Анатолий Мариенгоф (1897-1962) - один из самых ярких писателей-модернистов, близкий друг Сергея Есенина и автор мемуаров о нём "Роман без вранья", которые считаются "разгромными" и лживыми в адрес "рязанского соловья". Также Анатолий Мариенгоф написал романы "Циники" (1928) и "Бритый человек" (1930) о русской революции, Гражданской войне и первых годах Советской власти. Издание этих книг на Западе навлекло на Мариенгофа немилость власть предержащих на родине, он подвергся травле и был вынужден уйти из большой литературы в драматургию. Книга мемуаров Мариенгофа "Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги" сохранила для нас многие знаковые страницы русской литературы ХХ века.
Произведение Олега Демидова "Анатолий Мариенгоф: Первый денди Страны Советов" считается на сегодня самой полной биографией этого писателя: оно вводит в литературный оборот многие ранее неизвестные архивные материалы, письма и фотографии, а также живые свидетельства людей, знавших Анатолия Борисовича. Автор рассказал "Ревизору.ru" о "своем" Мариенгофе. Более того – Демидов еще предоставил нашему изданию эксклюзивные фотографии Мариенгофа из фондов Российского Государственного архива литературы и искусства, каждая из которых способна стать объектом отдельного исторического исследования – что за момент жизни Мариенгофа попал в кадр, и кто эти люди, снятые вместе с изобретателем имажинизма.
Олег Демидов. Фото из личного архива литературоведа.
Олег, но почему именно Мариенгоф? У вас какое-то личное отношение к этому автору? Было стремление как-то “защитить” или “обелить” его, судя по нескольким эпизодам с развенчиванием неприятных мифов? Или просто вы держитесь в тренде современного нон-фикшна – обращение к писательским биографиям?
Этому “тренду” уже лет 15, наверное. А если считать от биографии Льва Толстого работы Виктора Шкловского, то полвека. О чём тут говорить? Нет, конечно, Мариенгоф – это личное дело. Курсе на втором или на третьем я прочитал его стихи, романы и мемуары – и побежал по библиотекам и книжным магазинам. Мне хотелось ещё чего-то прочесть, но ничего не было. Тогда я по окончании института пошёл в аспирантуру и отправился в архивы. И быстро понял: если не займусь его биографией, этим не займётся никто. И, по моим наблюдениям, лучшее, что происходит в современном литературоведении, строится именно на таком подвижничестве. В защите Анатолий Борисович не нуждается, ибо его жизнь – главный его адвокат. Обеление не нужно. Да и неправильно это. Когда пытаешься добраться до истины, надо быть честным и объективным – и перед собой, и перед героем твоего исследования. Иначе это не что иное, как филоложество.
Сколько времени вы работали над этой книгой? Сколько архивов и каких “перерыли”, сколько источников использовали, хоть примерно? Что было для вас сложнее – собрать материал или записать литературно?
В 2011 году я поступил в аспирантуру, тогда же отправился в Российский государственный архив литературы и искусства, Институт мировой литературы РАН, Российскую государственную библиотеку, Российскую национальную библиотеку, петербургский архив Театра музыкальной комедии, архив Театрального музея имени А.А.Бахрушина, на выставки, в аукционные дома, в частные коллекции. Источников уйма. Их просто не счесть. Искал везде, где только можно. Подобная работа предполагает в первую очередь, извините за выражение, железный зад. Было тяжело. Но, когда перед тобой стоит высокая цель – вытащить из небытия прекрасного писателя, любые препятствия воспринимаются как ступени: вот одну преодолел, вторую, третью. И ты уже на вершине. А оформить литературно – это ж и вовсе одно удовольствие. А вот издать – тут уже начинаются муки: подыскать издательство (тут мне повезло с "Редакцией Елены Шубиной" и с редактором Алексеем Портновым), дождаться (ждал долго, но это того стоило: пока то да сё, находил новый материал), презентовать (а вот этому надо ещё учиться и учиться) и т.д.
Демидов О.В. "Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов". Фото: 123ru.net
После каждой авторской главы следует “прослойка” "Слухи, факты и большая литература". Подзаголовок звучит слегка ернически. Так слухи или факты? Это что, еще одна своеобразная иллюстрация к книге? Почему все это вы не цитируете в самих главах?
