В 1970 году, после серии критических выступлений в адрес советской власти, Александр Солженицын завоевал популярность на Западе. Французские писатели, и их поддержали в десятках стран мира, выдвинули Солженицына – тогда ещё молодого писателя, у него за плечами было восемь лет писательства, – на Нобелевскую премию. И он её получил. В его пользу публично сняли свои кандидатуры Владимир Набоков и Генрих Бёлль. Только в 2020 году мы узнаем имена всех действительных кандидатов: их раскрывают через 50 лет. Но мы точно знаем, что Бёлль среди них был: ведь ему самому Нобелевскую премию вручили два года спустя, в 1972 году, “за творчество, в котором сочетается широкий охват действительности с высоким искусством создания характеров и которое стало весомым вкладом в возрождение немецкой литературы”.
Завершая тему отношений с Солженицыным, укажу ещё на три примечательных и характеризующих нашего героя факта.
В феврале всё того же 1972 года Бёлль, к тому времени уже неоднократно бывавший в Советском Союзе, широко известный, популярный, любимый в СССР писатель из совсем не дружественной Федеративной Республики Германии, своей “несомненной подписью скрепил каждый лист” завещания Солженицына, о чём Александр Исаевич поведал в своей монументальной книге “Бодался телёнок с дубом”.
Фото из открытых источников
Бёлль не только всячески поддерживал Александра Солженицына, но был и его внимательным читателем. Роман “В круге первом” он назвал “чудом осовременивания социалистического реализма, благодаря чему тот (соцреализм – прим. А.Д.) приобщился к мировой литературе”, а в “Архипелаге ГУЛАГ” Солженицын, по его мнению, “зашёл настолько далеко, насколько и должен пойти писатель”. Бёлль, понимая всё сумасбродство подобной идеи, в 1974 году настаивал на том, что “Архипелаг” нужно срочно опубликовать в Советском Союзе.
Бёлль пришёл к советскому читателю одновременно с Солженицыным: в 1956 году “Новый мир” напечатал “Один день Ивана Денисовича”, а “Иностранка” – “Молчание доктора Мурке”. Когда Солженицына изгнали из СССР в феврале 1974 года, именно Генрих Бёлль, тогда президент Международного ПЕН-клуба, встретил его в аэропорту и предоставил высланному писателю убежище в своём доме. За это на публикацию его произведений, естественно, был наложен запрет. И сегодня уже хорошо видно, что литературные судьбы Солженицына и Бёлля в нашей стране развивались параллельно и в общем похоже.
На этом о Солженицыне, пожалуй, хватит.
Только “перестройка” вернула нам Генриха Бёлля, но тогда, в 1989 году, его уже четыре года как не было в живых. О том, как мы по Бёллю изголодались, можно судить по количеству книг, изданных за эти без малого тридцать лет: на русском языке вышло пятитомное собрание сочинений, с десяток не переводившихся ранее произведений – отдельно и в журналах; несчётное число переизданий его лучших романов – “Глазами клоуна” и “Бильярд в половине десятого”.
Что касается исторической справки, то Генрих Бёлль родился в Кёльне в 1917 году. Его отец, Виктор Бёлль, был скульптором – любовь к искусству он привил и своим сыновьям, – и краснодеревщиком – но Великая депрессия 1929 года его разорила.
О том, какой была мать Генриха, мы можем судить по его книгам: считается, что именно Мария Бёлль – прототип Катарины Блюм, той самой, про которую “Потерянная честь Катарины Блюм”, Лени Пфайфер из “Группового портрета с дамой” и, конечно, Иоганны Фемель из “Бильярда в половине десятого”.
В литературу Генрих Бёлль пришёл сравнительно поздно – в тридцать лет. Кёльнский журнал напечатал его рассказ “Весть”. Спустя год уже отдельной книгой вышла повесть “Поезд пришёл вовремя”, и она принесла Бёллю славу.
Фото из открытых источников
Нужно сказать, что, в отличие от другого знаменитого немца – Ремарка, Бёлль принимал участие во Второй мировой войне все годы, что она шла, – с 1939 по 1945-й, – причём на стороне вермахта. Он воевал во Франции, затем на Восточном фронте. Кажется странной любовь русского читателя к автору с такой биографией. Но его шестилетняя служба кончилась дезертирством и лагерем для военнопленных. Будь он старше, возможно, это дезертирство случилось бы ещё раньше – на пороге призывного пункта. По мере взросления автора протест его героев, не просто неприятие войны как явления, а отвращение к той конкретной, бесчеловечной гитлеровской бойне в произведениях Бёлля становились всё явственнее.
“Ничто не было мне так ненавистно, – говорит герой первой повести “Поезд пришёл вовремя" (1947) дезертир Андреас, – как героическая смерть в колосистом поле, она чересчур напоминала мне стихотворение, а я не хотел умереть, как в стихах, не хотел умереть героической смертью, как на картинке, рекламирующей эту грязную войну”.
В “Доме без хозяина” (1954) поэт и художник делают этикетки для ведёрок с мармеладом. В эту работу они вкладывают всю свою фантазию: ведь нет ничего более мирного и антивоенного, чем мармелад. Мармелад – это не оружие, не боеприпасы, он бесконечно далёк от войны. Но, вопреки их надеждам, “победный путь немецкой армии был усеян не только снарядами, не только развалинами и падалью, но и жестяными банками из-под повидла и мармелада. В Польше и во Франции, в Дании и Норвегии, на Балканах всякий мог прочитать изречение, сочиненное Раем: "Глуп тот, кто сам варит себе варенье: Гольштеге сделает это за тебя"“.
Своеобразное хобби у героя рассказа “Молчание доктора Мурке” (1956). Доктор Мурке коллекционирует молчание. Он вырезает из аудиозаписей те куски, в которых вдруг возникают паузы, склеивает их и слушает дома...
В коротком очерке о жизни и творчестве Генриха Бёлля не скажешь всего, что следовало бы. Я не хочу останавливаться на бестселлерах того и нашего времени – “И не сказал ни единого слова” или “Где ты был, Адам?”, “Бильярде”, написанном на несколько голосов, или “Глазами клоуна”, романе о любви без самого слова “любовь”... Это долгий разговор. Но про лауреата Нобелевской премии важно сказать, что основной пафос его творчества – гуманистический. Его герои многомерны, а сюжеты врезаются в память – хотя порой сюжета как будто бы и нет. Генрих Бёлль ироничный, сатиричный, гротескный писатель.
Но прежде всего – человечный.
