Шварц Чорный: поэт, композитор, социальный предприниматель и философ, астроном и египтолог, психолог и инструктор йоги, член Союза писателей России. О его неординарных текстах и творчестве писали такие СМИ, как «Ревизор», «Литературная газета», «Русская жизнь», «Перемены», «Альтерлит» и другие. Пока новая книга поэта готовится к публикации (о ней позже), предлагаем вниманию читателей авторский блог, посвящённый исследованиям новых интерпретаций поэзии с точки зрения современной психологии и функций бессознательного, поиску экспериментальных поэтических форм и инноваций, изучению ландшафта поэтической конъюнктуры в русскоязычных аудиториях разных стран и многим иным неожиданным темам.
*
Явление принудительных обстоятельств — довольно странное в поэзии явление. Душевный раздрай, оправданный потребностью самостоятельных сближений, немыслим без заявки «свыше», извне. Где свыше — непроницаемое зрительское обаяние.
Окраска сравниваемого. Болезненные заимствования (у мастера они всегда болезненные, но — порой релевантно необходимые). Чересполосица бессознательного. Всё вышеперечисленное способствует напряжению сознания в поисках нагнетания правды. Где правда, в свою очередь, — отголосок туристического мифа с Апеннин, перенесённого в пыльные коридоры «пыльных» московских редакций с затёртыми до дыр сталинскими половиками. Поющими гимн неушедшему, никуда не пропавшему половодью гигантизма.
Научно-описательный метод
Системная бессистемность, в двух словах. Оксюморон канонов, уклоняющихся от веления разума. Практически мошенничество, оставив в покое синтаксис языкового академизма, разразившееся ливнем категориальных подрядов: незамысловатых предложений. За локомотивом подлежащих тянущих вереницы сказуемых с наречиями обстоятельств, — лежащих рядком в преддверии последней точки. Которой нет и не будет — никогда.
Жардиньерки шаблонных статусов, интересующие фигуративными диковинками лишь причастных, оснащены однообразием. Природа коего — протокол. Область научного явления — область факта. Область обывательской мечтательности — суждения в описаниях швейцарских грёз, гор. Всё вместе — изготовленный на дышащей жаром кухне поэзии продукт. Бесполезный — до нужности. Нужный — до бесполезности.
Недревние древности
Заиндевелые стёкла детства обжигают сознание грязной желтизной непрошедшего прошлого. Мы росли. Выросли. И волшебные фонари за окном переместились в подземку метро. Стискивая пути сообщения, тайны человеческих столкновений в складки натруженного синевой неба. Горизонт был до невместимости далёк. Дома и кареты жужжали пчёлами. Пугая нас содрогающимся нетто Солнца: «Symbolism for packing a crowded globe into blue valleys of signs». (Шекспир).
Вёрсты импрессионизма, свёрнутые-свёрстанные в упаковки ненужных афиш, хлопнули сумерками меркантильных причуд, выкинули нас, транспортёров из вчера — в огромный многообещающий мир. На должном месте где стоит почёт. На второстепенном — взаимный сговор.
И нам нечему больше учиться. Только удивляться. И нам нечего больше петь… Бесцельное до сих пор искусство обрело смысл — и пригорюнившиеся, приунывшие поначалу Мастера подняли голову, крикнули умело-наторелых подмастерий и… Нацепив на грудь блестящую бляху пророка скорого грядущего, прочертили себе маршрут. Где конечной точкой был — сегодняшний сей текст. Созданный по наитию. Не специально. Словно был он написан тогда, в далёком детстве с волшебными фонарями за окном.
Припрошенным желтизной безвозвратных дней.
