Все фото: предоставлено Пресс-службой Московской филармонии.
Заявленные в программе две российские премьеры - Пьера Булеза и Сальваторе Шаррино, мировая премьера Владимира Раннева и, так сказать, римейковая московская премьера 30-летней давности Яниса Ксенакиса стали претенциозным вызовом филармонической публике. К её чести, зал был заполнен почти до отказа. Специфическую, не лежащую на поверхности для понимания музыку XX и XXI веков мог разъяснить только блестящий просветитель Ярослав Тимофеев. Ведущий концерта не только погрузил слушателя в исторические, биографические, стилистические детали происходящего, но своими рассказами заранее, буквально, влюбил в предстоящее знакомство с новинками.
Филипп Чижевский мастерски довершил благое дело ликбеза публики глубоким проникновением в концепции композиторов-авангардистов. Нетривиальные по всем музыкальным параметрам сочинения воспринимались легко, с истинным интересом. Маэстро добился от молодых музыкантов Российского национального молодёжного симфонического качественного звучания в многообразной красочности. Вообще, весьма символично, что новейшую, отчасти, экспериментальную музыку поиска композиторской мысли исполняет именно младая оркестровая поросль.
Российская премьера одной части цикла "Складка за складкой. Портрет Малларме" Пьера Булеза посвящена вековому юбилею автора. Отец-основатель Второго авангарда, дирижёр, создатель Института музыкальных и акустический исследований, основатель первого в мире ансамбля новой музыки предстал этим вечером во всей своей красе. Квинтессенция его музыкальной личности, метафорически портретно проявилась в "Импровизации II по Малларме" для сопрано, арфы, фортепиано, вибрафона, челесты, колоколов и перкуссии. Варвара Гансгорье и солисты РНМСО под уверенной рукой Чижевского наполнили звенящую и вибрирующую ауру звучания холодным блеском свечения тембров. Образ поэта Стефана Малларме, вершины французского символизма, "складка за складкой" раскрывался своим поэтическим обликом.
Янис Ксенакис концертом для скрипки и 89 исполнителей оркестра Dox-Orkh плотными оркестровыми кластерами и виртуозностью солирующего инструмента изобразил масштабную музыкальную фреску. По замыслу композитора - это битва Давида (скрипка-Dox) и Голиафа (оркестр-Orkh). Когда-то Татьяна Гринденко исполнила в Большом зале Московской консерватории это произведение в присутствии автора. И теперь, три десятилетия спустя Татьяна Тихоновна вышла на сцену и повторила этот забытый слушателями поединок двух колоссов. По меткому сравнению Тимофеева, резко диссонирующие аккорды, состоящие из секунд и четвертитонов, будто глыбы Стоунхенджа двигались и говорили с залом.
Во втором отделении музыканты выступили от имени ныне здравствующих композиторов. Morte di Borromini ("Смерть Борромини") для оркестра и чтеца Сальваторе Шаррино впервые была познакомлена с российской аудиторией. Востребованный итальянский автор, наш современник, в этом произведении в прямом смысле исследует человеческую природу суицида. Самоубийца Франческо Борромини, знаменитый итальянский архитектор XVII века, после пронжения себя шпагой и наступлением смерти успел надиктовать рассказ о случившемся и своё завещание. Клаудио Томбини на итальянском языке читал этот текст во время исполнения музыки, русский перевод Алексея Якимова возникал в титрах на стене.
Композитор в оркестровом звучании работает с тонкими вибрациями, в направлении оптических иллюзий средствами звуков. Шаррино придерживался своего кредо: слушать муху ухом слона, иначе - использовать звуковую лупу для восприятия совсем негромких звуков. Продувание флейты, вибрато труб - реалистичные и сюреалистичные вздохи, монотонное чтение гипнотизировали слушателя, вводили в транс.
Владимир Раннев "Дальше - тишина" для большого симфонического оркестра оригинально использовал не свою музыку. В основе - заключительные каденции или тонические утверждения оркестровых сочинений европейской и русской классико-романтической музыки. Особая комбинация концовок длинного списка произведений вовсе не слушалась тоникой. Улавливались явные расщепления звучания, узнать композитора и опус не представлялось возможным. В названии мировой премьеры Раннев правильно отсылает к тишине после финальных аккордов любой музыки. Идея в том, что при всём многообразии композиторских стилей и почерков последние такты всегда унифицированы в предопределённом единообразии.
Интересно составленная и искусно исполненная программа "Другое пространство" утолила любознательность многих присутствующих и даже подарила определённое наслаждение от нового искусства, которое стало ближе и понятнее слушателю.
