Иван Федорович отнюдь не лишен этакой крестьянской хитроватости (не зря он вышел родом из алтайского села). Которая удивительным образом смешивается с классической и постмодернистской иронией, так свойственной его литературному поколению.
Поэтому на самом деле литературу он отнюдь не забросил – о чем свидетельствует вышедший не так давно солидный том его избранного, в подготовке которого Жданов принимал самое активное участие. Уж не говоря о его осведомленности о всяких-разных литературных делах, которую я могу засвидетельствовать лично – ибо последние несколько лет общаюсь со Ждановым регулярно (хоть и по телефону). И про литературу говорим тоже, да.
Но самое-то главное вот в чем: в упомянутом томе под названием "Ангел зимний, ангел летний" есть новые, написанные совсем недавно, тексты Жданова! Хороший, считаю, повод поговорить и о них, и о написанных прежде, ставших уже классическими (попавшими во все хрестоматии, переведенными на все языки мира, изданными по всему свету). Ну и к тому же совсем недавно, 16 января, Иван Жданов отметил день рождения – ему исполнилось 77 лет.
Двойник и прообраз растений
Биографический миф поэта Жданова включает в себя подъем от самых корней к самым сияющим, недоступным простым людям вершинам сложной, модернистской поэзии. Своими глазами видел, как какая-то столичная критикесса в конце 80-х прямо кричала с телеэкрана (тогда еще о литературе говорили на ТВ): "он же из тьмы, из тьмы вышел!". Конечно, никакой тьмы там нет. Есть Алтай, детство, многодетная семья – то, что дало материал для будущих стихов. Вот знаменитые строки, одни из лучших, сказанных именно о деревенском детстве:
Гора над моей деревней: возле нее погреться
память не прочь, как будто – это коровий бок.
С вершины этой горы видно другое детство
или, верней, преддетство, замысел между строк.
Корова здесь – и древнейший символ, и простая, домашняя буренка, кормилица, центр всякой крестьянской семьи. (Такое соединение смыслов разных уровней, разных направленностей в одном слове или конструкции – вообще удивительное свойство ждановской поэтики). Дальше там про Великую отечественную войну, впечатавшуюся в генетический код обычной русской семьи – прекрасный ответ на вопрос недоброжелателей, почему мы так дорожим памятью о Победе.
Что же касается мнимого исхода "из тьмы", то тут интересная история: закончив школу, Иван поехал в Москву и сходу поступил на популярнейший тогда журфак МГУ. В общем, вполне сравнимо с легендарным поступлением Василия Шукшина во ВГИК. Более того: поступал в престижный вуз Жданов целых два раза. Первый год доучиваться не стал, вернулся к себе, следующим летом поступил с нуля – чем, говорит, немало удивил педагогов, с ним уже простившихся.
Во время своего второго журфаковского захода (тоже не закончившегося дипломом), Жданов, по его словам, и начал писать стихи. Чуть ли не на спор со своими однокурсниками.
Тут стоит снова вернуться к новейшему сборнику "Ангел зимний, ангел летний". В нем собраны почти все стихи Жданова. Как говорит Иван Федорович, тщательнейшим образом отбиравший тексты для издания, остальное будет публиковаться в разделе "не включенное автором в собрание сочинений" когда-нибудь потом. То есть мы имеем примерно 100 текстов, остающихся важными для автора с момента их написания (с 1968 года по 2014-й). Такой канонический текстовой корпус. Жаль, конечно, что стихи тут без даты, хоть расположены они в хронологическом порядке.
Сравним первое ждановское стихотворение, написанное как раз в журфаковские времена, и одно из поздних стихотворений. Между ними – без малого 50 лет.
Следи за мной, мой первый снег.
Я за тобою послан буду,
когда усталый человек
начнёт искать тебя повсюду.
Тот человек не я, и лиц
он не менял ещё, но всё же
среди него не видно птиц,
и это так на снег похоже.
Посмотрите на текст (он тут приведен полностью): перед нами нечто вдохновенное и, надо признать, довольно путанное. И вместе с тем в этой путанице уже видны следы присутствия некоего будущего метода. Есть "я", есть "первый снег", есть некий "усталый человек", который начинает искать снег, но внезапно сам же этим снегом и оборачивается. Так что "я" обращается, похоже, сразу к двум собеседникам в одном лице… Такая путаница, как по мне, вполне отражает ситуацию путаницы внезапно пришедшей снежной зимы.
А вот стихотворение позднее, посвященное памяти Алексея Парщикова, коллеги по движению метареалистов (тут упоминается и третий метареалист,
Александр Еременко, тоже родом с Алтая) – а потому почти неизбежно становящееся рассуждением об их общем методе. Вот как в нем говорится о снеге (привожу фрагмент длинного текста).
