Время действия колебалось от эпохи создания новеллы Мериме (она – в основе либретто) до наших дней. В зависимости от фантазий режиссеров Кармен одевали то в старинные испанские платья с оборками, то в современные мини-юбки. Страны пребывания героев тоже менялись.
Режиссер Александр Титель и сценограф Владимир Арефьев вернули историю в Испанию, но действие происходит в конце пятидесятых годов прошлого века, во времена диктатуры Франко.
Этот спектакль – тщательно выделанные картинки из жизни низов общества. Послевоенная бедность такова, что каждый устраивается как может. Нравы жесткие. Поступки криминальные. Сантименты никого не интересуют. Ну разве что Хосе и Микаэлу.
Фото: Сергей Гутник Драки поставлены смачно, без прикрас. Чуть что, все хватаются за наваху. На сцене нет ни бурлящей площади в Севилье, ни мрачных гор с логовом контрабандистов, ни арены для боя быков. Есть пространство, с двух сторон – справа и слева – зажатое грязными, облезлыми стенами с подвижными металлическими ставнями. Это, в зависимости от нужд действия, и казарма Хосе, и табачная фабрика, и владение Лилас Пастья, и склад. Даже вход на ристалище, где Эскамильо празднует триумф.
Остальное добавлено по мере надобности: ящики с вином, металлические заборы, которыми солдаты огораживают толпу, качающаяся лампа под потолком дешевого кабака, кучки камней на дороге, затерявшийся после войны броневик, на котором играют дети. Выжженное солнцем небо или черная, как уголь, южная ночь – в этом мире в природе, как и в характерах людей, нет полутонов.
Чтобы поглазеть на выходящих с фабрики работниц, мужчины Севильи приезжают на трамвае, толкая друг друга и жадно прижимаясь к окнам. (И на трамвае Кармен сбежит от тюрьмы). Банда, к которой вынужден примкнуть Хосе, торгует оружием, по ночам выкрадывая его со складов и загружая в огромный грузовик.
Фото: Сергей Гутник Приметы Испании возникнут лишь в финале, когда женщины, наряжаясь на праздник, воткнут в волосы гребни с мантильями. Но те, кто знаком с живописью Пикассо, узнают ее мотивы в аллегорических интермедиях, прослаивающих “реалистический” спектакль: мальчики и юноши, играющие с головами быков на палочках. Погружение в эмоциональный и смысловой лейтмотив действия – нападение и оборону. Испытание мужества и воли. И отзвук глобальной темы “жизнь как коррида”.
Фото: Сергей Гутник Музыка исполняется в авторском варианте – без речитативов, с разговорными диалогами. Так, по мысли Тителя, публика приблизится к жесткой прозе происходящего. Солдаты в камуфляже, тореро – развязный кумир в “богатом” белом костюме, лениво курящие табачницы в сексапильных халатиках, брутальные контрабандисты в кожаных куртках, наивное платье в горошек, в котором Кармен встретит смерть – всё это часть концепции.
Хосе знакомится с цыганкой случайно, когда, мчась с донесением, толкнет ее, с цветком в руках флиртующую с офицером. Ее потянет к нему от досады. Его к ней – от удара молнией: простой парень не привык к женской беззастенчивости. Но если, как подчеркивает Титель, для женщины главное в жизни – новизна и смена впечатлений, а ревнивому мужчине из деревни важны верность и патриархальные ценности, – трагедия неизбежна.
На сцене кипит быстрая, подвижная жизнь, далекая от сложных рефлексий и раздумий. Цепь роковых событий сплетается из спонтанностей. Настроение героев может меняться мгновенно. Только что плясали в упоении (пластику ставила Татьяна Баганова, известный мастер современного танца) – и вот уже обсуждается воровской замысел, а Цунигу безжалостно и расчетливо расстреливают, чтобы повязать Хосе кровью.
Фото: Сергей Гутник
Режиссер настаивает, что “Кармен” по форме – почти мюзикл, с “зародышами свинга”. Для режиссера опера Бизе многолика: это “рассказ об опасности любви”, оптимистичная история с трагедией в финале.
Титель, как он говорит, мечтал бы поставить “Кармен” в колонии для заключенных. Потому что “там знают, что такое животный страх, что такое опасность, удар ножом”. Пока до колонии дело не дошло, но в Екатеринбурге удалось сотворить динамичный и “атмосферный” спектакль, в котором труппа хорошо вникла в указания постановщика и умело это играет. Смесь “неореализма” и толики поэтичной условности, придуманная Тителем, куда как хороша для этой оперы.
Фото: Сергей ГутникОркестр под управлением Михаэля Гюттлера быстро бросился в увертюру, как в омут, и в дальнейшем звучал собранно, гибко и без чрезмерной “испанщины”, хотя с огрехами у медных духовых.
Да и с солистами, увы, музыканты не раз расходились. Особенно пострадал квинтет контрабандистов, сам по себе сложный и спетый солистами екатеринбургского театра вполне искусно.
К московскому показу роль Микаэлы (Ольга Пешкова) претерпела изменения. Эта девушка с косичками ранее тоже хваталась за нож, но теперь ее темперамент немного приглушен, хотя все равно далек от традиционной сусальной сахаристости.
Фото: Сергей Гутник Самая большая трудность – слушать солистку московского Музыкального театра Ксению Дудникову (Кармен). Ее густой, бархатистый, роскошный голос (“мирового класса”, восхищались знатоки в кулуарах спектакля) регулярно бывал неточен в интонациях, а французские слова звучали как-то скомканно. Как будто природную мощь голоса намеренно, но не совсем удачно, сдерживали, чтоб возникла легкость и маневренность, требуемая во французской опере (да еще похожей на мюзикл).
Зато Хосе (солист Ереванского театра оперы и балета Липарит Аветисян) был безупречен. Мало того, что его тембр очень красив, а французский язык хорош. Фантастическое чувство мелодии, точность вокальных деталей, актерский темперамент, оптимальный баланс между мелодрамой и трагедией – певец учел все. Как можно было предпочесть нахрапистого, но не ослепительно поющего Эскамильо (Александр Краснов) такому совершенству – останется на совести Кармен.
