Студенты Вадима Юрьевича и Аркадия Васильевича, как выяснилось, получили общее задание: выбрать фрагмент из “Дней Турбиных” Булгакова или “Преступления и наказания” Достоевского и перенести его на киноэкран в своей трактовке. Благодаря общему заданию, как ни парадоксально, нагляднее выступила индивидуальность каждого студента. Есть даже работы, снятые одним оператором, но разными режиссёрами: над “Очной ставкой” Артёма Бареева и “Отказом” Алтынайым Хатран работал Антон Дорушенков. Кроме того, обе короткометражки – по мотивам “Преступления и наказания”.
Однако, работы совершенно разные. “Очная ставка” – движение камеры здесь участвует в создании драматизма, напряжения. Вот портрет Родиона Раскольникова: мы уже знаем, что у персонажа путается сознание, он словно в припадке, в полубреду. Аккуратное приближение к его лицу открывает нюансы, невидимые с более общего плана. Мы замечаем, как Родя шевелит губами, как бегают его глаза… Это вызывает одновременно испуг, отвращение и сочувствие. (Аплодисменты исполнителю роли!)
В “Отказе” камера – тихий гость, участник беседы, который оставляет своё мнение при себе. Самое неделикатное, что “гость” может себе позволить – оказаться совсем рядом с актёром и дать его крупный план. Никаких наездов, проездов наперерез и т. д. Таково мастерство оператора – понимать отличных друг от друга режиссёров.
Для режиссёров этих этюдов, маленьких камерных драм с большими страстями, главным, безусловно, становится психологизм. Давно известно, что верное средство научиться снимать убедительное реалистичное кино – начинать с короткого метра, ограниченного пространства и малого числа актёров. Это прекрасные обстоятельства для того, чтобы погрузиться в захватывающие подробности человеческих переживаний. Именно так и поступили все участники программы, взявшие за основу произведения русских классиков. Но выразительными средствами студенты пользовались по-разному.
“Без свидетелей” Александры Бочаровой – экспрессивное, контрастное освещение; условное, полуреальное пространство; тьма, где лучи света выхватывают лица персонажей, так что мы понимаем: самое живое и светлое – именно в лицах. Конфликту чёрного и белого вторят актёры: обоим исполнителям удаётся дать картину человеческой двойственности. Дуня – и кроткая, и обладает внушительной силой характера; её психопатичный воздыхатель, тем не менее, не лишён благородства. Разумеется, актёры следуют заветам Станиславского, призывавшего искать в доброте худое, а в худом доброе. Но молодые артисты уже не выглядят просто учениками; в правильные действия и удачно выполненные приёмы они привносят искренность и естественность. Это касается почти всех актёрских работ во всех фильмах программы. Если возникает фальшь, как, быть может, случилось в фильме “София” Анны Тагировой, то в первую очередь по причине грубого давления на образ, который исполнителям нужно воплотить. Тёмные локоны, закрывающие взгляд, тени под глазами Раскольникова. Вкупе с мраком вокруг не чересчур ли это? Актёр немедленно становится заложником столь густых красок.
Фото: студенческий фестиваль ВГИК
На экране, в основном, были камерные мизансцены, портреты, диалоги. После просмотра, во время дискуссии прозвучало наблюдение: большинство студентов ВГИКа не умеет рассказывать истории. Возможно, автор наблюдения имел в виду недостаток внешнего действия. Но некоторые режиссёры смогли найти в таком “неостросюжетном” материале место для событий.
Ведь что такое событие? Оно делит судьбу персонажа в фильме или в эпизоде на “до” и “после”. И хочется спросить у того, кто жаловался на сюжетную бедность: неужели в этих тихих учебных драмах нет событий, даже если там нет привычных для “блокбастера” аттракционов? В фильме “Пел и принят” Анна Дежурко использует начавшийся было пожар, чтобы изменить климат отношений между героями. Это сделано отлично: и внезапно, и постепенно. Ведь героиня уже потеплела к молодому певцу, которого она считает неисправимым лгуном. Но ему нужна была ситуация, которая поможет окончательно убедить возлюбленную, и такой ситуацией стало задымление в шкафу.
