Правдино. Музей сицкого мира.

На сайте музея и в информационных буклетах сказано: "Сить – легендарная и загадочная река, с ней связаны далекие события 1238 года, другой загадкой Сити является особый народ – сицкари, отличавшийся языком и укладом от остальных жителей". С культурой, жизнью и бытом этого загадочного народа и знакомит музей. Прежде всего расскажем, в чем загадка сицкарей.

(Само)название сицкари относится к субэтнической группе русских, живущей в нижнем течении реки Сить. По этой речке они и прозываются. В наименовании отразилось типичное для сицкарей произношение – "дзекающее", "цокающее" и "чокающее". Сить, напомню, это правый приток исторической реки Мологи. Теперь, когда Молога превратилась в Рыбинское водохранилище, Сить непосредственно впадает в Рыбинское море.


Все фото из музея - Е. Сафроновой

Громоздкое определение "субэтническая группа русских смешанного происхождения" означает население, образованное в результате освоения русскими новых земель и поглощения ими автохтонов. В итоге таких процессов у обоих сторон изменяется антропологический облик, складываются своеобразные черты культуры и языка. Сицкари, скажем, отличаются более низким, чем обычно у русских, ростом и более светлыми глазами и волосами.

Считается, что сицкари сформировались в результате слияния исконного финно-угорского населения ярославских земель со славянами. В незапамятные времена славяне шли сюда двумя потоками: на восток из новгородских земель и на север из ростово-суздальских. Ростово-суздальских переселенцев оказалось количественно и качественно больше. В XIII веке аборигены Сицкого края отходили еще дальше в леса, спасаясь от Батыевых конников. Но некоторые этнографы считали, что монголо-татары могли смешаться с сицкарями, тем самым еще усугубив их особость. Так обживались новые территории и вместе с тем – сберегались старые уклады и традиции. Сицкари до сих пор "раскольники", крестятся "двумя перстами". При этом громких баталий старообрядцев с "никонианами" здесь не было: люди просто сохранили традиционную обрядовую сторону с дораскольничьей поры.

С XVII века в Сицкий край по причинам различных общественно-политических потрясений попадали карелы: то после заключения Столбовского мира со Швецией в 1617 году, то после отселения их из Тверской и Новгородской губерний. Поэтому возникла версия о наличии у сицкарей карельского, белорусского и литовского этнического компонентов. Уже в наше время проводились генетические исследования сицкарей. Итоги их удивляют. Карельское и монголо-татарское происхождение сицкарей объективно не подтвердились. Меж тем анализ все же показывает хромосомные отличия местных жителей от других популяций русских. Так кто же они, обитатели этого края?.. Неужели отдаленные потомки марсиан?..

К сожалению, "чистых" сицкарей, особенно в современном мире, очень немного. Еще в начале XIX века их насчитывали… около 500 человек. К середине того же столетия число, по переписям, перевалило за 2 тысячи человек. К началу XX века возвратилось как будто на 100 лет назад. Неумолимый процесс уменьшения численности этнически-языковой группы связывают с постепенным исчезновением обиходных и культурных особенностей сицкарей. Ярославский земский деятель Семен Александрович Мусин-Пушкин (из тех самых Мусиных-Пушкиных) в своих "Очерках Мологского уезда", опубликованных в 1902 году, скорбел о том, что говор и быт сицкарей уходят в небытие. Так что музей в селе Правдине призван, в том числе, ни много ни мало, "удержать" уходящую культуру, пусть не возродить, но не дать ей окончательно забыться.

Культура была самобытной, что и говорить. Сицкари обладали общерусским самосознанием, русскому народу себя не противопоставляли – но отличали себя от него. Живущих с ними бок о бок русских величали хомунами. Происхождение этого слова таинственно. В сицком говоре есть ряд слов, обозначающих простые бытовые предметы совершенно уникальными терминами. По большей части их приводят в музее сицкого быта в Правдине. А у некоторых вещей были названия, о которых известно, что они утрачены – и воспроизвести уже невозможно.


Экскурсовод Музея сицкого быта 

Сицкари были "лесными" людьми. Они пахали землю и растили хлеб,  водили скотину, однако активнее всего (и активней русских соседей) занимались лесными промыслами: гнали дёготь, жгли уголь, изготавливали деревянную утварь от колоды до судоходных барок. Единственный дар леса, который этот народ не понимал и не использовал, был мед: пчел не держали, пасек не создавали, даже вроде бы и не бортничали. И с глиной и с гончарным ремеслом дела не имели – к чему оно, когда вся посуда из дерева отлично ладится?..

