Театральный режиссер Иван Орлов: "Цифровой театр — это зона воздуха, свободной игры и импровизации"

Привычные произведения Островского в новом цифровом формате могут посмотреть зрители в Интернете. Одним из участников проекта, реализованного при поддержке  Президентского фонда культурных инициатив, стал Иван Орлов, главный режиссер томского ТЮЗа, представивший свое видение "Грозы".

 

Для своей первой постановки в цифровом формате ONLiFE Иван пригласил для участия хорошо знакомых ему по многолетней работе в новосибирских театрах актеров. Например, роль Кабанихи в спектакле исполняет заслуженная артистка России Светлана Галкина.

 

 

У меня очень сложные отношения с Островским. В институте я долгое время не понимал, что с этим текстом вообще можно делать. Леонид Ефимович Хейфец, мой мастер, всегда говорил (хочется сказать "говорит"), что театр — это зона мощнейших столкновений, что интересно в театре только что-то выходящее из зоны нормального, обычного. Театр — это про страсть. И когда с таким запросом ты подходишь к материалу и вдруг открываешь Островского, ты вообще не понимаешь, где ты, а где этот мир. Я знал, что театр, который меня волнует, должен говорить особым языком. Нужно искать этот язык. Если ты находишь верный сегодняшний камертон, ты начинаешь приходить в шок от того, о чем эти тексты и насколько они про меня, насколько это всё сегодня звенит.

 

С пьесой "Гроза" всё было еще более серьезно. Ольга Семеновна Хенкина позвала меня сделать что-нибудь во МХАТе и сказала, что есть возможность поставить "Грозу". Я начал работать над спектаклем, но понял, что у меня на складывается то, что я хочу. Я пришел к Олегу Павловичу Табакову, гениальному человеку и продюсеру, и сказал: "Давайте попробуем что-то другое?" А он ответил: "Да, Иван, давайте попробуем что-нибудь новое". И потом мы сделали другую работу. "Гроза" была для меня незакрытым гештальтом. Я стал думать о музыкальном оформлении — и о Леониде Федорове с его любовью к обэриутам, миру очень объемному и многомерному. Он берет фольклор и так смотрит на него, что ты понимаешь, что это про сегодня. Леонид — человек очень открытый. Мы договорились, что всё, что он делает, он делает так, чтобы потом создать из этого альбом. Так у Леонида Федорова вышел альбом "Гроза". В общем, Островский начал меня манить. Я очень рад, когда меня пригласили в проект "Островский ONLiFE: сквозь время и расстояние", потому что я никогда в своей жизни не мог представить себе, что можно прикоснуться к совершенно новому жанру. Это так редко, когда ты находишься у истоков чего-то нового.

 

 

Я спросил себя: а что вообще такое формат цифрового театра? Во время пандемии произошел расцвет этого жанра. Все понимали, что мы просто все сильно скучаем по театру и пережидаем это время в цифре, но уже в тот момент у меня возникло ощущение, что здесь можно делать что-то такое, чего нельзя делать в театре. Цифровой театр — это спектакль для камеры. А не является ли тогда цифровой театр кино? Я хотел понять, за что я люблю театр и чего мне тотально недостает в кино. Я люблю театр именно за его мобильность и за то, что ты можешь прийти за день до премьеры и понять, что у тебя ничего не работает и что всё это надо выбросить в топку. Театр — это живой мобильный организм. Это зона абсолютной условности. В бесконечном количестве цехов ты можешь найти всё что угодно. Если тебе нужен корабль, ты можешь сделать его из трех стульев. Кино — это колоссальная организация. Есть формат цифрового театра. Это просто подарок судьбы. Можно попробовать перенести эту легкость и мобильность туда и сделать так, чтобы работа над спектаклем не была забита гвоздями эпизодника и эскизов к спектаклю.