Из работ, выполненных на основе оригинального сценария, хочется отметить “Прощание” Александры Петровской. По сюжету девушка приходит в квартиру своей бабушки, которая давно умерла. Девушка предаётся воспоминаниям, переживает заново свои детские провинности, свою любовь к бабуле, ужас отсутствия бабушки и осознание её смерти. Насколько всё бесхитростно, настолько и утончённо. Зрителю легко вспомнятся его собственные детские грубости в адрес “непонятливой” старушки – и нежданное ощущение страха, таящегося повсюду, когда этой старушки не оказывается рядом; и приходящее затем раскаяние.
Но и другие игровые фильмы на основе оригинального сценария вовсе не были плохими. Зал единодушно выразил одобрение картине “#когоубивать” Павла Иванова. “Хэштег” в названии неслучаен: речь идёт о пользователях соцсетей. Режиссёр отличился тем, что выбрал острую и чёткую тему: ответственность (и её отсутствие) за свои слова, сказанные в Интернете.
Среди студентов оказались и те, кто претендует на космический масштаб: судя по реакции в зале, фильм Артура Сухонина “Колыбель” зрителям понравился. Но мне осталось непонятно, что же особенного в этой картине. Да, авторам удалось передать идею, которую можно сформулировать так: “Космонавты – обычные люди, оттого они ещё больше герои”. Но идея чересчур узнаваемая. Пожалуй, характерной чертой фильма может быть его бесконфликтность. Но есть прозрачная формула и знакомые компоненты: масштабность, частная любовь на большом фоне; две катастрофы – одна, в частной жизни; другая – в космосе (опасный приближающийся объект). Это как раз случай хорошего ученичества – освоение формулы и всех её составляющих. Но это сложно назвать как историей, так и лично прожитой, разработанной идеей.
И замечательное кино под названием “Шляпа” снял Дастан Мадалбеков. Притчевая форма, национальный колорит – казалось бы, тоже набор узнаваемых компонентов. Но есть что-то сверх: нечто уникальное. Сугубо личное. И кроется оно в той простоте, с какой живут перед камерой дед и внук. Такая естественность особенно редко встречается, когда режиссёры берутся за притчи. Ведь там герои, как в сказке, условны. И наделить архетипы жизнью, создать их “здесь и сейчас” – задача для таланта. Режиссёр, который взялся вдохнуть жизнь, смотрит изнутри традиции, изнутри того уклада, который он живописует.
Игровые постановки мастерской Алексея Учителя, кажется, претендуют одновременно на большее и меньшее. На больший бюджет и жанровую привлекательность; но на меньшие художественные достижения. Насытить жанр нетривиальностью – задача очень важная и непростая. К примеру, фильм Ирины Стороженко “Шедевр” – очевидная комедия. Мы узнаём быстрый темп, клиповый монтаж кадров – эти атрибуты давно закрепились за комедией (особенно быстрый темп). Мы видим гротеск (гигантскую женщину, невероятную самоуверенность психолога) и забавные сопоставления-несоответствия (худой/толстый). Интересно реализовано сопоставление “низкого” и “высокого”, то есть, когда вопрос лишнего веса вдруг разрешается с помощью шедевров живописи. И это главная изюминка фильма. Но всё же остаётся впечатление, что автор упивается вульгарностью, отводит ей подавляющее большинство экранного времени, а эстетичное упоминается вскользь и в общем виде. И отношения, какие нам приходится наблюдать в кадре, заявлены как трогательные, искренние (героиня то и дело говорит об их былом счастье с художником), однако в кадре нет даже толики этих чувств. Таким образом, лишний вес, как ему и полагается, перевешивает красоту в этом кино, а антиномия “низкого-высокого” получается уж слишком неравной.
Удивительно, что многие режиссёры (кроме студентов А. Е. Учителя), которые не ставили по мотивам классики, обратились к личности ребёнка и детскому восприятию. А те, кто обращался к знаменитому литературному наследию, равно преуспели в воссоздании драматизма человеческих отношений; прежде всего, между мужчиной и женщиной. Так что, публике не приходилось наблюдать ни хаоса разных тем, ни бледной пестроты – а самое что ни на есть единство непохожих.
