И вот первое появление Тамары – и удивленный шепот в зале: “Это Нонна?..” На сцене – усталая женщина, бледное, будто выцветшее лицо, равнодушная маска. И сразу вспоминаются слова юной Кати: “Разве что-нибудь сравнится с любовью? Без нее человек высыхает”.
Фото: Евгений ЧесноковГришаева играет вот такую высохшую без любви женщину - пока в дверях не появится Ильин, и Тамара начинает оживать, медленно оттаивает: тон ее по-прежнему вежлив, безэмоционален, – она старательно называет Ильина на вы, повторяет как мантру, скорее для себя самой, что живет неплохо, не жалуется, и работа интересная, ответственная. Но в глазах уже появился огонек, а руки помимо ее воли включаются в собственный разговор-танец – с его руками.
Фото: Евгений ЧесноковКаждый вечер она меняется, расцветает, молодеет, сбрасывает привычную холодность, вспоминает себя прежнюю, ту девочку, верившую то, что обязательно будет счастлива. И вот она уже почти ровесница подружки своего племянника, влюбленная и смущенная, а через мгновение – сильная женщина, готовая бороться за свою любовь, настойчиво искать возлюбленного и знать, что теперь ее счастью может помешать только война. Образ Тамары создается как картина – от быстрого и плоского карандашного наброска до объемного расцвечивания красками.
Фото:
Евгений ЧесноковПьеса “Пять вечеров” была написана почти шестьдесят лет назад, в течение которых автора, несмотря на знаменитые театральные постановки в БДТ и “Современнике” и киноверсию Никиты Михалкова, не раз упрекали в “бытовизне” и сиюминутности текста, прочили быстрое устаревание.
Художественный руководитель Областного ТЮЗа Нонна Гришаева а одном интервью как–то призналась, что давно хотела сыграть главную героиню пьесы – Тамару, мастера на фабрике “Красный треугольник”, женщину умеющую помнить, любить и прощать. Она пригласила для постановки своего однокурсника по Щукинскому театральному училищу, режиссера Павла Сафонова, увидев его версию “Старшего сына”, и он продолжил исследовать драматургию периода оттепели и проверил, насколько сейчас актуальна история о встрече двух людей, любивших друг друга и расставшихся много лет назад.
Фото: Галина ФесенкоДля этого он собрал тех, кто уже работал с ним ранее над спектаклями “Собака на сене” в Театре сатиры, “Сирано де Бержерак” в Театре на Малой Бронной и др. – художника Мариуса Яцовскиса, композитора Фаустаса Латенаса и хореографа Алишера Хасанова. И стилистический почерк этой творческой команды узнаваем и в “пяти вечерах” – сценографический минимализм при почти поэтической выразительности создаваемого визуального ряда, лаконичный рисунок движений. И спектакль становится похожим на старый выцветший фильм – черно-белая вечерняя зимняя гамма, чудом сохранившиеся оттенки коричневого цвета, – сангина и сепия, тусклый терракотовый вместо прежнего оранжевого. И как всполох – ярко-желтые ветки мимозы, как напоминание о скорой и неизбежной весне. Или хотя бы о недолгой оттепели.
Фото: Евгений ЧесноковЭтот “фильм-спектакль” то ускоряется, то замедляется. На грани фарса, с заразительной энергией и задором играют зарождающуюся бурную и сложную любовь актеры Илья Ильиных (Слава, племянник Тамары, кажется, что он – как молодое воплощение Ильина, каким тот был до войны) и Христина Полуянова (Катя, подруга Славы), обаятельная, смешная и трогательная. Эти двое так легко и смело рассуждают о любви, в то время, когда старшие так ни разу и не произнесут этого слова. Вроде бы вот-вот должны сорваться признания, но вместо этого завывает ленинградская вьюга – и звучат, резко обрываясь, рваные и трагичные музыкальные фразы Баха.
Фото: Евгений ЧесноковАлександр Володин написал быт пятидесятых, любовно перечислил в пьесе стол с белой скатертью, комод, тахту, раскладушки, ширмы, стеклянные банки и салатные миски, которые кочуют из постановки в постановку, создавая этот милый “вещный” мир володинской драматургии. Но М. Яцовскис предлагает, напротив, уйти от всего бытового, следуя самой первой и отчасти самой сложной в своей нетеатральности ремарки: “Зима, по вечерам валит снег. Он волнует сердце воспоминаниями о школьных каникулах, о встречах в парадном, о прошлых зимах…”.
