Все фото предоставлены автором.
Исполнение Второй симфонии Малера стало также вечером памяти выдающегося дирижёра Мариса Янсонса. Посвящение и выбор исполнителей мемориального концерта символичны. Александра Сладковского связывают с Марисом Арвидовичем давние творческие контакты, и своё становление в дирижёрском мастерстве глава казанского оркестра во многом связывает с опытом, приобретённом у великого маэстро в северной столице. Возглавив оркестр Татарстана, Сладковский стремился развивать именно тот созидательный труд и разнообразные исполнительские традиции, которым неизменно следовал Янсонс. В достижениях своих учеников и последователей выдающийся дирижёр остаётся жив и для новых поколений. Об этой преемственности, о таком бессмертии – Вторая симфония Малера, имеющая подзаголовок "Воскресение".
Первая симфония, названная "Титан", описывает жизнь малеровского героя, а во Второй симфонии композитор его хоронит и… делает бессмертным – симфонии дан подзаголовок "Воскресение". Первая часть названа "Тризна", и будучи во многом смысловым продолжением Первой симфонии, начальная часть этого симфонического романа полна драматических контрастов и непредвиденных коллизий. Музыкальные картины воспоминаний о драмах в судьбе героя и скорбь о его уходе со свойственной Сладковскому и его оркестру мощью и патетикой воплотились в каждой из кульминаций. Но с самого первого драматического нарастания стало заметно, что главное в концепции Сладковского этой симфонии – не драма, а катарсис, вдумчивые и философские воспоминания о жизни того, кому поют хвалу на тризне. Потому эти посмертные почести наполнены не только страданиями. Каждая тема первой части во взвешенно исповедальной трактовке Сладковского обозначала разнообразную гамму эмоций. Начальная трагедия уступала место размеренным воспоминаниям, полным достоинства монологам, которые вновь перерастали в горестные исповеди и траурные шествия. И после центральной трагической кульминации, которая, как и во всех трактовках Сладковского малеровских и им подобных монументальных симфонических полотен, прозвучала невероятно мощно, особенно "оглушала" говорящая пауза перед репризой. После этого секундного вздоха в репризном проведении тем первой части преобладала трагедия, что, как стало понятно далее, способствовало стройности общей драматургии.
Ведь после невероятных контрастов и страстей первой части как долгожданная эмоциональная разрядка зазвучали музыкальные воспоминания о житейских буднях. Лирическое Andante повествовало о том, что малеровскому герою были не чужды мелодии популярных австрийских лендлеров, прогулки по многолюдным улочкам, наполненным всевозможными звуками. Духовой оркестр уличных музыкантов, звуки охотничьих рогов, изящная мелодия вальса, – все эти звуковые картины очень явственно всплывали в воображении во время слушания оркестра Сладковского.
Еще одна средняя часть, по идее, была призвана стать пасторальным скерцо. Однако, малеровская ирония преобразила эту картину природы в сатиру, будто с полотен Босха, и этот гротеск был сполна воплощён оркестром. Главная тема части основана на оркестровом переложении песни из сборника "Чудесный рог мальчика", незадолго до того законченного Малером. Песня, называемая "Проповедь Антония Падуанского рыбам", повествует о том, как святой Антоний проповедовал, обучая любви к ближнему. Но, с удовольствием прослушав проповедь, рыбки по-прежнему продолжали пожирать друг друга. Бессмысленность затеи святого была воплощена во всё более и более убыстряющимся круговом движении, остинатном perpetuum mobile, перерастающем в исступление. В интерпретации Сладковского святой проповедник превращался в деспотичного фанатика, начальный, вроде бы, пасторальный образ третьей части трансформировался в неузнаваемую гримасу, контрастом которой становится следующая без перерыва четвертая часть.
Этот проникновенный монолог контральто окончательно перевел симфоническую эпопею на путь к возвышенному финалу. А задача по созданию еще одного, не дающего слушателям опомниться, контраста с предшествующим скерцо, удалась сполна. Для первой вокальной страницы Второй симфонии Малер выбрал текст из очень известного в те годы сборника народной поэзии "Волшебный рог мальчика", обработанной фольклористами А. фон Арнимом и К. Брентано. Часть получила название "Первозданный свет" ("Urlicht"), и её ключевые слова "…Я вспять уж не вернусь, / Я Божья тварь, и я к Богу стремлюсь". Они определили ту разреженность оркестровой фактуры, в которой каждый голос, каждая интонация, каждая пауза и соло не просто слышны, но несут особый смысл. В прозрачной партитуре, уже явственно предвосхищающей неземную красоту самой знаменитой оркестровой миниатюры Малера – Адажиетто из Пятой симфонии, - выразительно и прекрасно прозвучал голос Агунды Кулаевой. Инструментальная природа этого соло была тонко прочувствована певицей, меццо-сопрано которой гибко переливалось в контрапунктах деревянных духовых, переборах арф и изящным соло первой скрипки (Николай Усанов). Кода этой части продемонстрировала и вовсе звуковую магию: каждый нюанс, каждую паузу исполнителям настолько удалось наполнить чувством и смыслом, что зал буквально не дышал. Тишина стояла такая, что казался оглушающим даже звук насоса, подающего воздух в трубы органа, хотя о его работе обычно слушатели и не подозревают вовсе.
"Что умерло, должно воскреснуть!", - писал Малер в программе Второй симфонии о её финале. Квинтэссенцией этой вокально-симфонической фрески на стихи Ф. Клопштока и самого Г.Малера являются слова: "Что раз возникло – то исчезнет. / А что исчезло – то воскреснет". В исполнении Сладковского и Госоркестра Татарстана надеждой и светом были пронизаны и монументальные хоровые эпизоды, и омрачённые трагедией соло меццо-сопрано, и небольшое, трепетное и лирическое соло сопрано, очень выразительно исполненное Анной Аглатовой, которой удалось в несколько фраз вложить огромную силу чувства и, абсолютно не форсируя голос, на полутонах, достичь максимальной выразительности.
На протяжении всего масштабного финала оркестру удалось сохранять то напряжённое внимание зала, которое достигается так редко. С каждым разделом этого эпоса напряжение всё больше нарастало, Сладковскому удалось создать невероятно мощный финал. После гимнических песнопений начала (хор "Мастера хорового пения" под управлением Л. Конторовича), драматичной полифонической разработки на мотив Diesirae (католического песнопения, символизирующего картину Страшного суда), музыканты превратили хоровую репризу в захватывающую и потрясающую своим величием оду бессмертию. О том, что это было по-настоящему незаурядное исполнение, свидетельствовали несмолкаемые аплодисменты, хотя, всем было понятно, что в таких программах на бис ничего не может быть исполнено. Но шквал эмоций, захвативший публику, должен был выплеснуться в этой буре оваций. Прекрасно, что, несмотря на все сложности в проведении гастрольного абонемента, на масштабность исполнительского состава, Московской филармонии удалось осуществить и трансляцию этого концерта. И её многочисленные слушатели, несомненно, также восхищённо благодарили и ГАСО Татарстана под управлением Сладковского, и Московскую филармонию за возможность услышать великую музыку в честь выдающегося дирижёра в блестящем исполнении.
