"Архдрама" по гамбургскому счету

Я посмотрела все, кроме "Теркина". Главное чувство – благодарность организаторам гастролей за возможность познакомиться с таким ярким неординарным театром, имеющим свое узнаваемоелицо. Первое, что поражает, это репертуар. Ни одной пьесы, только инсценировки знаменитых сложнейших романов, каждый из которых – глыба, страшно приблизиться. Но театр не побоялся не только приблизиться, но решительно взять штурмом эти литературные вершины и предложить свое прочтение, не оглядываясь на опыт предшественников. Все спектакли демонстрируют высокий художественный уровень, безо всякого налета провинциальности. И именно поэтому они не нуждаются в снисхождении и позволяют себя оценивать по гамбургскому счету.


Спектакль"СтолетвМакондо".

"СтолетвМакондо", "Доктора Живаго" и "Мастера и Маргариту" поставил главный режиссер театра Андрей Тимошенко. Его творческий почерк не спутаешь ни с чьим. Метафора – главный инструмент художественного языка режиссера. Благодаря метафорам визуальный ряд спектаклей завораживающе красив (Тимошенко не только режиссер, но и сценограф всех своих спектаклей). В Макондо действие происходит одновременно на нескольких высоких сценах-подиумах, окружая зрителей, сидящих на вращающихся стульях, со всех сторон с центром в виде ледяного куба, который постепенно тает в течение спектакля. Ярчайшие образы надолго остаются в памяти – гигантское копье пронзает грудь Пруденсио, магниты притягивают вещи, химические препараты шипят в стеклянных банках, источая запах серы (серой пахнет, это так нужно?), бананы ловят на вилки на свадьбе. Выразительнейшие сцены секса – в виде теневого театра на простынях и – особенно – в виде ударов мокрых полотенец по стене, война в виде танца скелетов, обагренных кровью, пирамида из тряпичных голов (17 погибших сыновей полковника), радуга и увеличительные стекла с подзорной трубой, вознесение на небо на простынях Ремедиос Прекрасной... Один визуальный образ сменяет другой, метафоры длятся и длятся, когда их смысл уже исчерпан, и они лишь застопоривают действие и запутывают сюжет. Поэтому, чтобы зритель окончательно не потерялся в этом калейдоскопе латиноамериканского карнавала, во втором акте образный язык на время сменяется чистым нарративом, и каждый актер рассказывает о своем персонаже. Перед нами проходит черед судеб, одиночеств, человеческих страстей, войн, смертей и поисков Бога, которого Хосе Аркадио пытается поймать на фотокамеру, но оказывается, что Бога нет… Описывать сценические метафоры, в которых переплетается и лирика, и мистика, и фарс и трагедия, можно до бесконечности. В финале настоящий дождь смывает с лица земли род Буэндиа. Но тут из коробки извлекается живая бабочка. Она летает сначала на сцене между актерами, а потом и между зрителями. Жизнь продолжается.

В "Докторе Живаго" сюжет развивается линейно, никаких загадок и сложностей для зрителя не представляя. Но и здесь метафора становится главным художественным инструментом режиссера. И, как и в "Макондо" служит спектаклю двойную службу, местами восхищая своей точностью, красотой и глубиной, местами вызывая досаду иллюстративностью и прямолинейностью на грани вульгарности. Лопаты – символ мирного крестьянского труда, а в следующую минуту рабочие стучат черенками по полу в сцене забастовки, а в сцене похорон, перевернутые рабочей поверхностью вверх, превращаются в хоругви, и с ними идут на кладбище и поют вечную память. А в военных и революционных сценах они же становятся ружьями или штыками. И это очень выразительный образ. Бинты в санитарном поезде опутывают Лару и Живаго, символизируя запутанность их жизней и их связанность между собой – и это тоже очень емкая метафора. Равно как и прыгающая через скакалку Лара, к которой запрыгивает Комаровский, порабощая и крадя ее детство и гипнотизируя на "раз-два-три" в зловещем вальсе. А вот когда Комаровский надевает ошейник на Амалию и водит ее на поводке, как свою собачонку, возникает чувство неловкости, как от прямолинейной грубости образа, так и от злодейской опереточности самого персонажа Ивана Братушева, резко контрастирующего по способу существования с остальными персонажами. Люди, проваливающиеся в люки, расстрелянные казаками, красное революционное полотно, оборачивающееся реками крови, рождественские песнопения, сменяющиеся взрывами – все это создает образ эпохи, работает на смысл.


Спектакль "Доктор Живаго".