Есть какие-то тексты и суждения, которые невозможно органично вписать в повествование. И отказываться от них нельзя. Они создают “шум времени”, важный контекст, эпоху. Да и надо бы отдыхать от повествования, поэтому и появляется эта “прослойка”: читатель переводит дыхание. И никакого ёрничанья здесь нет. Мариенгоф писал, что литература – та же сплетня: Толстой судачил о Наташе Ростовой, Достоевский – о Раскольникове, Лесков – о Екатерине Львовне. С Анатолием Борисовичем легко согласиться. Ещё легче опровергнуть. Труднее сделать и то, и другое одновременно. А я стараюсь именно это и сделать: и слухи, и факты, и как итог – большая литература.
А.Б. Мариенгоф и его жена А.Б. Никритина. Конец 1940-х. Фото предоставлено Олегом Демидовым.
Судя по книге, у Мариенгофа гораздо меньше издано, чем написано. Что конкретно вышло в свет к сему моменту? Изданы ли исторические произведения, о которых вы пишете, или вы их читали в архивах? Кстати, есть ли шанс издать его наследие сейчас? Нет ли обычных препятствий вроде авторских прав, сопротивления наследников? Или просто нужна чья-то добрая воля?
В 2013 году мы с Захаром Прилепиным, Валерием Суховым, Томи Хуттуненом и Алексеем Колобродовым издали собрание сочинений, написали предисловия и послесловия к каждому тому, дали комментарии. Получилось три тома, но четыре книги: первая – стихи, две книги прозы и мемуаров вышло, третья – пьесы. И это только процентов сорок от того, что хранится в архивах. Можно ещё издавать драматургию (хорошую и не очень), письма и многое другое. Но это уже в рамках академического издания должно происходить. Дождёмся ли такого – вопрос. Но будем прилагать все усилия. Исторический роман у Мариенгофа один – "Екатерина". Он вышел как раз-таки в собрании сочинений. Увы, до сих пор массово не прочитан. Но мы ждём, надеемся и верим.
А.Б. Мариенгоф со своими пензенскими друзьями. До 1919 г. Фото предоставлено Олегом Демидовым.
О Мариенгофе-историке – какого типа он был писатель, дотошный “подробник”, изыскатель, или, вроде Дюма, рассматривал историю как гвоздь, чтобы вешать свои картины? Нашли бы сегодня эти труды читателя?
Его труды находят своих читателей постоянно. Книги выпускаются ежегодно. Как проза и мемуары, так и стихи. Его нельзя назвать “подробником”, бытописателем, изыскателем. Он не поступает, как Дюма. Нам, наверное, трудно адекватно воспринимать его стиль, потому что явление, которое олицетворял одним своим существованием Мариенгоф, практически исчезло. Я говорю об изящных молодых людях, которые за словом в карман не лезут и могут по просьбе прочитать лекцию о чём угодно – острословы, эрудиты, денди. Таков и стиль Мариенгофа: с имажами (яркими и неожиданными образами), с лёгкой авторской поступью и при этом со сложным устройством текста. Мне трудно представить, кто бы мог подобным образом сегодня работать в прозе.
Отслеживали ли вы, идут ли сейчас пьесы Мариенгофа по театрам – или они все остались в минувшей эпохе, так как “под нее” и создавались?
Отслеживаю по мере сил. Я всё-таки не театральный человек, а литературный. Кое-что попадается. Регулярно ставят "Циников". По всей России. Это не пьеса, а роман – один из самых необыкновенных романов ХХ века! – но и это хорошо. Театр "Два мира" ставит в Петербурге пьесу "Наследный принц" – о золотой молодёжи. Мы её впервые опубликовали в собрании сочинений – и вот она вырвалась на эстраду. Как и при жизни Мариенгофа, успехом пользуется одноактная пьеса "Наша девушка" – о разведчице, попавшей в немецкий плен. Есть даже короткометражка, снятая Николаем Никулиным. Всё это, конечно, с головой уходит в свою эпоху. Но вы же знаете теорию, согласно которой Россия ходит кругами. То есть те художественные тексты, которые сегодня ещё не актуальны, завтра станут востребованными. Немного отойду от театра: Мариенгофа поют, в первую очередь рэп-музыканты – 25/17, Рич (Ричард Семашков), Он Юн и другие. Наверное, для современного молодого человека это важно. А театр со временем, уверен, ещё "омариенгофится".
