Юрий Михайлович, вы помните свою первую книгу? Не ту, по которой учились читать, а которую читали вам?
Если память не изменяет, это была пушкинская "Сказка о царе Салтане" с очень подробными "реалистическими" иллюстрациями. Бабушка (Людмила Сергеевна Соколова, в девичестве Исполатова) неоднократно мне её читала. А когда я подрос настолько, что уже меня отпускали ходить по городу самостоятельно, моим постоянным маршрутом в Рыбинске стал поход в книжный магазин в нескольких кварталах от дома. Постепенно я узнал, когда там бывает книжный завоз, и в этот день приходил туда обязательно. Мы жили небогато, конечно, далеко не все желанные книжки была у меня возможность покупать. Но знаменитые в ту пору: "Золотой ключик", "Чиполлино", "Незнайка" Носова и проч., помнится, у меня были. Множество стихов на память я знал ещё до школы. Не стоит забывать, что я рос в семье преподавательницы русского языка и литературы. То есть гуманитарная составляющая была в моём воспитании основной. Из советских писателей тогда же читал Кассиля, Каверина, Катаева, Беляева, детские детективы Рыбакова и рассказы Гайдара. Из иностранной литературы: Гофман, Гауф, Марк Твен, Войнич, Бичер-Стоу – это читал где-то в начальной школе. Или даже раньше, гениальные страшные сказки Гауфа – точно ещё до школы… Кстати, то, что "Гекльберри Финн" запрещен сейчас в некоторых американских штатах по причине "расизма", кажется мне какой-то несусветной дикостью…
Печатный станок Гутенберга. Фото: infourok.ru
В каком возрасте вы взяли в руки первую "самиздатскую" книгу?
Разумеется, о самиздате я узнал, только поступив в Московский университет. Рыбинск был вполне ещё неосталинский город, и самиздат туда тогда не добрался. Поначалу самиздат пришёл ко мне не в качестве книги, а просто в виде листочков с бледной машинописью – это были стихи Бродского, "Воронежские тетради" Мандельштама, "Поэма без героя" Ахматовой, чуть позже – "Европейская ночь" Ходасевича и стихи Гумилёва. В этом смысле после затхлого Рыбинска атмосфера истфака и, шире, столичной богемы, в которую я попал, сразу поступив в университет, была насыщена кислородом. Конечно, у нас на искусствознании, видимо, были свои стукачи. Один из них жив и сегодня, человек публичный, не стану называть его имени. Пытались вербовать и меня… Задним числом я думаю, что тогда пытались завербовать каждого неординарного человека, но, очевидно, соглашались лишь карьеристы.
В советские времена бытовало понятие "достать книгу". Как рано вы с этим столкнулись? Что именно "доставали"?
Любую интересовавшую меня хорошую книгу можно было только достать – купить в магазине было невозможно. Часть скудной стипендии (34 рубля) уходила как раз на покупку книг на чёрном рынке. Помню, за 5 рублей я купил только что вышедший тогда "Бег времени" Ахматовой. За 10 рублей купил подписку на двухсоттомник Всемирной литературы, издание хорошее, дорогое. У меня было кожаное пальто, купленное в комиссионке. Время от времени я сдавал его в ломбард на Войковской, где мы жили, специально, чтобы выкупать тома этого двухсоттомника.
Ещё в Рыбинске ходил ранним утром отмечаться на объявленную тогда подписку на собрание сочинений Достоевского.
Во второй половине 70-х я жил в подмосковной Апрелевке. Там был книжный магазин в старом дощатом бараке. В день завоза книг, зимой в мороз, мы, местные книгочеи, собирались ещё до открытия магазина. И когда он открывался, отталкивая друг друга, спешили к книжному прилавку… Но были книги, которые в принципе невозможно было почему-то купить, например, роман Окуджавы "Путешествие дилетантов" я не мог приобрести ни за какие деньги, пока, наконец, не познакомился с автором, и он мне его не подарил. Не только художественная литература стоила дорого. Модные тогда научные книги Выготского и Бахтина можно было приобрести тоже только на чёрном рынке, в Театральном переулке в Москве, где каждый вечер толклись жучки-спекулянты. Периодически происходили облавы. И всё-таки чёрный книжный рынок там просуществовал все 70-е годы!
В общем, я перестал чувствовать книжный дефицит, только оказавшись уже в эмиграции.
Ещё, помните, существовала система обмена в книжных магазинах, такие карточки специальные… Ну и, конечно, "Букинисты"…
Конечно, помню. Но букинистические книги, довоенные, например, издательства "Академия", а, главное, дореволюционные издания мне были не по карману. Это уже было "книговращение" для профессионалов, фанатично собиравших свои библиотеки. Их было не так уж и много. Большинство из них (так же как собиратели и коллекционеры русского авангарда) были известны всей интеллигентной Москве пофамильно. Я собирателем книг никогда не был. Был просто книгочей, а не собиратель. Как сказано у меня в стихотворении "Манеж": "Был под хмельком, под гэбистской облавой шпагоглотателем книг".
