Заключительный концерт IX международного фестиваля вокальной музыки Опера Априори воплотил в себе изысканность и рафинированность, свойственную всем проектам Елены Харакидзян, реализуемым с помощью её главного детища Apriori Arts Agency. Эта изысканность выражается через имена приглашённых солистов, а это всегда удивительные артисты, через выбор произведений и создание формы концертов – а это всегда идеи Е. Харакидзян, и даже через такие детали, как, скажем, концертный буклет, информационная наполненность, да и художественное воплощение которого поднимается до уровня академического издания.
Владислав Сулимский (баритон) и Яков Кацнельсон (фортепиано) исполняли произведения Б. Бартока, А. Дворжака, Л. Яначека, М. Мусоргского, композиторов, между которыми практически невозможно найти общие черты – это разные культуры, разные эпохи, разный музыкальный менталитет, разный музыкальный язык в конце концов. И, тем не менее, концерт производил впечатление своеобразной музыкальной монографии. Он, собственно, и выстроен был очень ритмично – каждое из двух отделений состояло из сольного фортепианного произведения и вокального цикла. Вероятно, нет необходимости представлять этих выдающихся музыкантов, просто сразу обозначу, что то, что они делали, точнее будет назвать не исполнением, а воплощением замысла композиторов. Иначе говоря, здесь не было обычно хорошо чувствуемого зазора между музыкальным произведением и исполнителем.
Владислав Сулимский.
Концерт начался с фортепианного цикла Белы Бартока "Три народные песни из Чика" и "Варварского аллегро". Время, когда создавались эти произведения, было совершенно замечательной эпохой. Это были годы взрывного расцвета художников и композиторов, живших в относительно компактном географическом пространства – когда появились Золтан Кодаи, Джордже Энеску, Константин Бранкузи, Хаим Сутин, Марк Шагал, когда, с одной стороны, все эти художники внимательно всматривались в народное искусство, а с другой – в конечном счёте замкнулись на тогдашнюю столицу современной культуры – Париж. И эти фортепианные циклы Бартока как раз и отражают глубокий интерес к народному творчеству, тем более, что одной из его важных заслуг стало изучение и сохранение огромного числа народных мелодий, ведь Бела Барток был одним из первых, кто понял огромное значение только появившихся тогда возможностей звукозаписи именно в сфере этнографических исследований.
И Яков Кацнельсон воплотил именно эту "варварскую", архаичную, невероятно энергичную и внутренне чрезвычайно ритмически свободную сторону этих произведений. Сделав акцент именно на этом более, чем на естественно заложенную в этих произведениях академическую составляющую. И это вызывает глубокое восхищение, потому что очень жёстком и точном ритмическом нотировании Бартоком этих произведений, исполнителю удалось сохранить присущую "Трём песням" ритмическую "безбашенность" более высокого уровня, а это чрезвычайная редкость.
"Библейские песни" Антонина Дворжака – удивительное, нечасто исполняемое произведение, которое находится несколько в стороне от самых известных и популярных его сочинений. А между тем оно написано совсем незадолго до появления самых популярных произведенийкомпозитора – Виолончельного концерта и Девятой симфонии "Из Нового света", то есть, тогда, когда Дворжак жил в Нью-Йорке и преподавал в Национальной консерватории Америки. Это фантастический по своей внутренней концентрации и возвышенности вокальный цикл, написанный на тексты Псалмов Давидовых. Дворжак использовал старочешский перевод Кралицкой библии 1579 года, и звучание чешского языка придаёт этому произведению ощущение какой-то домашней теплоты, если можно так сказать.
Характер, фактура и само воплощение псалмов чрезвычайно разнится, среди них есть и гимнические, и интимно-лирические, и с элементами народных интонаций. Безусловно, для такого певца как Владислав Сулимский, это чрезвычайно благодатный материал, предоставляющий огромный спектр возможностей. Я имею в виду не вокал как таковой, а именно образную сферу.
В том, как написана партия фортепиано, чувствуется симфоническое мышление композитора, да он потом, кстати, и оркестровал первые пять песен цикла. И Яков Кацнельсон аккомпанирует очень по оркестровому, показывая этот оркестровый потенциал и, скажем, фактура юбиляций в Пс 121 в аккомпанементе носит совершенно оркестровый характер.
Яков Кацнельсон
Второе отделение концерта открыла соната ми-бемоль минор "1. X. 1905" Леоша Яначека, реакция композитора на трагические события в Брно, когда первого октября во время демонстрации погиб рабочий. Третью часть сонаты, "Похоронный марш", Яначек сжёг ещё перед премьерным концертом 27 января 1906 года, а две первые выбросил потом во Влтаву. Но их копии сохранились у пианистки Людмилы Тучковой, которая, собственно, и исполняла тогда сонату.
С тех пор так и исполняют две части – "Предчувствие" и "Смерть". Трудно определённо сказать, насколько это великое произведение. Это очень странное сочетание условного "постмодернистского" шопеновско-скрябинского романтизма, в ткань которого включены элементы из совершенно иной эпохи и которое записано ритмически непростым языком, когда композитор как бы хочет перевести исполнение произведения на своё ручное управление. И плюс ко всему этому свой отпечаток накладывает программность произведения, её привязка к событию, к комплексу внешних эмоций, и это тоже является элементом, существенным и для исполнения, и для восприятия.
Яков Кацнельсон из широкого спектра исполнительских возможностей выбрал трагическую составляющую этой музыки как доминирующий её смысловой элемент. И это было очень точным и, вероятно, самым правильным решением. Соната прозвучала и как совершенно самостоятельный акцент в концепции концерта, и как музыкальное предисловие к кульминации вечера – вокальному циклу "Песни и пляски смерти" М. Мусоргского на стихи графа А. А. Голенищева-Кутузова.
Полагаю, что не станет новостью, если я скажу, что музыкальное произведение по-настоящему состоится лишь тогда, когда оно исполняется и приобретает тот масштаб, какой ему придаёт исполнитель. И "Песни и пляски смерти" в исполнении Владислава Сулимского и Якова Кацнельсона вышли за рамки камерного вокального цикла и приобрели тот уровень символики, какой заложили туда Мусоргский и Голенищев-Кутузов. Цикл песен "Колыбельная", "Серенада", "Трепак" и "Полководец" превратился в спектакль. Можно было бы сказать, в моноспектакль, в театр одного актёра, но в создании этого страшного спектакля участвуют два музыканта и если говорить об уровне ансамблевого взаимодействия, то в первую очередь это одинаковое ощущение времени у обоих, и то, насколько они становятся одним целым в этой музыке. Если говорить о технической стороне вопроса, то можно, конечно сказать, что вокальные возможности Владислава Сулимского заметно превосходят потребности камерного жанра, а, скажем, в аккомпанементе Якова Кацнельсона обратить внимание насколько виртуозно он управляет фортепианным звуком и как филигранно использует возможности инструмента и даёт отзвучать фразе. Но ведь это лишь средства, с помощью которых достигается высокий драматизм, эта персонифицированность Смерти и та борьба между жизнью и смертью в каждом из романсов, где всегда победу одерживает смерть.
Это был фантастический концерт, изумительный ансамбль, который в каждом исполненном произведении сделал так, что смыслы выходили за пределы текстов.
После концерта.
Будем надеяться, чтовижническая деятельность Елены Харакидзян, уже не одиножды совершившей подвиги, будет развиваться и дальше, несмотря на сложности нашего времени.
Тем более, что аншлаг подтвердил оправданность и необходимость этих усилий.