 

 

У нас не было задачи снять художественное кино. Была задача сделать спектакль. Мне очень хотелось, чтобы это было живым. Воздух нашего спектакля соответствует духу эскиза, и мне кажется, тоже в этом его ценность, его легкость. Этот опыт был прежде всего лабораторным. Сейчас происходит рождение цифрового театра. Как режиссер я шагнул в зону совершенно неведомого, и мне кажется, что для нас это была исследовательская работа. Ты пытаешься рассказать историю, которая тебя волнует. Когда я заманивал всех в работу, я говорил: "Ребята, не было такого еще. Давайте попробуем. Давайте на площадке постараемся создать что-то новое". Это был такой расширяющий опыт, когда мы начали знакомиться с хозяевами дома, который нам предоставили для съемок. Это космические люди, которые помогали нам что-то понять про место. Ты находишься внутри локации — и это всё же остается театром. Это не кино. Нет необходимости разбивать на восьмерки и снимать по реплике. Мы снимали 20-минутными сценами, с которыми потом работали на монтаже.

 

 

Я собрал компанию артистов, с которыми мы говорим на одном языке, которым я по-настоящему доверяю, понимая, что репетировать мы можем по ночам, потому что они работают в разных театрах и очень заняты. Мобильность в том, как собрать эту компанию, как организовать съемочный процесс, как найти оператора, который будет жить у тебя дома. Днем вы будете снимать, а ночью — делать черновой монтаж. А если понимаешь, что завтра вся твоя история едет в другую сторону, ты можешь быстро переобуться в воздухе и суметь это всё это воплотить. На съемки "Грозы" оператор Илья Ловкий привез куб, и там такое количество вариаций света, что ты понимаешь, что штанкеты больше не нужны. Цифровой театр — это зона воздуха, свободной игры и импровизации, которая очень трудна в профессиональном кино. Цифровой театр дарит чувство, что возможно всё.

 

Мы задались вопросом, кто такие Кабановы и что держит их вместе. Семья действительно очень связывает людей, но еще больше их связывает общее дело. Если у тебя есть семейный бизнес, то ты завязан на таком количестве вины, ты испытываешь гораздо большую ответственность. Мясокомбинат, общий семейный бизнес — это то, что могло бы их сплотить, жесткая цепь, которая не позволяет героям просто собрать вещи и уехать. Оказалось, что есть знакомые, у которых этот мясокомбинат есть! Можно напроситься и попробовать с этим поработать. Когда ты видишь реальную коровью голову, и мысли не возникает к ней прикоснуться. Тебя просто оторопь берет. И это работает совершенно по-другому. Через артиста проявляется совершенно особая энергия, когда он берет в руки что-то настоящее.

 

 

Сейчас, к счастью, есть большое количество фестивалей, куда приезжают маленькие театры из разных городов, но мы видим эти спектакли в контексте московской сцены. И это уже совершенно другое, потому что место тотально деформирует наше видение этой работы. То же самое происходит, когда петербургский или московский режиссер приезжает что-то ставить в регион. Я знаю это по себе. Это вопрос оптики. Тот художественный язык, на котором рассказывается история, очень тонко меняется благодаря месту и людям, которые будут смотреть спектакль. Театр — это прежде всего настоящий разговор. Он должен получиться. Если диалога нет — грош цена этому спектаклю, это бесполезный спектакль, он не нужен. Принято думать, что в региональном театре всё попроще. Это неправда. Зритель совершенно разный. Важно не сделать вид, что ты наладил коммуникацию, а действительно ее наладить. Цифровой формат позволяет увидеть спектакль в той локации, где он реально находится, и в том контексте, в котором он родился и живет.

 

 

Это вопрос прежде всего к театроведу, к профессиональному зрителю и историку. Я могу говорить только как практик. Театр — это большая игра. Это гигантское пространство возможностей и вариативности игры. Для меня театр — это игра в пространстве и попытка осмысления через нее на первый взгляд бессмысленных вещей, которые происходят в жизни. Театр позволяет обрести смысл в пространстве абсурда. Когда мы формулируем этот смысл, он становится живым, возникает новый мир. Какими средствами этой игры добиваться, не имеет никакого значения. Мне как зрителю интересно, что происходит сегодня в театре. Мне очень нравится смотреть спектакли без артистов, мне нравится смотреть спектакли, где, скажем так, играют с сухими смыслами. Я понимаю, что со мной играют в какую-то игру. Игра есть, и кто будет со мной играть, мне все равно. Просто есть разные задачи и художественные образы. Технологии создают новые миры. Жизнь становится сложнее, человек становится сложнее. Мы можем говорить теперь о более тонких вещах.