Постепенно самиздат разрастался. Превращался в переплетённое в дерматин или коленкор "талмуды": так поступили ко мне на чтение на пару дней "Раковый корпус", "В круге первом", полный и не изуродованный цензурой роман "Мастер и Маргарита", воспоминания Надежды Мандельштам и т.п. В такой же дерматин и я переплел (у знакомого переплетчика в Литературном музее) свое собрание стихов, когда весной 1978 года переправлял их в Штаты Бродскому.
Была такая формула: СССР – самая читающая страна в мире. Хотя кое-кто замечал, что некоторые скупали собрания сочинений как мебель – гарнитурами. Для интерьера. А каковы ваши впечатления на этот счёт? Тогда люди читали больше или меньше?
Разумеется, больше. До появления интернета, сетей – книга значила многое. Сейчас сознание стало клиповым. Из общества вымывается умение с удовольствием читать большие толстые книги. Так осталось, например, непрочитанным "Красное колесо" Солженицына. При советской власти хорошая, талантливая книга воспринималась как
культурная драгоценность. С вымыванием из сознания такого понимания книги, поэзии, литературы – обрушилась целая книжная цивилизация (я имею ввиду книжное читательское сознание). Ей на смену пришла другая, более, не побоюсь этого слова, плебейская, от которой, честно сказать, стараюсь держаться подальше. Советская власть держала общество в железной идеологической узде, но такой культурной трясины, как нынешняя сетевая паракультура и все, что с ней связано, тогда не существовало. Глядя из дня сегодняшнего, та наша нонконформистская среда кажется поприличней.
Идеальная домашняя библиотека. Фото: pronincraft.com
Потом вы и сами стали "самиздатом"… Я имею в виду СМОГ.
Да, как поэт я начинал в самиздате. И примерно с 1965 года и до своей эмиграции в 1982-ом был типичным поэтом-самиздатчиком, распространяя сплотки своих стихотворений, соединённые скрепками и обёрнутые в плотную цветную бумагу. У меня ничего от этого времени не сохранилось, но живут же где-то люди, которые, надеюсь, мои самиздатовские книжонки не уничтожили. Я бы сам их сейчас скупил, что называется,за любые деньги – показать внукам и вспомнить молодость.
Что удивило вас в книгоиздании на Западе?
Именно отсутствие дефицита. Всё, что здесь воспринималось как редкая диковина, там было в свободном книжном доступе. Голова кружилась от возможностей читать все то, что здесь было чрезвычайной редкостью. Я вернулся из эмиграции в два раза зрелее и начитаннее, чем когда уезжал, а ведь я прожил в Европе всего восемь лет.
По жизни у меня накапливалось несколько библиотек. Вышло так, что меняя место жительства, я начинал обрастать новой библиотекой (вернее, она формировалась сама) заново. Я думаю, что с 5-6 лет и по сей день я ни одного дня не провёл без чтения. В любом моём движении, путешествии две-три книги были всегда при мне. Это не просто времяпрепровождение или привычка, а духовная потребность и необходимость. К тому же, у меня между писанием стихов бывают очень долгие паузы, и чем я старше, тем они дольше. Паузы эти следует использовать с умом. Чтобы когда приходит, наконец, вдохновение, встречать его во всеоружии культурного наращения, позволяющего поэтически не повторяться. Так что книга для меня и отдохновение, и инструмент творческой жизни.
И вот мы прошли 90-е с их крайне низким качеством книг (во всех смыслах), вышли в XXI век, в новые форматы… Как вы считаете, что происходит в книгоиздании сейчас?
Нынешнее книгоиздание, не побоюсь этого слова, умопомрачительно. Я перестал, честно сказать, ходить на книжные ярмарки: там у меня кружится голова, такого книжного изобилия не было, очевидно, даже в Серебряном веке. Думаю, вы и сами заметили контрастное противоречие: между богатством книгоиздания в наши дни и – умалением роли книги в жизни отдельного человека. Безумным образом падают тиражи: например, новое издание полного собрания сочинений Достоевского в Пушкинском доме выходит микроскопическим тиражом – 300 экземпляров. Всеядность – это и недостаток, и достоинство. Но отвечаю вам на этот вопрос и вместе с тем чувствую себя в стороне, на отшибе. Я не сноб, но новейшая литература, видимо, в целом не для меня. Не знаю, что происходит, может быть, это возраст, но у меня ощущение, что наша современная литература обмелела душевно, что русский язык, на котором я и мои близкие говорим и пишем, русский язык – как носитель духа, как кладезь мирочувствования – иссякает и гаснет.
И теперь вопрос: современные дети и книги. Сколько слышно жалоб на то, что нынешние дети читать не хотят… Ваши внуки читают книги? Как приучить детей читать, как сделать так, чтобы они, подросши, не утрачивали это желание?
У меня восемь внуков, благодаря родителям, слава Богу, все они воспитываются, хотя бы отчасти, в книжной культуре. Старший внук, 23-летний Иван, например, читает сейчас Марселя Пруста… Надеюсь, что раз привитое – уже не уйдёт с концами, и книга навсегда останется для них важной и нужной. А уж как они распорядятся этим своим навыком в будущем, (в которое я, честно сказать, вглядываться боюсь), загадывать, пожалуй, не стоит.