20 декабря 1941 года, в Таллинне, оккупированном немецкими войсками, завершил свой поэтический и земной путь один из самых загадочных, скандально-пикантных поэтов ХХ века, пишущих на русском языке. Или не совсем русском, как утверждают некоторые критики – ярые "гробокопатели" всяческих заманчиво-разрушающего "...измов" - символизма, акмеизма, имажинизма, маньеризма, футуризма, модернизма… в общем, декаданса. А Игорь Северянин, к слову сказать, объявил себя эгофутуристом. Правда, ненадолго.
Ну конечно: "Я, гений Игорь Северянин / Своей победой упоён: / Я повсеместно оэкранен...", "Ананасы в шампанском! Удивительно вкусно, искристо и остро...", "Это было у моря..." и ещё на ум приходящее разговорное "качалка гризелки" (в смысле, грёзы).
Северянин фигурант публичный, эстрадный. Он завораживал легионы читателей, толпы непосредственных зрителей в престижнейших столичных залах. Его длиннофрачной долговязой статью и породистым лошадиным лицом, распевом ловко нанизанных неологизмов были покорены Петербург и Москва, Кишинёв и Бухарест, Берлин и Рига, Киев… и Жмеринка.
Игорь Северянин. Фото: testet.ruДа что там – Париж! Он выпевал свои "поэзы"и "триолеты", поводя аполлоническими очами поверх голов публики. А та сомнамбулически вкушала. Он был пиит-медиум, мог окудесить (как сам бы сказал) своими пряными вокабулами студентов и гимназисток, офицеров, модисток, истерических барынек, содержательниц салонов, отцов семейств. И, что самое интересное, "серьёзных" поэтов и литераторов тоже: Брюсова, Фофанова, Лохвицкую, даже Пастернака с Маяковским, даже Горького...
Но это всё после, после…
А в погожий петербургский денёк 4 мая 1887 года родители новорожденного Игоря, воспринявшие чадо на фешенебельной Гороховой улице, где проживали, и представить не могли, какого сладкоречивого змия, верней, мифологическую медоточивую поэзо-Сирену выпускают в кущи российской словесности.
Отец, Василий Петрович Лотарёв, из мещан, неукротимым прилежанием и технической смекалкой дослужился до солидного чина — штабс-капитан железнодорожного батальона. Мать, Наталья Степановна, происходила из рода Шеншиных (столбовые дворяне!). Неопределённая, но драгоценная дальность родства с Фетом и Карамзиным.
Так получилось, что сугубо технические занятия отца и гуманитарные устремления матери в 1896 году привели судьбу отрока Лотарёва в состояние неприкаянности. Но сложилось даже к лучшему: сначала мужающий Игорь жил в патриархальных пенатах Череповецкого уезда в имении родственников отца. И отец с ним. А потом был отъезд в очень дальний город под названием Дальний, аж в Маньчжурию. Когда Игорю исполнилось 16 лет, его отправили к папе: Василий Петрович после выхода в отставку принял должность коммерческого агента.
Несмотря на всего лишь четыре класса Череповецкого реального училища и удалённость от бурлящих столиц, отрок был образован блестяще, в истинно дворянской культурной традиции, и уже с 4-х лет баловал публику чужими (русские классические) и уже собственными осмысленными виршами.
Игорь Северянин – детские изображения. Фото: ya-zemlyak.ruДругое обстоятельство тянет на всамделишный эпос: мальчик оказался в зоне закручивающейся воронки Русско-Японской войны. Прибавим к этому неповторимый колорит Дальнего востока. Тихий океан, солдаты, матросы, дредноуты и канонерки воюющих эскадр. Но перед самым началом серьёзных баталий отец умирает…
Игорь возвращается к матери в Гатчину. Не изменяя северным широтам своей житейской одиссеи и приметному псевдониму. Северная Столица прославит нашего русского скальда, а вполне северный Таллинн в конце концов приютит уже усталого путешественника…
Перо его, 17-летнего петербургского неофита, терзают две известные страсти – война и любовь. Гонимый патриотической военно-морской музой, пылкий юноша на деньги благородного дяди издаёт несколько поэтических патриотических брошюр. Там играли бронёй, волной и отвагой: "Гибель "Рюрика", "Подвиг "Новика", "Захват " Решительного" (вспомним тему дредноутов).