И вот вся сцена превращается в заснеженную детскую площадку в ленинградском дворе. Символичные качели-балансиры – конец опускается на землю, когда другой взмывает ввысь. Чуть подтаявший снеговик, которого то разрушают, то снова собирают герои из огромных комов. Скамейки, чугунные – петербургские – ограды, через которые то и дело перебираются персонажи или же бегут по всему периметру в обход, догоняя друг друга.
Фото: Галина ФесенкоПрямо на этой площадке, в снегу вдруг появляется комната Тамары, подсобка Зои, переговорный пункт, где старые черные телефоны звонят из толщи сугробов, или же столик в привокзальном буфете. И дверь – самая обыкновенная, как будто выброшенная кем-то: чтобы войти в квартиру, нужно просто поднять дверь и поставить ее перед собой. Но и эта формальность через некоторое время оказывается ненужной – и герои спектакля просто движением руки открывают и гулко захлопывают невидимые двери…
И, наверное, самый важный образ спектакля - пушистые хлопья снега, красиво летящего из черноты неба и засыпающего все вокруг. Никакого уюта ностальгических ретро-постановок – герои спектакля Павла Сафонова одиноки, неприкаянны и, по сути, бездомны.
Фото: Евгений ЧесноковВечные странники – как Ильин (в исполнении Алексея Рыжкова), исчезнувший на долгие годы из жизни Тамары. Поколения театроведов до сих пор спорят, что с ним случилось, предполагая, что вспыльчивый парень, способный нагрубить декану, мог оказаться в лагерях. И режиссеры часто облачают героя в тюремную телогрейку. Но Павел Сафонов создает совсем другой образ, хемингуэевский. Из тех, кому не сидится на одном месте, кто всегда ищет смысл жизни, путешественник, геолог из советских фильмов, поэт – читающий вместо монолога-откровения стихотворение Маргариты Алигер “Железная дорога”: “Жизнь моя — железная дорога, / вечное стремление вперед”.
Или как гимн одиночеству – стихотворение Иосифа Бродского: “… как хорошо, что до смерти любить / тебя никто на свете не обязан”. В спектакле Областного ТЮЗа Ильин – человек сильный, волевой, страстный, для которого обман оказывается случайностью, шагом в сторону от намеченного пути, а не результатом слабости. Скорее, его рассказ о том, что он работает главным инженером на огромном химическом комбинате – это неловкая попытка играть по чужим жизненным правилам, предписывающим учиться, хорошо работать, жить честно и размеренно, достигать определенных карьерных высот и быть полностью довольным собственным существованием.
Фото: Евгений ЧесноковМожет быть, именно Ильин окажется тем самым героем нашего времени. Он – тот, кого сейчас называют лузером. “Вы-то как живете? Добились, чего хотели?” – первым делом спрашивает его Тамара. Абсолютно современный вопрос, навязываемый психологами, бизнес-тренерами, глянцевыми журналистами и разнообразными продуктами масс-медиа. Если в первых постановках “Пяти вечеров” в центре внимания была драма женского одиночества, о котором не принято было говорить среди бурных свершений советских пятилеток, то сейчас Павел Сафонов дает возможность иначе, по-новому услышать слова Ильина: “Запомните: я свободный, веселый и счастливый человек. И еще буду счастлив разнообразно и по разным поводам”. Без “правильного”, общепринятого социального и материального статуса. Просто быть собой – и уметь любить.
Фото: Евгений Чесноков
“Смеркается. Вечерняя смена уже заступила. Снег все идет. Дворники засыпают песком ледяные дорожки, но дети и женщины снова их раскатывают” – в ремарке перед сценой третьего вечера отмечает Володин. И вот оба действия спектакля начинаются и заканчиваются сообразным танцем-пантомимой, сначала страшным, потом привычно-тяжелым, и в финале – оптимистично-веселым: все герои спектакля появляются в дворницких телогрейках, ушанках, серых толстых платках. Большими лопатами они раскидывают снег, ритмично постукивают, отряхивают скребки. Не смотря на падающий и падающий снег, они чистят дорожки – друг к другу. Раскапывают память.