Есенин и Мариенгоф. Фото: radiorus.ru
Несколько вопросов о Мариенгофе и Есенине. Не секрет, что большинство воспринимает вашего героя только как друга (или врага) Есенина, то есть через призму Сергея Александровича. В действительности был ли “есенинский период” для жизни и судьбы Мариенгофа таким значительным, как считают обыватели?
Что думают обыватели, должно мало волновать. Когда пытаешься добраться до истины, это только отвлекает. В том-то и дело, что для Есенина период жизни с Мариенгофом – лучший период в жизни, дальше только разочарование, разводы, бездомность, скандалы, драки, милицейские участки. Для Мариенгофа же период жизни с Есениным – короткий, очень важный, может быть, лучший, но всё-таки один из периодов. Анатолий Борисович был счастливо женат, постоянно находился в приятном окружении, которое составляли Дмитрий Шостакович, Борис Эйхенбаум, Николай Глазков, Евгений Шварц, Михаил Зощенко и т.д. Он прожил долгую жизнь, познал и радости, и горести. Состоялся не только как поэт (одарённейший), но и как прозаик (гениальный), драматург (крепкий) и мемуарист (лучшего не сыскать). А Есенин – всего лишь обыкновенный национальный гений, у которого жизнь не удалась. Не меньше, но и не больше.
А.Л. Барто, А.Б. Мариенгоф и А.Б. Никритина. Конец 1940-х. Комарово. Фото предоставлено Олегом Демидовым.
Еще немного о мифах, связанных с Есениным. Вы постарались развеять многие из них. Кстати, откуда возник слух о сексотстве Мариенгофа, о котором вы говорите вскользь как о совершенной, не подтверждаемой документально чуши – не из истории с Есениным? На малой родине Есенина, в Рязани, до сих пор некоторые “патриотически” настроенные местные авторы подогревают веру в то, что Мариенгоф всячески гадил С.А. при жизни и оболгал его по смерти, потому что был еврей, а они Есенина и убили. Ваша книга всего одна, противостоит ли она таким прилипчивым слухам?
Начнём с того, что моя книга не одна. С ней ещё работы имажинистоведов. И самое главное – здравый смысл. Слух о сексотстве Мариенгофа вымучен как раз таки патриотами-юдофобами. Есть такой (жив ли? старик всё-таки!..) Пётр Радечко – достаточно известный доктор филоложества (извините, иначе его назвать не могу) из Беларуси. Он написал целое исследование, в рамках которого предъявляет художественному тексту ("Роман без вранья") серьёзные этические и эстетические вопросы, а также силится доказать, что всё написанное – враньё, потому что не сходится в деталях. А оно и не должно сходиться. Потому что это особый жанр – non-fictionnovel. Но Радечко и подобные ему не интересуются модернистской литературой, им ближе землица, пахота, журавушки в небе. Главное же, что необходимо понимать, – ни один горе-исследователь не доказал ни с помощью собственных теорий, ни с помощью документов, что Мариенгоф (или кто-то из имажинистского окружения Есенина) был сексотом. А вот разоблачений этих теорий хватает. Если не читали книгу Льва Карохина "Вольф Эрлих – друг и ученик Сергея Есенина", категорически советую: в ней с документами, фотографиями и восстановленной исторической канвой доказывается абсурдность обвинения поэта в сотрудничестве с НКВД.
А.Б. Мариенгоф с двумя неизвестными девушками. Комарово. Конец 1940-х. Фото предоставлено Олегом Демидовым.
О последних днях Есенина. Ваша версия о самоубийстве как “неудачной пиар-акции” уже нашла своих противников? Захар Прилепин в своей книге о Есенине четко проводит линию, что Есенин сделал с собой то, что много лет обещал в стихах. Вы с ним не спорили на эту тему?
Спорил, конечно. С Захаром приятно поговорить: он сыплет аргументами, как из рога изобилия, он убедителен, он красноречив. Собственно, его "Есенин" – тому пример. Моя версия – это всё-таки, как говорили раньше, оригинальничанье. Но, смею надеяться, в духе Есенина и имажинистов. Да я и не отрицаю основной версии о самоубийстве. Либо одно, либо другое. В любом случае в ту ночь произошла трагедия.
