Путь Симонова - кумира читателей и зачастую любимца властей предержащих кажется классическим образцом советского "баловня судьбы". Но вышедшие из-под его пера многочисленные произведения в стихах и прозе, сама ослепительная яркость его жизни говорят о парадоксальности, неоднозначности этой сильной и колоритной личности.
Симоновская проза — суть продолжение эпической и психологической традиции , заложенной Толстым и Гюго, Лермонтовым и Булгаковым. Он не просто "военный поэт", ангажированный авторитарно-патриотической ситуацией автор, наоборот! Его перо преодолевает капризы настроений и соблазны пафоса героической эпохи. Перед нами герой, раздираемый войной и, одновременно, благодарный ей за грандиозную возможность проявить себя как художника слова. Тысячу раз рисковав головой под пулями, он насмешливо, порой, цинично относился к реальной возможности "потерять голову" в коридорах власти. Потому что был смел и умён, и ещё… "неверующих на фронте не бывает".
Фото: tvcultura.ruБеда в том, что поверхностный или тенденциозный наблюдатель не отличает Сталинских и прочих государственных премий от боевых орденов, а "влиятельность" Симонова – от благодарности и любви миллионов людей, выпавшей на его поэтическую долю. Ведь только небывалая бескорыстная власть поэта над людскими душами даровала ту почти молитвенную интонацию, с которой вся воюющая страна твердила строки "Жди меня...". Не говоря уж о том, что Симонов создал военную эпопею "Живые и мёртвые" , мозаичную и достоверную, принадлежащую перу скорее Плиния или Ренана, а не Флавия и Тьера - без восхваления тирана.
Правда, он отдал дань памяти сюзерена (Великого Вождя и Учителя). Первый раз Симонов возблагодарил его сразу после смерти, в сакраментальном 1953 году. Написал в "Литературную Газету", где был редактором, статью о роли Сталина в святом деле Победы. Он не мог иначе. Он и стансы писал вождю. И дело не в том, что, как говорили позже сторонники компромиссов, кто не писал панегириков тогда? И Мандельштам писал, и Булгаков... И даже не в том, что юношей в 1938 году он сочинил поэму "Павел Чёрный", воспев лагерный труд на Беломорканале.
Но когда на "показательном" ХХ съезде КПСС шакалы драли поверженную тушу крупного хищника, Симонов не хотел к ним присоединяться . Он был свято уверен, что Победа без роли того, кого травят, не обошлась. Околдован был писатель "дьявольской волей", или был искренен, сейчас не суть важно. Важно то, что он трезво смотрел на вещи. И ярость Хрущёва с последующим смещением с редакторской должности, как и опалу - длительную "командировку" в Ташкент, принял спокойно и достойно. Как маршал Жуков – своё "падение"в Одесский округ. Сравнивать не совсем корректно, но они оба были людьми военными, а значит, готовыми ко всему.
Фото: lenta.ruВторая попытка Симонова свести счёты с эпохой и "самому рассказать о времени и о себе"- трудный, искренний, без самобичевания и оправданий пассаж, написанный и опубликованный в середине 1970-х, в совсем уж, "вегетарианское время" по выражению А. Ахматовой, в травле которой он в своё время участвовал. Это исповедальная публицистическая проза "Глазами человека моего поколения. Размышления о Сталине". Поэту, воину и чиновнику хватило мужества увидеть себя и своё поколение "...при свете истории и совести".
Причастность Симонова к войне и ко всему "военному" началась с генеральских пелёнок, в которые завернула его по рождении мама - генеральша Александра Леонидовна, урождённая Оболенская. Отец - генерал, Михаил Агафангелович Симонов, в этот день 28 ноября 1915 года, по-видимому, вовсю разбрасывал приказы по пехотному полку, которым командовал с начала 1-й Мировой. Затем, с 1917 года он был начальником штаба 43-го корпуса. Затем ушел в Польшу, писал письма жене с призывами последовать с сыном за ним в эмиграцию. Понятно было его беспокойство о близких, оставшихся в революционной стране, но… у маленького Кирилла уже появился отчим, тоже бывший полковник царской армии, а теперь офицер Красной. Преподаватель красных военных училищ, сперва в Рязани, потом в Саратове. Так что Кирилл (до 1939 года писателя звали именем, полученным при рождении) Симонов - в полном смысле дитя военных и военного времени.