Только токи бегут на магнитный просвет:
сотворённое есть, а творящего нет,
только зимнего поля дожинок
или белые души снежинок.
И к нему, недоступному даже в раю,
на подошвах ты вносишь эпоху свою,
удаляясь от брошенной тени,
как двойник и прообраз растений.
Не правда ли, это почти про то же самое – но теперь в путаницу смелой рукой автора замешаны и Творец, и Рай, и Вечность, и силы природы (например, электромагнитное излучение). В общем, снегопад тут глобальный и непроглядный.
Вернемся к истории Жданова. На журфаке он не доучился и во второй раз вернулся на Алтай, закончил там филологический, потом снова отбыл в Москву… Дальше – легендарный первый сборник "Портрет", чудом проскочивший в советские времена, большая слава, зарубежные гастроли, и вот крымская квартира, купленная на премию имени Аполлона Григорьева. Как довольно говорит Иван Федорович, все тогда думали, что он деньги потратит, а он вложил в недвижимость и правильно сделал.
История с Алтаем, однако, не закончена и по сей день. Счастливой случайностью было то, что он вернулся сюда в середине 90-х. С тех пор Жданов часто бывает на Алтае, иногда живет подолгу, выпустил там, например, уникальный альбом со своими фотографиями и стихами под названием "Уединенная мироколица". У него на Алтае много друзей и поклонников, он там пребывает в роли безусловного классика.
И кстати, одно из самых поздних его стихотворений, десятилетней давности, посвящено памяти барнаульского издателя Николая Герцена.
Даже живя в Крыму, Иван Жданов участвует в литературных делах малой родины – например, его стихи опубликованы в двухтомнике "Алтай, XXI век", вышедшем уже в январе этого года.
И очень жаль, что такого возвращения не случилось у ждановского земляка и товарища по метареализму Александра Еременко, проведшего последние годы в своего рода добровольном заточении в комнатушке на Патриарших прудах, этаком столичном гетто…
Стога забальзамированных сил
Алтаю посвящены и многие из лучших стихов Жданова. Лучшими я считаю именно те, где он сводит воедино, как в фокусе сразу нескольких измерений – не только духовное, но и самого обычное, пространственное. Словно бросает взгляд с птичьего полета сквозь алтайские степи до предгорий и гор. Кто был на Алтае, сразу узнает эти пейзажи. Ну а все прочие не могут не подивиться им, чудесным образом сочетающим в своем описании метафизику и географию (а также воспоминания автора о детстве и много чего еще)
Пойдём туда дорогой колеистой,
где в шкуре плёса тополь серебристый —
алмаз, не уступающий черте.
Там речка спит на согнутом локте.
Ей сон такой неудержимый снится
из наших отражений, а над ним
там сельский быт в тесовых рукавицах
не застит дня видением пустым.
Солома остановленного тленья,
стога забальзамированных сил —
как будто нами первый день творенья
до нашего рожденья предан был.
Кажется, что некоторые эпитеты здесь чересчур, по-имажинистски роскошны и намеренно оставлены без какой-либо возможности их разгадать, то есть в качестве этаких декораций. Потому что главная драма разыгрывается не в застывшей природе, а в живом, непрекращающемся процессе нашего соотнесения с Вечностью, бывшей до нашего рождения, но будущей ли после? Мы виноваты, мы должны отвечать – но сумеем, успеем ли искупить свою вину? Вот окончание стихотворения, величественное и пафосное (заставляющее, среди прочего, вспомнить Заболоцкого, некогда отбывавшего наказание на Алтае).
Пошли налево через запятую
флаконы с усыплённым бытиём,
бесцветные, с уклоном в золотую,
кровистым подслащённые огнём.
Уже не сон, а ветер многорукий
над мёртвым лесом, бледен и суров,
верхом на шатком метрономном стуке
проносится смычками топоров.
И лес хрипит, всей падалью растений
мучительно пытаясь шелестеть.
Но не растут на тех деревьях тени,
и нечем им ответить и посметь.
Лесного эха стыд деревенеет,
и он посмертной воле не к лицу.
Дорога под ногами цепенеет.
Идёт тысячелетие к концу.
Только взгляд
Но вернемся к новейшему ждановскому сборнику "Ангел зимний, ангел летний", из которого и взяты все цитаты. Этот довольно объемистая (300 страниц для книг Жданова действительно много) книга. Состоит она из нескольких разделов: помимо стихотворного, это раздел "О писателях" (семь ранее публиковавшихся эссе; разбег тут от Державина и Михаила Булгакова до друга Жданова
Евгения Блажеевского и барнаульского поэта Бориса Капустина), "Заметки обо всем" (афоризмы и наброски, например "У каждой местности — свое небо (и оно помнит свои облака), своя луна, своя Большая Медведица") – ну и подборка новых текстов, так и названная "После 2017".
