Фото: http://teatr-chikhachev.ru
С другой же стороны, Фонвизин – всё-таки не Шекспир, это заметно. Если бы он писал не на русском языке, то какой-нибудь гипотетический Лозинский мог бы сгладить некоторые литературные шероховатости. Однако, причесать комедиографа некому, да и незачем. При этом сочетание точно продемонстрированных таких родных и “вневременных” типажей с очевидной внелитературной декларативностью материала, создают существенные сложности для сценического воплощения этого произведения. Тем более, что оно уже более двух с половиной веков существует в российском ментальном поле в виде цитат и имён персонажей, ставших нарицательными.
В этом контексте исторически поучительно прозвучали слова, произнесенные в спектакле императрицей Екатериной II “И пьеса Фонвизина мне не нужна, и значит, её не будет”. Не всё подчиняется воле императоров.
Фото: http://www.osd.ru/А теперь я чувствую, что должен объяснить, откуда в “Недоросле” Фонвизина взялась российская императрица. Режиссёр-постановщик Геннадий Чихачёв вместе с автором либретто и стихов Львом Яковлевым сделали многоуровневую структуру-матрёшку, в которой Правдин становится помощником Екатерины II, читает ей пьесу Фонвизина и верноподданнически-изысканно пытается убедить её поставить пьесу. А спектакль как таковой является “функцией” от декламации Правдина, то есть это спектакль в спектакле, визуальная реализация текста Фонвизина, который сам становится персонажем этой истории.
Таким образом, “Недоросль” театра Г. Чихачёва – не только и не столько демонстрация сюжета Фонвизина, что является лишь одним смысловым пластом, – это спектакль о взаимоотношении власти и искусства. Спектакль именно о том, о чём буквально на днях на съезде Союза театральных деятелей сказал Константин Райкин: “
у власти столько соблазнов; вокруг нее столько искушений, что умная власть платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и показывает в это зеркало ошибки, просчеты и пороки этой власти”. И императрица под давлением лести Правдина весь спектакль колеблется между естественным желанием запретить, любопытством и опасливым пониманием того, что правда искусства необходима.
Фото: http://www.osd.ru/Весь сюжет с императрицей – исторически достоверная линия спектакля. Все реплики императрицы Екатерины II являются компиляцией из действительно сказанных или написанных ею слов.
В сценическом смысле постановка очень лаконична. С самого начала и до конца спектакля на сцене находятся одни и те же элементы: слева усадьба Простаковых – пародия эконом-класса на усадьбу Лариных в “Евгении Онегине” Станиславского. Справа – трогательный мостик через лужу, воплощающий свершившуюся мечту Манилова из “Мёртвых душ”. Мостик и лужа довольно интенсивно работают в спектакле: на мосту, как и положено, происходят разнообразные лирические свидания и встречи, под мостом в лодке приплывает Скотинин. То с обожаемыми им свиньями, то с хамоном в руке, которым потом эмоционально размахивает. В середине сцены на дереве расположена голубятня, где, по большей части, обитает Митрофан: ну, дурак он и есть дурак.
Фото: http://www.osd.ru/Висящий над всем этим двуглавый орёл символизирует незыблемость и “вневременность” демонстрируемых нам типажей, своего рода преемственность поколений.
Ничего не поделаешь, но отрицательные герои всегда интереснее – факт. Центром спектакля была исполнительница роли помещицы Простаковой Ирина Химина. Всё было блистательно: и вокал, и напор, и бесконечный нерефлексивный наив в вульгарности.
Великолепна в своей почти пародийной народности Наталья Замниборщ в роли Еремеевны, няньки Митрофана. Да и сам он (Вадим Поповичев) весь спектакль действует как бессловесная кукла в руках “мамани”.
Очень ярким вокалом порадовали Анна Альт (Екатерина II) и Наталья Реброва (Софья). К сожалению, заметный дискомфорт доставляло чрезмерное звукоусиление в верхнем регистре у обеих певиц – весь спектакль идёт с микрофонами.
Единственной серьёзной проблемой постановки стала ее неопределённая адресность. Почти всё время меня не оставляло чувство, что спектакль “заточен” на поколение ЕГЭ, на слабообразованную и не очень глубокую публику, подыгрывая как раз митрофанушкам в зале. Я имею в виду всю эту перегруженность “свиным” материалом, шутками и постоянным хрюканьем. Понятно, что для Скотинина свиньи – “наше всё”. Но этого "всего" было несколько многовато. И сцена немца Вральмана и Еремеевны вызывала ассоциации с концертами Короля и Герцога из “Приключений Гекльберри Финна” Марка Твена.
Это тем обиднее, что тексты Льва Яковлева несут в себе изящную многослойность, абсолютно не замеченную и не понимаемую тинэйджерами в зале – слишком велика вилка между смыслами текстов и жанровостью “детского” спектакля. Конечно, когда Простаков (Евгений Башлыков) поёт арию “Каблук, моя отрада”, он поёт не только песню подкаблучника в чистом виде, в тексте есть ещё некоторые аллюзии “второго плана”.
Фото: http://www.osd.ru/Музыка Александра Журбина – это один из главных компонентов спектакля. Да, конечно, это конвейерная музыка, такая же, как пятьсот инструментальных концертов Вивальди или семьдесят четыре оперы Доницетти. Это видно и понятно по вполне усреднённому музыкальному материалу. Но только такой суперпрофи как Журбин, мог совершить мощный спурт на последних минутах спектакля, чтобы песня “о временах”, которая повторяется на поклонах, осела в голове и держалась там почти всё время по дороге домой.
И, традиционно в конце, мои поздравления всем музыкантам оркестра, кстати, поимённо указанным в программке и дирижёру-постановщику спектакля Владимиру Янковскому.
Фото: http://www.osd.ru/А императрица Екатерина II во взаимоотношениях власти и искусства всё-таки нашла компромисс – она повелела спектакль один раз поставить, а театр на следующее утро разобрать.