Об остальной творческой деятельности Мариенгофа. Лев Анненский в свое время написал о Дмитрии Кедрине биографический очерк, названный цитатой из его любовного стихотворения "Этот малыш не мой" – в том смысле, что Кедрин пытался всю жизнь стать “своим” для советской власти и литературы, но обе они его не до конца принимали. Можно было бы эту цитату и это умозаключение отнести к Мариенгофу?
Думаю, Мариенгоф плевался бы от слова “малыш”. Есть в нём что-то пошлое, безвкусное. А что до концепции, то Мариенгоф не пытался стать своим для советской власти. Мы тут спорили с Сергеем Шаргуновым, кто больший лоялист – Мариенгоф или Катаев? Не убедили друг друга, каждый остался на своём. Но вот Катаев мог спокойно ходить по высоким кабинетам, спорить, доказывать свою правоту, выбивать деньги на "Юность", а Мариенгоф избегал этого. Максимум, что мог сделать, – в кулуарах поговорить с высокопоставленным чиновником и пробивать – внимание – пьесу, написанную в соавторстве. Я говорю об "Острове Великих Надежд". За собственную пьесу никогда бы Анатолий Борисович не впрягался так. Вот и думайте: лоялист или нет, стремился ли быть своим для советской власти и литературного истеблишмента?
А.Б. Мариенгоф, А.Б. Никритина, Б.М. Эйхенбаум и неустановленные лица. 1955-1959 г. Фото предоставлено Олегом Демидовым.
Для советского писателя “из бывших” Мариенгоф прожил относительно неплохую жизнь – остался цел, не попал в лагеря, не умер с голоду, не сторожил склады, не мёл улицы, скончался своей смертью… Как по-вашему, что произошло с Мариенгофом как с личностью к концу его жизни? “Первый денди” умер раньше, чем физически скончался создатель этого имиджа? Невостребованность подавила его морально?
Ну что вы?.. Он и оставался первым денди Страны Советов. Как раз-таки – как личность. А в литературе уже было не до стиля. Когда вокруг один сплошной соцреализм, деваться особо некуда. Только в неподцензурное пространство. Отчасти Мариенгоф туда и пошёл. Но это было вынуждено. Он не понимал, зачем писать, если это не будет издано немедленно. Исключение – мемуары (изданные) и письма (частично изданные), писавшиеся для вечности. Вот в них он всё тот же – прежний старый добрый Анатоль Мариенгоф.
А.Б. Мариенгоф и Ф. Никитина. Снято Н. Никитиным. Начало 1930-х.
Есть ли какая-то закономерность в том, что от Мариенгофа вы перешли к Леониду Губанову? И стоит ли так понимать, что “эпоха” Мариенгофа для вас пройдена, продолжения или переиздания у этой книги не будет?
Дополнения и исправления точно будут. В переиздании, если таковое случится. Пока загадывать не берусь.“Эпоха” Мариенгофа при этом никуда не уходит. Сейчас я пишу Губанова, но держу в уме ещё две фигуры для будущих работ. Одна из них – Исаак Бабель. Мы договорились с "Молодой гвардией", что его биография выйдет у них. Вторую фигуру пока раскрывать не буду. Скажу только, что собираюсь работать над этой книгой не один, а в компании прекрасного нижегородского поэта Дмитрия Ларионова.
А Губанов был неизбежен: он продолжатель имажинистских традиций, он ещё один замалчиваемый гений, о нём никто не спешит писать. Есть ровно один исследователь – Андрей Журбин. Он делает колоссальную работу: подготовил несколько книг, собрал мемуары, защитил диссертацию и т.д. Но представляю, каково это всё делать одному. Что ж, не вступая с ним в соревнование, постараюсь написать биографию Губанова. Уверен, и Журбин её пишет, но у него свой подход, у меня – свой: он "копается" в поэтике Губанова и жизненный путь его использует строго для объяснения поэтики, я же действую ровно наоборот – сначала жизнь, потом только литература как иллюстрация к жизни.
Спасибо за интервью! Ждем биографию Губанова.