Формально говоря, новые тексты – это не стихи. Но и, конечно, не проза. Это рассуждения, максимы, которые все же ближе к стихотворной стихии. А некоторые (как без труда увидят знатоки поэзии Жданова) имеют параллели в "настоящих" его стихах. Вот, например: "Ноль — число и не число одновременно, но мы бы ничего не знали о нем, если бы не знали счета. Но опять же, ноль как бы удерживается между двумя бесконечностями. Счет — это дискретность. Только ноль континуален. А дискретность и континуальность в человеческом измерении — равноправны". И дальше это "рассуждение" приводит вот к чему: "Если они друг для друга как объект и его отражение, то дух не та ли "плоскость", в которой происходит их встреча? Как лист на "плоскости" — отражение, происходит встреча падающего сверху листа и поднимающегося из глубины его отражения. Если смотреть долго, то не будет ничего удивительного, когда падающий лист и стремящееся навстречу ему отражение в точке схода взаимопереходят". От абстрактного (математики) мы перешли к конкретному (картинка падающего осеннего листа). Что дальше? Конечно, возгонка к Абсолюту. "Так Бог-Отец отражается в Боге-Сыне и наоборот — Бог-Сын отражается в Боге-Отце. То есть все время происходит взаимопереход — в Духе". Текст приведен полностью. Ну, воскликну, перечитав: не стихотворение ли это?
А вот в том же разделе нечто, даже и записанное в столбик
Там, где змеи светятся не ядом и не мёдом,
их шкуры лопаются, как стручки акаций,
чьи горошинки не зрачки и не глаза,
а только взгляд.
Нечто сюрреалистичное, с одной стороны (известный мотив множества глаз, смотрящих на тебя отовсюду, активно востребованный и в "шизоидном икусстве"). С другой – отчетливый пример мета-метафоры (а может быть, и мета-мета-метафоры, она тут оборачивается вокруг себя именно как змея, несколько раз – при том, что и сам текст есть описание метафоры).
Возможно, все новые тексты можно назвать способом преодоления посттравматического синдрома (кто бы что ни говорил, но прекращение писания стихов – для поэта травма). Можно – лучами погасшей (или заснувшей на время?) звезды. А может быть, автор так открывает, маскируясь, принципиально новую страницу в своем творчестве? Вопросы увлекательные. И как интересно угадывать, чем еще нас удивит поэт Жданов!
Не удержусь, процитирую еще из новейшего раздела (текст также приведен полностью, вырывать цитаты из такого – сродни какой-то вивисекции): "Ходьба — горизонтальное падение. То же и бег, но более очевидное. То же и бег вниз по склону. Так что ходьба включает в себя инерцию и торможение. Поэтому ходьба — рубец, где время и пространство сшиваются в одно целое".
Сопоставляется несопоставимое: ходьба как актуальный, длящийся процесс с тем, что является статичным результатом другого, уже завершившегося процесса. В итоге возникает образ чего-то движущегося, живого, болезненного… Как будто сошедшего с полотна или вышедшего из скульптуры Микеланджело, например.
Интересно? Еще бы. А теперь замечу вот что: этот сборник издан на любимом Ждановом Алтае. И абсолютно недоступен где-либо за его пределами! В интернет-магазинах сборника нет. Электронной версии в продаже нет и не будет. Оно конечно, можно поздравить районные библиотеки Алтайского края, куда поступил невеликий тираж, с таким эксклюзивом (книга издана за казенный счет, за что спасибо культурным властям Алтая, а также энтузиастам, сумевшим осуществить проект).
Но неужели большое избранное выдающегося нашего поэта, с прибавлением неизвестных текстов не заинтересует никого из столичных издателей? Конечно, и тут у книжек мизерные тиражи, но, по крайней мере есть потенциальная возможность для любителей поэзии их приобрести.
Ведь сила и значение стихов Ивана Жданова очень велики. Да чего далеко ходить: готовя эти заметки, я сам вспоминал те времена, когда стихи Жданова казались странными и непонятными. Такими они были еще лет 30 назад. Теперь же они видятся прозрачными и четкими (а если и туманными, так этого тумана нарочно напустил сам автор, чтобы подразнить нас; ну, или, возможно, поленился добавить возникающим теням резкости и контраста). А это значит вот что: Иван Жданов изменил сам состав русской поэзии (как о том говорил много лет назад другой поэт). Редко, редко кому это удается.