Фото: пресс-служба Московской Государственной филармонии
"Страсти по Иоанну" и Максим Емельянычев
Исполнение знаменитого пассиона – часть цикла Московской филармонии "Музыка соборов". Опус Баха, написанный для лютеранского богослужения (с немецким текстом Евангелия от Иоанна) — грандиозное произведение, где, как было принято в пассионах, объединяются рассказ-речитатив, разнообразные хоры, арии и оркестровая палитра. Увязать 68 номеров "Страстей" в единое целое на этот раз взялись оркестр "Musica Viva" и дирижёр Максим Емельянычев. В то время как Бах и его шедевр на афише привлекли на концерт всех, имя дирижёра "заманило", прежде всего, знатоков и "продвинутых" меломанов. Ведь тридцатилетний маэстро уже не первый год доказывает, что его трактовки разнообразных сочинений принадлежат к самым что ни на есть интересным и глубоким в современном музыкальном мире. Тем более, когда к услугам дирижёра талантливый оркестр, которому, кстати, недавно исполнилось 40 лет. Совместно с оркестрантами Емельянычев создал неоспоримо глубокое прочтение "Страстей", с их символикой музыкальных фигур, живописными описаниями важнейшего — для композитора — момента в истории человечества и сердечно-пафосными (в горечи и в радости) откровениями. А им хорошо помогал Академический хор "Латвия", одинаково убедительный и в величавой драме и в лирической исповеди, в "жанровых" эпизодах жестокой толпы и в торжественных славословиях.
Любопытно сравнить впечатление от трактовки Емельянычева, который традиционно (то есть в традиции исполнения баховских пассионов в два последних века) рулил большим хором и довольно внушительным, хоть и камерным, оркестром — с версией "Страстей по Иоанну", недавно сыгранной в Москве коллективом британца Эндрю Пэррота. Как писал Ревизор.ru, Пэррот — сторонник "концепции (основанной на серьезном изучении исторических документов), согласно которой "Бах не использовал "хор" в современном понимании этого слова", но писал для небольшого состава солистов. … Подход дирижёра – ("одна партия — один голос") получил и споры, и признание". Работа двух дирижёров сходна в главном: в тщательно-любовной, но при этом естественной, не вычурной, отделке фактуры, в точной передаче драматической сакральности — и в восхищении музыкальным первоисточником.
"Страсти по Иоанну" и Максим Емельянычев.
Фото: пресс-служба Московской Государственной филармонии
У Емельянычева, при всей внимательности к нюансам, больше неподдельной "общественно значимой" страсти и ее тщательного проживания (при этом — без какого-либо надрыва), у Пэррота — больше тех чувств, которые один из рецензентов назвал " сосредоточенными, кроткими, почти домашними по объему мягкой эмоции". Уже приходилось говорить , что пассион – так, как он написан – допускает разные прочтения. Хотя бы потому, что "внемузыкальные соображения говорят, что страсти, тем более – на темы религии, можно переживать по-разному. Можно – на высокой эмоциональной волне, открыто, а можно – с деликатностью, почти интимно, как вещь в себе".
Уязвимое место исполнения – выбор солистов, среди которых не нашлось ни одного сколько-нибудь заметного и яркого, зато проблем возникало немало. То контртенор неправильно интонирует, да еще напряженным фальцетом, то сопрано (чистое и звонкое, но совсем не баховское) удивляет стилистическим непопаданием, то тенор не справляется на колоратурах. Разве что два бас-баритона (Дингл Янделл и Гилем Вормс) – как-то вошли в баховскую колею. Это особенно грустно, если учесть, что и предыдущему московскому исполнению "Страстей" с оркестром Пэррота тоже не особо повезло с певцами.
Никола Порпора. "Германик в Германии". Опера в концертном исполненииНикола Порпора. "Германик в Германии". Опера в концертном исполнении. Фото: пресс-служба Московской Государственной филармонии
Концертный тур со старинной итальянской оперой — часть программы по "раскручиванию" диска с записью "Германика", инициированного Максом Эмануэлем Ченчичем, всемирно известным контртенором. Возрождая (и не он один) интерес к композитору и педагогу 18-го века, воспитавшему многих прославленных певцов, Ченчич пригласил в команду исполнителей как польский "аутентичный" оркестр "Капелла Краковенсис", так и обойму солистов, которым, по идее, спеть замысловатые колоратуры (созданные, в частности, для прославленных кастратов, учеников композитора) – что стакан воды выпить. Добротная, красиво-сложная для вокала, хотя и не выходящая за пределы общих канонов того времени, музыка, написанная на сюжет о противостоянии завоевателей-римлян и завоеванных "античных германцев" в начале первого века нашей эры, может казаться интересней, чем она есть. Но только при отменном исполнении. А с этим возникли проблемы.
Дирижёр Ян Томаш Адамус был одновременно и клавесинистом, подобно Максиму Емельянычеву в "Страстях", но какая разница в результате! Польский оркестр звучал, без преувеличения, грустно. С невнятными струнными, монотонно и скучно играющими не в унисон, и с практически дилетантской, вечно фальшивящей валторной, чье соло-взаимодействие с певицей доставило последней, надо полагать, множество ненужных хлопот. Это заставило думать, что чудеса современной техники и мастерство звукорежиссера — главная причина высокого качества музыки на диске "Германика".
В этих условиях (к которым прибавился непонятно как сделанный перевод текста либретто на русский язык с перлами вроде "придет тогда конец моя жестокая мука" – "гуглом делали", грустно шутили в кулуарах) спрашивать с вокалистов пение почти неудобно. Тем более что тенор Дьёрдь Хонсар откровенно не справлялся со своей партией. Просто бормотал что-то. Но участие самого Ченчича, (хотя он, кажется, еще не совсем оправился после недавних простуд, заставлявших певца отменять выступления), а также красота голосов, опыт и профессионализм Юлии Лежневой и Диляры Идрисовой сделали концерт как минимум интересным. Прочие солисты тоже не щадили себя, при том, что можно найти, к чему придраться. Хотя сокращение партитуры примерно на 50 минут (прежде всего за счет речитативов, объясняющих ход действия) на пользу целому не пошло. От этого почти исчез главный нерв оперы – противостояние двух сильных воль: предводителя германцев Арминия и римского военачальника Германика. Да и многочисленные любовные перипетии, густо (как и бывало в операх восемнадцатого века) смешанные с политикой, яснее от сокращений не стали.
Впрочем, раз на раз не приходится, и в планах Филармонии – оперы Винчи и Вивальди, так что без старинной оперы мы не останемся. И пассион Баха, конечно.
Также читайте на портале
Ревизор.ru:
"Опера Априори": сюрпризы со звёздами