Говорят, что именно судостроение определяло вид крестьянской усадьбы. В ней, кроме избы, житницы, сенного сарая, овина и хлева сицкари строили так называемый щепник для хранения оставшегося от речных посудин деревянного лома. А вот бань не ставили. Еще одна особенность материальной культуры сицкарей. Когда барки вытеснили колесные пароходы, сицкари "переквалифицировались" на плотницкое искусство, в котором всегда знали толк. Деревянные изделия получались у них массивными, грубоватыми, не слишком красивыми – зато прочными и надежными. Отхожим плотницким ремеслом сицкари обеспечивали все Верхнее Поволжье, срубая в том числе и деревянные храмы. То ли в порядке восхищения тем, как эти ребята управляются с деревом, то ли отчасти в отместку за "хомунов", но русские прозвали народ "кокорами сицкими".

Сегодня на Ярославщине говорят, что потомки сицкарей уже ничем не отличаются от всего населения области. Но они питают интерес к собственному прошлому и изучению своей культуры. В начале 2000-х годов краеведы Брейтовского района инициировали издание газеты "Сицкий край". В этом же русле стоит рассматривать организацию Музея сицкого быта в селе Правдино.

Издавна на берегах Сити выращивали и обрабатывали сырье для изготовления ткани, поэтично называвшейся "северный шелк". Естественно, это лён. Собственно, лён и сегодня не выходит из употребления. И потому модникам стоит знать, каких колоссальных трудов стоит выработка этого экологически чистого материала.

Музей находится в здании, где ранее была сельская земская школа. Музейный зал – то же самое помещение, что использовалось для занятий, большая комната, не поделенная на классы. Когда-то тут стояли классические советские парты с откидными крышками. Теперь – оборудование для производства льна, объединенное в тематический "зал льноводства".

Некоузский район был образован в 1929 году из территорий Мологского и Мышкинского уезда. Оба они славились высокими урожаями льна. Советское государство продолжило то, чем до 1917 года занимались "капиталисты проклятые", а также крестьяне для обеспечения собственного простого и грубого быта. К слову, этот быт, при всей кажущейся примитивности, был неплохо обустроен и продуман до мелочей. 
 

Первый в Некоузском районе льнозавод, Харинский, построили в деревне Мольково на бывшей усадьбе помещика Фогеля. На строительстве трудились жители окрестных деревень: Калистова, Аринкина, Бовыкина, Данилова и Гнетнева. Оборудование для будущего производства закупили в Германии: локомобиль "Вольф", трепальную машину "Биндлер", кудельные машины "Бауха" и "Фрембса". Установкой механизмов руководил немецкий специалист главный механик Р.Рисс. Отдельные станки весили несколько тонн. Но их перевозили только гужевым транспортом. Ведь железной дороги в эти края еще не было.

Льнозавод сдали в эксплуатацию в июне 1929 года. На многие десятилетия он стал одним из крупнейших, если не ведущим предприятием района – и одним из сильнейших льнозаводов страны. Говорят, что лен Харинского льнозавода в местечке Мольково лен отправляли даже в Бельгию. Предприятие содержало социальную сферу: строило жилые дома, держало столовую, ясли и детский сад, клуб и медпункт. В 1958 году завод позволил себе существенную реконструкцию, заменив машинный парк на новый, отечественного производства. В новое время льнозавод претерпел несколько изменений форм собственности, но потом закрылся в связи с тем, что не засевают уже в Сицком крае поля льном, и нечего обрабатывать в промышленных масштабах…

В рамках же единоличного крестьянского хозяйстве лён являлся одной из самых трудоемких культур. Начать с того, что эти голубенькие цветочки на прочных стеблях до 120 сантиметров в высоту и с крепкими корнями не полагалось жать или срезать – лён вытаскивали из земли, это называлось "теребить". Вытеребленный лён проходил длительный процесс обработки. Для начала так называемой лапой сшибали льняные головки – у крестьян ничего не пропадало, из них делали масло, которым пользовались вместо подсолнечного и считали, что оно ничем не хуже, а только лучше. Цепом или билом (ручка с болтающейся на конце палкой) из головок выколачивали семена, сырье для давления масла. Это делалось в ступе, не "транспорте"  Бабы-Яги, тем же цепом. В крестьянском доме в ступе измельчали какие угодно продукты: овес на кашу, каменную соль и прочее. Потому ступы, в зависимости от предназначения, делали большими или малыми. Чаще всего – из березовых чурбаков, оставляя снаружи бересту – чтобы ступа не кололась.

