В юности Вы успели переменить множество профессий: были и сторожем, и дворником, и машинистом сцены в Театре Сатиры, и даже барабанщиком ресторана... Как вы пришли к писательству?
А.У.: К писательству я пришёл потому, что понял: это дело мне больше всего нравится. Музыкант из меня не получился. Если бы я мог быть музыкантом — был бы музыкантом. Высшим из искусств считаю именно музыку, литература для меня вторична.
Но почему в итоге "переродились" в детского писателя?
А.У.: Думаю, что я где-то не доиграл, и на самом-то деле не вырос. К тому же я оказался слишком слаб для взрослого миросозерцания: оно меня так ломало, так мучило, что я понял — я не готов быть взрослым. Иначе умру. А когда я осознал, что мне здесь нравится, только тогда и понял, что буду жить. Быть детским писателем — способ выживания.
Есть мнение, что детская литература — это упрощённый вариант писательской деятельности, потому что в неё всегда легко "убежать". Как Вы опровергните это утверждение?
А.У.: Ну, опровергать я его не буду, потому что с неумными людьми... "глупо спорить с неучем, так как спорить не о чем". Многие считают, что быть детским писателем очень тяжело, а кому-то это совсем ничего не стоит. У всех бывает по-разному. Но даже если брать в процентном соотношении взрослых и детских героев, придуманных, к примеру, в двадцатом веке, то больше — раза в три-четыре! — осталось в памяти именно детских персонажей. Да кого ни возьми: Винни Пух, Питер Пэн, Чебурашка, кто угодно. Они будут жить очень-очень долго. Детская литература как мифология: она изначальна, она сюжетна, и потому она сильнее и крепче всего остального. Она обращается к каким-то первоначальным чаяниям человека.
Недавно благодаря Вашей идее вышла книга "Абракадабры художника Чижикова", для которой девять поэтов, включая Вас, сочиняли стихи на уже существующие иллюстрации. Каково работать с Виктором Александровичем? Трудно ли было собрать целую команду авторов?
А.У.: Собрать команду было нетрудно по двум причинам. Первая: все хорошо знали Виктора Александровича Чижикова и сделали это с радостью, потому что с его иллюстрациями приятно работать. Во-вторых, картинки настолько вкусные, что даже писать о них доставляет удовольствие. И ты ведь не на пустом месте сидишь, что-то себе выдумывая: там в каждом из рисунков уже создан целый мир, и тебе нужно всего лишь этот мир описать. А это значительно легче, чем создавать с нуля.
Клариса Пульсон, Андрей Усачёв и Александр Пинегин на презентации книги "Абракадабры художника Чижикова". Фото: Марина РуновичРасскажите подробнее о мультипликационном проекте "Ку! Кин-дза-дза" (премьера 2013 года — прим. ред.), где Вы выступили соавтором сценария. Каково адаптировать "классику"?
А.У.: Ничем таким я ранее не занимался и попал в проект довольно странно. У меня есть какие-то произведения для взрослых, но они никак не афишируются и являются, что называется, "отхожим промыслом". Но удивительным образом, я даже не знаю, как именно и почему, меня нашёл сам Данелия, позвонил и предложил участвовать.
Во-первых, это честь — поработать с таким мастером, как Данелия. Во-вторых, "Кин-дза-дза" — один из самых важных и великих фильмов нашего кинематографа. Поэтому я просто согласился. Но сказал: "я не убеждён, что я вам подойду". У меня другое мышление. Я думал, будто понимаю что-то в анимации, но когда увидел, что Данелия сомневается, подумал, что не справляюсь. Даже спросил Георгия Николаевича — а он добрый человек! — не держит ли он меня из вежливости... Но оказалось, что какая-то польза от меня всё же произошла. Для меня это стало колоссальным опытом. Я счастлив, что занимался этой работой.
Довольны ли Вы получившимся мультфильмом? Отзывы до сих пор ходят противоречивые.
А.У.: Мне очень сложно ответить на этот вопрос по одной простой причине: я внутри этого материала. Мне фильм действительно нравится, но в голове у меня окончательная лента так и не сложилась: есть сто пятьдесят разных картин. Называются они "Ку! Кин-дза-дза"-1, "Ку! Кин-дза-дза"-8, "Ку! Кин-дза-дза"-149 и так далее. На каждый эпизод у нас было по пять-шесть вариантов.
Отношение к нему, конечно, очень странное. Я понял, что теми, кто видел первый фильм, второй уже не очень хорошо воспринимается. Сравнение в искусстве — очень опасная вещь. Будто тебе говорят: "это твоя мама!", а мама-то другая. Происходит раздвоение сознания. Но то, что фильм потрясающий, видно по тому, как в него влюблены все иностранцы и дети: у них в головах не сидят лекала первоначальной версии. Для этого Данелия и делал этот фильм — чтобы сюжет не ушёл, не остался в Советском союзе.
Кадр из мультфильма "Ку! Кин-дза-дза"
Расскажите о Вашей работе для кукольного театра. Каково это — придумывать роли для кукольных персонажей?
А.У.: Про кукол — то же самое, что про людей. Неважно, кукла это играет, актёр или рисованный персонаж, всё равно у этого персонажа есть имя, есть судьба, есть характер и так далее. Единственное, что может сделать кукольный персонаж и чего не может сделать ни один актёр — это восемь раз перекувырнуться через голову (улыбается). Но, так как я пишу не о спортивных достижениях, а о людях, это практически то же самое. Есть, конечно, небольшие детали, но, в большей степени, это несущественно. Это мог бы быть мультфильм, фильм, что угодно.
В Вашей знаменитой истории "Умная собачка Соня" упоминается Тим Собакин, реально существующий писатель. Как у Вас рождаются сюжеты? Вам больше нравится поэтизировать реальность или самостоятельно создавать литературные образы?
А.У.: В "Собачке Соне" есть не только Тим Собакин, но и дворник Седов — Сергей Седов, известный детский писатель. А если вы спросите у Ольги Альбертовны Муравьевой (главный редактор по детской литературе издательства АСТ — прим. ред.), то она скажет, что был ещё такой худред, которого звали Пчёлкина, как соседку. Там много чего разбросано. Ничего нереального — всё из головы. От первого до последнего рассказа и стиха. (улыбается)
Что нужно для того, чтобы стать детским писателем?
А.У.: Для этого нужно чувствовать себя, должна быть какая-то особая приспособленность. Специально это не получается. Литературные семинары полезны для состоявшихся писателей. А сделать писателем никого нельзя. Можно научить рифмовать с хорошими рифмами, можно научить держать размер. Но сделать так, чтобы это трогало... Всё зависит от "внутренности" отдельного человека: если в нём есть то, что отзывается в других, то это может произойти. Потому что писатель пишет для других. Он должен "камертонить".