... Я ведь бродник. Что, никогда не слыхали такого слова? Это такие казаки-бродники бывали. Не могли усидеть на месте, все их тянуло бродить. Таков и я всю жизнь был. Ведь я почти весь мир объездил”. (Ирина Одоевцева). 

Из классиков он не признавал только Гоголя: “Гоголь, конечно, гениальный писатель. Смешно это отрицать, но разрешите мне его не очень любить”.

Он лично знал и очень ценил Льва Толстого, говорил, что у Толстого за всю жизнь, во всех его книгах не было ни одного фальшивого слова и в этом смысле считал себя его учеником. При имени Толстого у него загоралась душа, ему хотелось писать и верить в литературу. В 1899-ом Бунин подарил Толстому в своём переводе только что вышедшую “Песнь о Гайавате” Лонгфелло с надписью: “Льву Николаевичу Толстому с чувством искренней любви и глубокого уважения”. Бунин любил Толстого всю жизнь и постоянно говорил и думал о нём. В 1937-ом в Париже вышла книга Бунина “Освобождение Толстого”. Секретарь Толстого Николай Гусев считал, что Бунин первый так глубоко осветил самую сокровенную внутреннюю жизнь Льва Толстого.

Чехов для Бунина был человеком, жившим “небывало напряженной внутренней жизнью”, большим поэтом, а не певцом сумеречных настроений. В семье Чехова Бунин стал “своим человеком”: “У Чеховых я как родной”. В свою очередь, Чехов высоко ценил Бунина как писателя и предсказывал, что из него выйдет большой писатель. И не ошибся.

Бунин ценил творчество своего орловского земляка Ивана Тургенева и очень любил Некрасова, полагая, что этот поэт пошёл в поэзии своей совершенно оригинальной дорогой и далеко не изжил своего времени.

Одним словом, он учился у них всех. За два года до смерти написал, что “классически кончает ту славную литературу, которую начал вместе с Карамзиным Жуковский, а говоря точнее – Бунин, родной, но незаконный сын Афанасия Ивановича Бунина и только по этой незаконности получивший фамилию „Жуковский“ от своего крестного отца…”. (Письмо Вердену от 9 сентября 1951 года).

В лице Ивана Бунина вся русская литература золотого века – не серебряного – получила Нобелевскую премию. Кристально чистому выражению мыслей он научился у Пушкина; эпический размах он обрёл у Толстого; он показал силу и власть пола над человеком после Достоевского; он впитал лиризм и пейзажное мастерство Тургенева. Он считал, что в литературе нет запретных тем, но писать надо о страшном и трагическом.

 “Кто у нас так писал? – спрашивал о Бунине Георгий Адамович. – Толстой сам признавал, что ни он, ни Тургенев”. (Г. Адамович. Одиночество и свобода).

Нобелевской премии для русского писателя добивались всем миром с 1920-ого, а добились в 1933-ем. За эти годы выросла популярность Бунина: со стороны прессы, писателей и политиков к нему проявлялся устойчивый интерес. В числе тех, кто ценил Бунина-писателя, были Томас Манн, Райнер М. Рильке, Джером Джером, Ромен Роллан, который и выдвинул Бунина на Нобелевскую премию: “Я готов поддержать кандидатуру г. Бунина на Нобелевскую премию, но не совместную кандидатуру Бунина и Мережковского”. Выбирали тогда между Мережковским, Горьким и Буниным. Кандидатуру Горького Бунин особенно критиковал: “Редкий, почти страшный по своей низости (и силе, неутомимости этой низости) человек!”.

Шведская Академия сделала свой выбор. В её официальном решении говорится: “Решением Шведской Академии от 9 ноября 1933 года Нобелевская премия по литературе за этот год присуждена Ивану Бунину за правдивый артистичный талант, с которым он воссоздал в художественной прозе типичный русский характер”.

День присуждения премии Бунин назвал “великим” днем для него и всей русской эмиграции. Его поздравляли газеты, книги его быстро раскупались – и кончились бесконечные личные заботы о деньгах, и многим другим сумел он помочь. Но важнее этого было другое: без писателей “у эмиграции совсем не было бы никакого оправдания. Если о России говорят, что она велика лишь Толстым, Гоголем да Достоевским с Пушкиным, то что сказать об эмиграции, если отнять у нее писателей?” (Вера Муромцева-Бунина). Русский Париж ликовал при известии о премии русскому писателю, люди обнимались, поздравляли друг друга. Их как бы охватило, по выражению Бориса Зайцева, “некое полоумие”: нищая эмиграция победила.

Многие свидетельствовали, что ни один нобелевский лауреат не пользовался таким успехом, как Бунин. “В момент выхода на эстраду Иван Алексеевич был страшно бледен, у него был какой-то трагически-торжественный вид, точно он шел на эшафот или к причастию. Его пепельно-бледное лицо наряду с тремя молодыми (им по тридцать – тридцать пять лет) прочих лауреатов обращало на себя внимание. Дойдя до кафедры, с которой члены Академии должны были читать свои доклады, он низко с подчеркнутым достоинством поклонился”. (Галина Кузнецова).

Из-за Бунина эстрада была украшена только шведскими флагами (на запрос из Стокгольма о гражданстве Бунин ответил, что он “réfugié” – беженец), а его диплом отличался от других “тем, что папка была не синяя, а светло-коричневая, а во-вторых, что в ней в красках написаны в русском билибинском стиле две картины, – особое внимание со стороны Нобелевского комитета. Никогда, никому этого еще не делалось”.

Жду нового венка – и помню, что сплетен

1953-й год – последний для Ивана Бунина. Он поражался мыслью, что “через некоторое очень малое время” его не будет, и судьбы “всего, всего” будут ему неизвестны. Смерть – по-настоящему бунинская тема. Еще в расцвете лет средь бела дня и наслаждения летом он мог, глядя на свою тонкую аристократическую руку, сказать ни с того ни с сего: “А ведь сгниёт!”.

Теперь же Бунин знал наверняка, что скоро умрёт, “представлял себе, – и даже иногда изображал, – как будет лежать в гробу, каков он будет в своем „смертном безобразии““. В заключении его доктора Зёрнова говорится, что писатель страдал эмфиземой и склерозом легких и прогрессивным ослаблением сердечной деятельности, но, несмотря на свои болезни и слабость “до последних дней своей жизни сохранил свой острый ум, память, резкость и меткость суждений”.

8 ноября 1953 года Бунин скончался. Он прожил 83 года. За это время пала Российская империя, утвердилась Советская Россия, прошло две мировые войны, был побеждён фашизм, заново начертана политическая карта мира, изобретена атомная бомба, случились Хиросима и Нагасаки. “Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые”?

Бунин похоронен на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа в могиле с каменным крестом.


Фото: http://www.nice-places.com/data/articles/gallery/221/13553.jpg

Его жена считала, что это лучший крест на всем кладбище, “в нем Русью пахнет”. “День был чудесный и, когда мы ехали уже мимо лесов, то все вспоминалось: “Лес точно терем расписной, лиловый, золотой, багряный…” – и меня как-то успокаивало, что это осенью в такой солнечный день, какой он особенно любил” был похоронен Иван Бунин, писала она.