Уход в токари после семилетки, в "Фабзавуч" и рабочим на авиационный завод, уже по приезде семьи в Москву, сам писатель впоследствии объяснял любовью к технике и "осавиахимивской" болезнью многих комсомольцев-энтузиастов. Те, кто объясняли его "советскость" пролетарским камуфляжем дворянского происхождения едва ли правы: очень уж активно, мотивированно Симонов стал выполнять первую Пятилетку в четыре года за станком. Да и платили заводским неплохо.
Долгая киностезя Константина Симонова начиналась с того, что он оказался вскоре после завода техником на Межрабпомфильме. А еще он начал споро и "по теме" писать стихи, и с 1934 года учился в Литинституте, а с 1938 года оказался в аспирантуре МИФЛИ. Показательно, что ещё на студенческой скамье Симонов получил прозвище "комбайн" за плодовитость и расторопность, заметную даже на всеобщем фоне литературного бойкого молодого движения. Были энергия и плодовитость Симонова таковы, что на него обратили внимание: пошли публикации, напечатали его полноценную историческую поэму "Ледовое побоище" (возможно , автор пленился эйзенштейновским "Александром Невским").
Фото: novayagazeta.ru
А дальше судьба позвала на Халхин-Гол в Монголию. Судьбоносной стала телеграмма в Москву от главного редактора газеты "Героическая Красноармейская". Депеша была истинно фронтовой: "Срочно пришлите поэта!". Нашли и направили из всей Москвы именно его, молодого поэта Константина Симонова. Перед самой поездкой он поменял имя,- не выговаривая "р" и "л", трудно отправляться на фронт Кириллом - солдаты могут чепуху какую-нибудь с таким "военкором" в окопах выкинуть. Это он , автор батальной поэмы, офицерский сын, хорошо понимал… Но главное, что, Кирилла или Константина, а нашли именно Симонова – и отправили на фронт биться "штыком-пером" с врагами-самураями.
Так Симонов сам стал самураем. На всю оставшуюся жизнь. Мы так долго говорим об этих удачливых пропилеях (ещё его пьесу в Ленкоме тогда поставили, с одной известной актрисой в главной роли), потому что всё это представить ещё можно, хотя и выглядит слишком литературно, а дальше - шалишь!..
Дальше представить трудно. Шутки в сторону: мы видим Константина Симонова посреди поля под Могилёвым в июле 1941 года. Поле это простреливается со всех сторон из пушек и пулемётов танков Гудериана. И поэт-военкор в составе остатков 172-й дивизии прорывается из окружения через это белорусское поле. Позже он напишет в первой части своей знаменитой трилогии о выходе из окружения. Это будет достоверное художественное слово солдата и писателя о том, что в первые роковые дни войны наши рядовые и офицеры не бегали по полям, как испуганные кролики, а подбивали немецкие танки, и сохраняли свою жизнь не поднятыми руками, а штыком и прикладом, чтобы пробиться к своим и драться дальше.
…Гораздо позже, после смерти 28 августа 1979 года в Москве, прах писателя Симонова по его завещанию будет развеян над Буйничским полем.
Он побывал, кажется, на всех фронтах Великой Отечественной. Шёл в пехотной цепи в контратаку, обороняя Крым. Одесса. Сталинград. Боевой рейд подводной лодки. Курская битва. Белорусская операция. Освобождение Чехословакии, Венгрии, Югославии. Вот так проходят войну
"с лейкой и блокнотом, а то и с пулемётом...".