И в солдатском журнале "Досуг и дело "Рюрика" таки напечатали. В лирических излияниях, нежной причиной которых стала первая страсть поэта к обворожительной Женечке Гуцан, молодой шевалье преуспел менее. Но это пока! Вся его куртуазная, жеманно-сладострастная стихия ещё впереди. Но пробы любовного пера были по-своему трогательны. Может быть, потому, что ему ещё не были впору тогда шпоры циничного Казановы: "...А потом отдавалась, отдавалась грозово..."
Ананасы в шампанском. Фото: 900igr.netНо вот у Северянина выходит первый полноценный поэтический сборник "Зарницы стихов". В 1908 году. И название умное (настоящие грозы впереди), и время подходящее… Корпус отечественной словесности бурлил, пучился переменами: как опара из горшка лезли новые направления и имена. Неиссякающий поток рифмованных строк, окрещённый "Серебряным веком" русской поэзии, стал необходимой эпидемией для читателей всех мастей, возрастов и гражданских состояний.
Это уже не были дисциплинированные соревнования признанных титанов ХIX века. Разноплемённая поэзия 10-х годов нового века сметала все устоявшиеся формы и нормы. Сдёргивала лавровые венцы не только со священного чела Пушкина. Колебались пьедесталы признанных жрецов-символистов: Вячеслав Иванов, Брюсов, Белый перекочёвывали в архаики. Блока в период его наимощнейшего расцвета обвиняли в самоповторах. Вовсю бесчинствовали футуристы с молодым кашалотом Маяковским и ядовитыми Бурлюками. Есенин с Клюевым и Шершеневичем ворожили над иконами и душистыми полевыми травами. Городецкий с товарищами язычниками тревожили тени забытых Перунов. Саша Чёрный и Кузмин ёрничали чем дальше, тем эротичней. Хлебников , Кручёных, Кирсанов подпрягали к родному алфавиты такие "ваэоми, дзиндзиндзэги, дырбулщирубищуры", что стон стоял по многочисленным столичным и провинциальным поэтическим салонам.
Шарж на Игоря Северянина - признак известности и авторитета в литературных кругах. Ещё тонки хрустальные голоса Ахматовой и Цветаевой, Ещё не грянул "Камень" Мандельштама, ещё пахнут типографской краской Гумилёвские "Капитаны". Скромно модничают Богданов, Сельвинский и Агнивцев.
И тут (внимание!) появляется самый главный возмутитель спокойствия. Он дэнди... О, нет, это не креатура доморощенного Оскара Уайльда, не мрачный Маринетти или Верхарн, не Бодлер, не Рембо малахольный! Никаких "Цветов зла" в разламывающуюся эпоху. И даже не "...чёрная роза в бокале золотого как небо аи". Это "Ананасы в шампанском..."! Совсем другой поэтический сомелье!
Эта высокая загадочная мужская фигура, что так элегантно, несмотря на габариты, умещается и в ландо, и в авто, и на канапе, и на козетке, и на бережке "форелевой речушки". Рокочущий "Громокипящий кубок", сборник, сделавший Игоря Лотарёва "суперстар", влился целительным нектаром в уши гурманов и дилетантов, уважающих традицию – название было взято из Тютчева. Тот тоже был гений и джентльмен.
Строго говоря, Северянин во многом наследовал отечественной традиции. Он присваивал мотивы А.К. Толстого, был не чужд лермонтовскому драматическому замиранию. Недаром его учителями были Фофанов и Сологуб – большие мастера лёгкой фактуры стиха. Брюсов нахваливал его за приятное словоизобретение (принципиально чуждое опытам Маяковского). Северянина тянуло к сверстникам, таким же модераторам нового языка. Отсюда и краткосрочный союз с Р. Ивневым, И.Игнатьевым, К.Олимповым под непрочной сенью эгофутуризма (самодостаточность, снобизм, мизантропия).
Северянинский "Кубок" (1913 год) переиздавался семь раз со всё возрастающими тиражами. Курсистки-бестужевки млели и сметали с прилавков всё, что начиналось на "Гро...". Его новословье блуждало по трамвайным разговорам: "околошить, плутоглазка, ленноструйный, крылеть, грозоветь, ветрить...". А чего стоят "грёзы кларетов", лилии ликёров", "шампанский полонез" (это помимо ананасов).