А сами волокна мяли. Мятьем занимались в конце октября, когда ночи длинные, а полевая страда уже кончилась. Мяли в домах при искусственном освещении: свечку вставляли в фонарь со стеклянными створками, чтобы соблюдать пожарную безопасность. В музее представлено несколько видов мялок для льна – от совершенно примитивных до более технологичных. На самых простых мялках приходилось работать вчетвером. Двое крутили мялку, один подавал расправленный лен, другой принимал его. А могли кликнуть и пятого: относить отмятый лен в сторонку. В первые годы после коллективизации в колхозах использовали именно такие мялки, делавшие труд фактически кустарным. После 1931 года в крае стали появляться мялки "с наворотами" – их или приобретали, или реквизировали у кулаков. Зато на таких приспособлениях уже мог работать один человек, к тому же некоторые модели позволяли регулировать ширину подаваемого волокна.

Правильно отмятый лен превращается в чистую льняную кудель, каковую прядут на прялках. Сицкари использовали прялки северные, с гребнем, на который нахлобучивали облако кудели. Ярославские прялки другие – с лопаской, на которой сидит пряха. Про эту прялку сочинили загадку: "С локоть лохмато, с локоть голо, с локоть под себя ушло". Локоть – древняя мера длины, примерно равная длине руки от кончика пальцев до локтевого сгиба. Так как руки у всех разные, то существует бесчисленное множество "локтей" с географическими уточнениями и разными длинами – от 44 до 59 сантиметров. В России локоть упоминался в летописях с XI века. А с XVI столетия его общеупотребительную длину признали равной 47,4 сантиметров. Но и те, и другие пряхи использовали веретено, чтобы превратить кудель в нить. По выставленным в музее веретенам понятно: это не принадлежность Спящей красавицы, а инструмент для нелегкой работы. К тому же, если шерсть можно было прясть просто веретеном, то для льна веретено приходилось утяжелять, чтобы оно крутилось помельче. На него надевали так называемое прясло или пряслице. Веретена надо было непременно точить, чтобы они сохраняли гладкость, что и делалось на деревянных токарных станках. Сельские плотники умудрялись деревом выточить дерево.

Как уже говорилось, в музее много приспособлений для крестьянского труда с удивительными именами. Например, бараном или воробой называли приспособления для перемотки ниток. Название зависело от величины. С помощью барана нитки не просто перематывали, но и отсчитывали нужное их количество для заправки в ткацкий станок. Оптимальное количество дает 78 оборотов (!). Точно так же каждая деталь ткацкого стана имела свое название.

Ткацкий станок деревянного образца полностью разбирался и собирался. Ткать девочек учили с 6-7 лет, а собрать ткацкий стан девушка должна была уметь к 16-17 годам. А также она обязана была уметь заправить стан, то есть заложить в него нитки с барана или воробы должным образом. Если к возрасту невесты девушка не умела обходиться с ткацким станом, ее начинали дразнить "бесподставочной". Замуж такой неумехе было выйти проблематично. Поскольку одежду шила хозяйка на всю семью из ткани собственной выработки, не умевшая обращаться с ткацким станом девица не могла бы обеспечить мужа и будущих детей носильными вещами. Чем шире рама ткацкого стана, тем шире будет полотно. Ткали вечерами при свете лучин, керосин в обычные вечера не жгли. Щепу для лучины строгали ножом системы косарь. Под светец с лучинами подставляли бадью с водой. В общем, за зиму можно было наткать много штук полотна.

Готовый холст настили – зимой и ранней весной расстилали на наст для эффективного отбеливания. Белейший исходный холст можно было покрасить в любой цвет – естественно, из числа доступных крестьянам природных колеров. Это делали луковой шелухой (красный), молодыми березовыми листьями (желтый), васильками (синий), иногда с добавлением ягод черники (фиолетовый) и пр. Многие хозяйки знали собственные секреты составления красок и передавали их из поколения в поколение.