Когда Стрельников (Александр Субботин), перед тем, как ставить визы на расстрелы, опускает руки в ведро и достает их оттуда "окровавленными", становится досадно от примитивности и иллюстративности метафоры. А вот когда он совершает суицид одним хлопком в ладони, радуешься лаконичной и точной режиссерской находке. Когда на словах стихотворения "Засыплет снег дороги…" во время короткой варыгинской идиллии начинает идти снег, снова возникает досада от иллюстративности, хотя выглядит очень красиво. И весь спектакль раскачиваешься на таких качелях – от восторга до досады и раздражения. Что касается чтения стихов, оно вообще редко удается в театре. К сожалению, и этот спектакль не стал исключением. Стихи рвутся на части, в действие вклиниваются их обрывки и ошметки, смыслы кастрируются, ритм и музыка сбиваются или убиваются пафосом… Поэта Живаго в спектакле не получилось. Ведущий актер театра Дмитрий Беляков играет взросление, судьбу, духовное восхождение, но не творца. В поэтический дар его героя верится с трудом. Вообще впечатление, что исторические судьбы России и духовные проблемы волновали режиссера гораздо больше, чем тема творчества и любовная линия романа. Поэтому массовые сцены и визуальные метафоры оказались гораздо выразительней, чем лирические эпизоды Живаго и Лары (образ последней мне показался совсем далеким от романного прототипа с его всепобеждающей женственностью). Впрочем, режиссер поставил перед актерами очень сложную задачу, распределив между ними текст от автора, из-за чего порой они вынуждены пускаться в философские рассуждения, с трудом соотносимые с их характерами.

  
Если говорить об актерских удачах, не могу не отметить молодую актрису Екатерину Зеленину в роли Тони, чье внешне сдержанное, но полное невыносимой боли чтение последнего письма мужу трогает до слез… В финале сцена заполняется крестами. Каждый персонаж получает свой. Но не в смерть, а в жизнь вечную.

 
Вера в то, что letum non omnia finit (со смертью не все кончается) – основное жизненное кредо режиссера, которое можно поставить эпиграфом ко всем его спектаклям, по крайней мере, к тем, что привезли в Москву.


Спектакль "Мастер и Маргарита".

Наконец, "Мастер и Маргарита", на успех которого я меньше всего рассчитывала, оказался настоящим подарком во многих отношениях. Первая удача – это Воланд и вся его свита, в которой лидирует Коровьев (Дмитрий Беляков) и особенно Бегемот (Нина Няникова). Кот – это вообще огромная радость (особенно если сравнить с провальными котами из спектакля Театра Наций и фильма Локшина). Здесь кота не стали рядить ни в какие шкуры, точно аниматоров с Арбата. Только рваный костюмчик с жилеткой, усы и котелок. Образ получился лукавый, хулиганский, прыткий, юркий и совершенно очаровательный. Очень удались ершалаимские сцены с прекрасным Иешуа (Петр Куртов), с его беззащитной обезоруживающей твердой верой в доброту человеческой природы и грядущее царство истины. Неожиданным стало решение дать роль Пилата и Мастера одному актеру (Иван Братушев). Обычно Мастера ассоциируют с Иешуа и/или с самим Булгаковым, но режиссер выбрал другой ассоциативный ряд. А с автором в конце неожиданно идентифицируется Иван Бездомный (Александр Зимин), очевидно, согласно режиссерской концепции, благодаря страданиям и откровениям веры превратившийся в настоящего писателя, поведавшего нам эту историю. Решение неожиданное и небесспорное, но не в этом формате его обсуждать. Второе действие, посвященное истории Мастера и Маргариты, значительно уступает первому (видно, любовные сюжеты не самая сильная сторона творчества Алексея Тимошенко), но при этом именно любовь побеждает смерть, согласно концепции режиссера, который изменил финал романа, оставив героев в живых. Не скажу, что такой хэппи-энд показался мне убедительным, но публику, уставшую от трагедий в жизни, он явно порадовал. Аплодисменты были бурными и продолжительными. И я к ним искренне присоединилась. Потому что честность, чистота, искренность, азарт этой труппы во главе с ее лидером, стремящимся сделать мир лучше, хотя бы в пространстве каждого отдельного спектакля, не может не подкупать.

  
Напоследок скажу, что спектакль Владимира Хрущева "Пряслины. Две зимы и три лета" не стоит сравнивать с великой театральной эпопеей Додина. Но при этом он получился вполне достойным. С выразительным оформлением, главный элемент которого – огромный платок, покрывающий сцену, словно гигантский омофор, с дырами-проемами, аккуратно залатанными по краям. Эти дыры – результат неумолимого течения все разрушающего времени. Этот плат – и постельное покрывало, и свадебное платье Лизы Пряслиной, и белье, которое стирают в реке. Северного говора в спектакле нет ни у кого, кроме народной сказительницы (Софья Сыроватская), читающей фрагменты авторского текста. Она словно душа спектакля – бесхитростного, строгого, безо всяких художественных изысков. Честного и страшного в своей художественной правде и трогательного.

Спектакль "Пряслины".
  
Закончу тем, с чего начала. Я очень рада, что познакомилась с Архдрамой. Несмотря на все мои занудные придирки и претензии, театр оставил о себе светлые и радостные воспоминания. От души желаю ему всяческого процветания и жду новых гастрольных спектаклей.