Фото: 0gnev.livejournal.com
Симонов - один из первых, кто оказался в только что освобождённом Освенциме. Он присутствовал в зале суда в Харькове на первом в истории процессе над военными преступниками. И, наконец, замечаем Константина Симонова его за историческим столом в Карлсхорте, округе Берлина, в 1945 году, на подписании акта о капитуляции фашистской Германии.
Он проносился с необыкновенной скоростью по всей Великой Отечественной войне, оставляя за собой вёрсты, письма, репортажи, очерки. Из них вырастали сборники.
"Солдатская слава", "Честь командира", "Письма из Чехословакии", "Югославская тетрадь", "Славянская дружба"… Как странно сегодня это всё звучит... Какой пепел стучался в его сердце?..
Что было после Победы?.. А что могло Симонова ждать при четырех боевых орденах, "флотилии" медалей, звании полковника и всенародной славе?.. Он депутат Верховного Совета СССР, кандидат в члены ЦК КПСС, заместитель секретаря, впоследствии секретарь Союза писателей СССР; главный редактор " Литературной газеты" и журнала "Новый мир" в разные годы.
На литературном посту Симонов сделал много хорошего. Способствовал возвращению в печать романов Ильфа и Петрова; "проталкивал" первое журнальное издание "Мастера и Маргариты" Булгакова, напечатал "По ком звонит колокол" Хемингуэя, способствовал публикациям Лидии Гинзбург, Варлама Шаламова, Андрея Алдана-Семёнова. Помогал созданию театров "Современника" и "Таганки". Он не был начётчиком, был челобитчиком, - его стол был всегда завален прошениями, справками, просьбами, черновиками предисловий к чужим книгам, отзывами, рецензиями.
Хотя есть в его творческой биографии и неоднозначные страницы. Он объездил полмира — Европу, США, Китай, Индию, - повидал, послушал, сделал свои выводы. Они были простыми - защищать надо свою страну и завоевания Великой Победы. Потому Симонов и написал постыдную в годы "борьбы с космополитизмом" оборонную пьесу "Чужая тень".
Но на Вьетнамскую войну он выбрался! В 1970 году. И написал книгу " Вьетнам, зима 70-го". Есть там характерные строки: - "Сидят ребята, ждут ракеты, как мы когда-то в России где-то..."До сих пор Константин Симонов во Вьетнаме национальный герой.
Как многих русских писателей, природа не обделила Симонова страстями, муками и приключениями. Он много читал и писал, воевал, умел дружить, служил – но и Вакх и Венера не обошли его своим пристальным вниманием.
Фото: ВикипедияВстаёт перед глазами известная фотография Симонова и Валентины Серовой. Войне, заметно, скоро конец, или уже конец. Американский (полученный по лендлизу) джип застрял в грязи. На машину опираются мужчина и женщина. Он - сумрачный красавец кавказского типа, брутально усатый, стоит, смотрит в сторону. На нем дорогой кожаный офицерский плащ с подполковничьими погонами, сапоги яловые, по званию, но выпачканные грязью. Она – блондиночка, сидит на бампере, неловко, по-девчоночьи сдвинув коленки, стервозно смотрит перед собой, немного любуясь собственным своеволием. Береточка актёрски сбита на макушку… Про таких говорили тогда на фронте: "...ндравная бабочка!". Не любит она его — советского кавалергарда! Это очень заметно. И ничего тут не поделаешь.
Звучит хемингуэевская нота: "Мужчины без женщин". Или гумилёвская: "Сегодня ты придёшь ко мне , сегодня я пойму - зачем так страшно одному...". А мы шепчем про себя из пронзительного лирического сборника "С тобой и без тебя", "порохового" 1942 года издания, про актрису Серову: "...За то, что в дом мой, сломанный войной, ты снова явишься едва ли...", или: "За то, что, просьб не ждя моих, пришла/ Ко мне в ту ночь, когда сама хотела...". А над всем этим: "…Ожиданием своим ты спасла меня!". И, может быть, это и есть самый подлинный Константин Симонов?!
