В относительно новом спектакле Ульяновского драматического театра им. И.А. Гончарова “Палата бизнес-класса” могло не сложиться все, что только возможно. Откровенно слабая драматургия с потугами на острую сатиру, режиссерский цейтнот постановщика Максима Копылова, не вполне осознанное понимание быта олигархов государственного уровня актерами… Но в целом сложилось вопреки всему. Как и почему – попытаемся разобраться.
Автор сатирической комедии не Чехов, не Салтыков-Щедрин и даже не Зощенко. Некто Александр Коровкин до сих пор был известен лишь самым внимательным телезрителям. Его фамилия пару раз мелькала в титрах сериалов “Бедная Настя” и “Неотложка”.
Когда господин Коровкин решил пожать лавры нового русского сатирика, то под звучным псевдонимом (просто перевернув свою фамилию) Ник Ворок написал несколько комедий. Достаточно проходных, скорее даже априори антрепризных, но театральные кассы при правильном подходе спасающих.
Сергей Чиненов. Фото: Ульяновский драматический театр им. И.А. Гончарова
В том числе, и “Палату…” с кажущимися автору смешными диалогами и актуальными социальными вставками вроде: “Они обирают нас, мы, по возможности, их – социальный баланс”. Или “В больнице другие ритмы, поэтому в стране такая смертность”. Получилось в лучшем случае петросяновское “Кривое зеркало” с шуточками для люмпен-пролетариата: “Впечатление, что тебе вырезали мозг, а не геморрой”.
Под занавес прошлого года кассу симбирской драмы в очередной раз надо было не просто спасать, но аврально вытаскивать. У полновластной хозяйки театра Натальи Никоноровой для таких случаев имеется сын бывшего худрука Юрия Копылова – Максим. Парень яркий, талантливый и креативный. С режиссерским образованием, но актёр. А значит, драматургический материал улавливающий двойным обонянием.
Максим Юрьевич, аки палочка-выручалочка, всего за три недели, как мог, причесал неудобную пьесу о крупном государственном чиновнике-коррупционере, которого болезнь прямой кишки спасает от неотвратимого прокурорского возмездия за теневые бизнес-схемы.
Фото: Ульяновский драматический театр им. И.А. Гончарова
Тут действительно могла бы получиться едкая сатира. Но Коровкин-Ворок оказался для этого недостаточно смел, а Ульяновский драмтеатр все-таки государственное учреждение культуры. И совсем уж внаглую кусать дающую руку поостерегся. Посему получилась просто комедия положений с прятками в сортире и прыжками из окон. Не без изрядно замаскированных и тщательно припрятанных вторых планов.
В результате – публика искренне хохочет, от души аплодирует и голосует рублем. И несет, несет, несет денежку в театральную кассу. Разве не это сегодня главное в храмах Мельпомены по всей стране? Поэтому до Ульяновска творение Ворока появилось в репертуаре российских театров – от Волгограда до Приморья…
Труднее всего в симбирской драме Марку Щербакову, Оксане Романовой и Татьяне Денисенко, играющим, соответственно, чиновника Разницкого, его взбалмошную супругу Лору и неадекватную любовницу Жанну. Сознание бюджетных актеров просто не в состоянии объять необъятное чиновничье миропонимание с личными авиарейсами для породистых собак, домиками для уточек и загородными виллами величиной с государство Ватикан.
Фото: Ульяновский драматический театр им. И.А. Гончарова
И тут Копылов протянул актерам руку помощи, решив спектакль в ключе итальянской комедии масок “Дель арте”: когда в личном адвокате Разницкого (Сергей Чиненов) с первого появления на сцене узнается вечно ноющий Пьеро, а жена и любовница главного героя поочередно превращаются то в Коломбину, то в Пульчинеллу. Марк Щербаков временами не просто хохотабельный плут, но помесь головлевщины и глуповщины. При всем анекдотическом воплощении алчности из главного героя то и дело вылезает некое подобие болезненной рефлексии. И мы видим человека, который больше не распоряжается своей жизнью. Деньги и Система руководят им и не дают права ни на слабость, ни на болезнь, ни на искренние чувства. Но это, так сказать, для любителей изящных выкрутасов.