Сборник "Громокипящий кубок" с авторграфом автора. Фото: auction-imperia.ruКстати, "Ешь ананасы и рябчиков жуй..." - отсылочка Маяковского к своему заклятому другу. Не забудем: Северянин обошёл его на состязании на первенство "Короля поэтов". Он и Бальмонта обошёл в 1918 году. В здании Политехнического музея. Где семечку от яблока негде было упасть. И царило смешанное в вихрь общее зрительское дыхание: "Севвверрррянин Корррроль!!!" А Маяковский был о-о-очень обидчив.
Бывало, Северянина ошикивали, осмеивали. Но в эмигрантскую пору, по понятному закону ностальгии, едва ли не лобызали. Даже Цветаева в Париже преклонила колени. Между прочим, и он, и Вертинский терпеть не могли абстрактных аплодисманов и сентиментальных воздыханий.
Игорь Северянин принял участие в 48-ми сборных концертах с друзьями по цеху. 87 (!) дал лично. Издал 8 поэтических сборников. Написал 4 романа в стихах, статьи, отзывы. Начал составлять учебник по стихосложению...
В революцию "королю поэтов" ещё повезло! С 1918 года он оказывается с семьёй в богоспасаемом эстонском городке Тойла. Перевозит туда больную мать. Приезжает его гражданская жена Мария Вольнянская, исполнительница цыганских романсов. Но скудный эмигрантский хлеб никогда не идёт впрок поэту. Хрупкая прибалтийская идиллия разваливается. Игорь Васильевич фактически вынужден обвенчаться с Фелиссой Круут (она принимает православие). Маленький нюанс: Фелисса совладелица дома, который снимает поэт. И как-то очень гривуазно или безобразно смотрит на шашни Северянина с фрёкен, хозяйкой магазина, где супруги частенько берут продукты. Судьба-насмешница : нежнейшие поэтические политесы и куртуазии оборачиваются пивом и кровяной колбасой.
Игорь Северянин с Фелиссой Круут. Фото: shkolazhizni.ruКак живёт он в следующее двадцатилетие? Слава богу, ездит, концертирует. Переводит эстонских, датских, шведских авторов с подстрочников. В этом ему помогала Фелисса, пока не выгнала из дома от ревности! Участвует в каких-то балканских русскоязычных симпозиумах.
С последней женой, ангелом-хранителем, Верой Борисовной Коренди, школьной учительницей, Северянин перебирается в город Пайде. И тут буквально все болезни "набрасываются" на поверженного поэта. А ведь полным ходом идёт война. Советская Эстония оккупирована. Поэт встречает смерть 20 декабря 1941 года в фашистском Таллинне. Умирает от сердечного приступа. Похоронен на Александро-Невском кладбище.
На его могиле выбиты строки, известные менее, чем претенциозные "Ананасы в шампанском" или хвастливые "Я – гений Игорь Северянин" – но подтверждающие, что он был крупным мастером слова. Это горькая заповедь эмигранта: "Как хороши, как свежи будут розы, моей страной мне брошенные в гроб".
Могила Игоря Северянина. * * *
Создатель предсоветского хайтека, хлюст, обобравший весь гастрономический реквизит с европейского романтического раблезианско-мопассановского древа удовольствий, модный поэт Игорь Северянин взял в руки карту вин. "Сейчас закажет шампанское "Абрау" и ананасов!.." - подумал молодой и впечатлительный Константин Паустовский. Дело было в ресторации "Монтильяни" на перекрестье Литейной и Невского.
-Так-с, мон шер, - официанту, а потом уткнувшись в меню, - штоф "Петровской" из варсофоньевских подвалов, там перегонка лучше… Ну, семужины фунт, огурчиков нежинских прямого засолу… рыбец, ну, знаешь, сычуг, и мороженое из сирени.
Официант: - Из сирени не держим, мудрено-с.
Северянин: - Мудрено?! Ну тогда пошёл вон! Эй, вернись! Пива тогда трёхгорного. Дюжину. С бычком!
Ресторан "Северянин", Санкт-Петербург. Фото: inyourpocket.com