Выкрашенный лен гладили холодным способом – с помощью рубеля и скалки. На скалку наматывали льняное изделие и прокатывали рубелем (доской с крупными зубцами). Казалось бы, от такой обработки он должен только помяться – но происходит наоборот. Сицкари считали, что лен надо гладить исключительно холодным способом потому, что горячим утюгом его легко подпалить и испортить цвет, и потому, что горячий лен неприятно липнет к телу, а холодный едва ли не целебен. Но если кто-то подумал, что у сицких крестьян просто не было утюгов, вот и приходилось изощряться, то неверно. Утюги у них имелись. Дореволюционные углевые утюги в шутку звали дредноутами, как военные корабли. Были уже и цельнометаллические утюги, нагревавшиеся на раскаленном поду печи.

Наконец, что же делали из льняного волокна? Все. Например, веревки, незаменимые для крестьянского житья-бытья. Приспособление, на котором вили веревки, с виду дубина дубиной, но с утолщенным наконечником, носило упоительное название "разлука". Через три выемки на этом утолщении протягивали, "разлучая", нити, из которых плели веревку, чтобы волоконца раньше времени между собой не спутались. Веревкой завязывали, подвязывали, скрепляли, затягивали и оснащали все, что в доме и что на себе. Например, веревки, которыми подвязывались лыковые лапти, звались оборы. Лапти порой целиком сплетали из веревок, такая обувка называлась поршни. Изо льна шили одежду от деликатной, белья, до солидной, верхней. Иные мастерицы с помощью швеек или штопок (приспособлений типа прялок, с торчащими набалдашинами, на которую натягивалась ткань, которую требовалось скрепить), умудрялись делать тоненькие стежки, неотличимые от машинных. Изо льна же делали постельное белье для главного украшения крестьянской горницы – кровати. У хорошей хозяйки кровать, специально поставленная на видное место, должна была непременно быть наряженной вязаным подзором и лоскутным одеялом. То, что мы нынче знаем как пэчворк, у сицкарей появилось не из щегольства: лён стоил дорого, что могли, продавали, а из того, что оставляли себе, всякий малюсенький лоскуток пускали в дело. Если он был совсем крохотным, вплетали девочке в косу или делали дочке куколку. Около кровати, кто имел возможность, вешал ковер с рисунком. Тогда уже появился весь набор китчевых сюжетов: олени у водоема, лебеди и даже Иван-царевич на сером волке.

Печка стояла не в горнице, а на кухне, но в горницу выходила задней стеной, которую частенько декорировали изразцами – признак богатства и хорошего вкуса семьи. Зев печи выходил в кухню. В печи не только готовили, но и мылись, обязательно в ней купали детей. Вплоть до Великой Отечественной войны признаком взрослости у здешних парней считалось окачиваться после мытья не в печке, а на заднем дворе, даже зимой. А одинокие люди, бобыли и бобылки, не способные запасти достаточно дров, в печках даже спали, чтобы экономить тепло. На печи одному холодно. И очень интересно, что у сицкарей, вроде бы староверов, двумя перстами крестящихся, в ходу были табакорезки. Домашний табак отлично заменял покупные сигареты. В войну в посылки на фронт обязательно клали деревенский самосад.

Все эти стародавние "гаджеты" и еще десятки других вещей – чайник, керосинка (примус), самовар, тушилка для углей, корневик или корневатель (прообраз дуршлага, куда выливали сваренную картошку – кипяток проскальзывал, корнеплоды задерживались в воронке, бери и ешь), сырница для изготовления домашнего сыра, форма для выпечки хлеба-буханки, косточница и чеснокодавилка, хлуд (гигантское коромысло) – аутентичные вещи, которыми реально пользовались сицкие крестьяне. Собирались они в течение многих лет. Начало этому делу положил самородок Владимир Михайлович Жолудев. Десять лет назад в интервью ресурсу "Румянцевский музей" он подробно  рассказал, как началось его увлечение, как развивалось и к чему привело. Привело к созданию музейного отдела "Сить" Некоузского культурно-этнографического центра. Владимир Жолудев теперь является одним из его сотрудников.


Владимир Жолудев. Фото: top100vk.com

В этом музее, помимо подлинно исторического быта, столетней и более давности, реконструирован и так называемый "Зал моды", восходящий к обиходу 1970-80-х годов. Если вдуматься, то все эти авоськи, пластинки и вышивки – тоже уже история. И только так, тонкими вещественными ниточками, протянутыми через поколения, прошлое сохраняется для нас во всей своей значимости. Во всяком случае, в таких музеях, как в Правдине, отлично видно, откуда мы вышли – и куда идем.