А в целом актеры стараются, как могут, быть смешными, не выпадая из общей стратегии комедии масок. Кому-то удается лучше других. Например, Кристине Каминской, играющей элитную медсестру Илону в облачении прет-а-порте, напоминающем кимоно с газовым шлейфом и с недетскими претензиями на великосветское хулиганство.
Или приобретенному ульяновским драматическим в этом театральном сезоне Николаю Авдееву. Тюзовское прошлое помогает ему с видимой легкостью справляться с ролью звезды подмостков, известного актера Изумрудова, по нелепой случайности оказавшегося соседом Разницкого по палате бизнес-класса. Авдеев с показным шиком справляется с ситуацией, когда в невзыскательном приходится искать возвышенное. Он временами достоверно капризен, но в своей простоте и доброте органичен настолько, насколько может быть таковым ребенок, пусть и переросший нежный возраст. Это тот случай, когда актер изначально сильнее драматургии и режиссуры в одном флаконе. На Авдееве “дельартешные” страсти заканчиваются. Не принимает их его актерская природа, замешанная на внутреннем психологизме происходящего. И тем интереснее за этой битвой наблюдать.
Николай Авдеев. Фото: Ульяновский драматический театр им. И.А. Гончарова
В целом, в честном отношении актеров к неудобному материалу на фоне подчиненного спасению театральной кассы всеобщего азарта – главная прелесть премьерного спектакля. Вообще, сценически воплощая пьесу Коровкина, велик соблазн превратить происходящее в палату номер шесть. Отчасти не вполне удалось уйти от этого и Копылову и Со.
К почечуйным страданиям современного государственного деятеля возвращает сценография уже утвердившегося на ульяновской сцене заслуженного деятеля искусств Украины, бывшего художника луганской драмы, бежавшего от войны на мятежном Донбассе и нашедшего приют в Ульяновске Владимира Медведя. Его декорации по-больничному стерильны и статусно роскошны. Но и провокационно сюрреалистичны при этом.
Абсурдистские лавры Сальвадора Дали не дают покоя Медведю, словно из банального желания обслужить высокопоставленного чиновника по первому разряду. Все художественные средства в данном случае хороши и идут в ход: от больничного халата пациента из шитого золотом алого шелка до непрочной границы разумного в “географии” самой платы. Где окно чаще ведет в подпол, а герои вероятнее всего не выйдут в дверь, а уползут на коленках в низкий лаз.
Фото: Ульяновский драматический театр им. И.А. Гончарова
Особый респект Медведю за массивную койку главного героя размерами с одну шестую часть суши, изголовье которой украшает мраморное изваяние, а кнопка вызова медсестры запускает мигалку и разъезжающий по всей сцене ватерклозет… При всей околоплинтусности юмора, диктуемого рамками пьесы, есть в этом симпатичный символизм, привязывающий происходящее к здесь и сейчас.
У Ворока предусмотрен романтический финал. После всех хулиганских хитросплетений сюжета, умышленно плюсуемых и гиперболизированных режиссером и актерами симбирской драмы, романтика скорее отдает сериальной мелодрамой. Публике “стараются внушить миру простую мысль: за деньги можно приобрести усердие, но не верность и искренность”– из театрального пресс-релиза. И еще оттуда же: “Этот “сухой остаток” и выносят зрители из театра после двухчасового хохота в зрительном зале”.
Вроде как, запрограммировали нужную реакцию. Играть теперь при этом можно все, что угодно. Что там выносят зрители – непонятно. Но, впрочем, и не стоит искать в новом спектакле особых смыслов, логичного мейнстрима и тем более гоголевской “кафедры добра”. Месседж нового спектакля проще. Он – развлекательный в чистом, непастеризованном виде. Востребовано? Несомненно. А спрос по-прежнему все еще рождает предложение.
